Она выбросила хвост в мусор, присела на краешек стула и неотрывно следила за тем, как Тиббе открывает банку сардин.
— Можно хотя бы узнать ваше имя?
— Мурли. Юфрау Мурли.
— А меня зовут...
— Господин Тиббе, — быстро сказала она.
— Так меня никто не зовет. Все зовут меня просто «Тиббе».
— Если вы не возражаете, я всё же буду называть вас господин Тиббе.
— Зачем вы забрались на крышу? — поинтересовался он.
— Я... э-э... искала работу. Тиббе удивлённо уставился на неё.
— На крыше?
Она не ответила. Бутерброды были готовы. Тиббе чуть было не поставил тарелку на пол, но опять во-время спохватился. Наверное, она всё-таки ест, как человек. Точно, она аккуратно ела, с ножом и вилкой.
— Вы работаете в газете, — сказала она, прожевав кусочек. — Но работать там вам осталось недолго.
— Откуда вы это знаете?! — воскликнул Тиббе.
— Слухами земля полнится. — Дама пожала плечами. — Заметка не получилась. Ну, эта — про меня на дереве. Очень жаль.
— Вот это да! — не переставал удивляться Тиббе. — Объясните, ради Бога, кто вам об этом насплетничал. Я ведь не говорил никому ни слова!
Ему пришлось подождать, пока она дожует последний кусочек. После чего она собрала оставшиеся крошки и облизала пальцы.
Её глаза прикрылись.
«Сейчас она уснет», — подумал Тиббе.
Но она не собиралась спать. Она лишь сладко щурилась. Тиббе услышал тихий рокочущий звук. Дама замурлыкала.
— Я вас кое о чём спросил, — напомнил Тиббе.
— Ах да... об этом все говорят.
Тиббе тяжело вздохнул. Внезапно он заметил, что дама дрожит от холода. Немудрено — на ней сухого места не было.
— Нет ли у вас сухой одежды, чтобы переодеться?
— Есть. В чемоданчике.
Только сейчас Тиббе увидел под слуховым окном чемоданчик.
— Вам нужно принять горячий душ и переодеться во всё сухое, — сказал он. — Иначе вы завтра заболеете. Вот душевая.
— С превеликим удовольствием, — мурлыкнула дама и, подхватив чём оданчик, направилась в душ. Проходя мимо него, она изогнулась и потёрлась головой о его рукав.
«Она сумасшедшая», — в ужасе подумал Тиббе и отшатнулся, будто к нему приблизился крокодил.
Когда она скрылась в душевой, Тиббе вернулся в комнату. «Уж не собирается ли она... остаться у меня жить? Она говорит, что ищет жилье. Бездомная кошка».
— Нет уж, не на такого напали, — сердито пробурчал Тиббе. — К тому же у меня уже есть кошка. И потом, я очень рад тому, что живу один и сам себе хозяин. И кровать у меня одна. Какой же я дурак, что предложил ей принять душ!
Но вот и она... Дама вошла в комнату.
«Так-так, — подумал Тиббе. — Именно это я и предполагал». Она стояла на пороге в пижаме, халатике и тапочках.
— Вы не позволите высушить это у вас на батарее? — Она показала на мокрый костюмчик, висевший у неё на руке.
— Э... да, конечно, — пробормотал Тиббе. — Но видите ли, я хотел бы сказать вам...
— Что?
— Послушайте, юфрау, вне всякого сомнения, вы можете переждать здесь часок-другой, пока не высохнет ваша одежда. Но не рассчитывайте, что останетесь здесь жить.
— Не рассчитывать?
— Нет, юфрау. Я сожалею. Но это невозможно.
— Ой, — расстроилась она, — даже одну ночку нельзя переночевать?
— Нет, — упорствовал Тиббе. — У меня нет для вас кровати.
— А мне и не нужна кровать. У вас в кладовке стоит большая коробка. Картонная коробка из-под консервных банок.
— В коробке? — удивился Тиббе. — Вы собираетесь спать в коробке?
— Конечно. Если только вы подстелите мне свежую газетку.
Но Тиббе упрямо покачал головой.
— Я дам вам денег на гостиницу. Тут есть одна неподалеку.
Он схватился за свой кошелёк, но она протестующе замахала руками.
— Ах нет! — воскликнула она. — Если действительно нельзя, то я уйду без всяких денег. Сейчас только надену свой мокрый костюмчик и сразу же уйду.
Она стояла перед ним такая растерянная, такая несчастная... На улице подвывал ветер, в окна колотил дождь. В такую погоду даже кошку не отправишь гулять по крышам.
— Ладно, так и быть, оставайтесь, но только на одну ночь, — сжалился Тиббе.
— Можно мне спать в коробке?
— Спите где хотите. Только с одним условием. Вы должны рассказать, откуда вы все про меня узнали. Кто я такой, где работаю и о чём пытался сегодня написать.
Они услыхали мягкий прыжок в кухне. Это мокрый и грязный Флюф наконец вернулся с прогулки.
— Я узнала всё от него. — Дама показала на кота. — Это он рассказал мне. Впрочем, я беседовала со многими окрестными кошками. Они все в один голос рекомендовали мне вас.
Тиббе залился краской. Ему показалось, что он сходит с ума.
— Вы... разговариваете с кошками? — спросил он.
-Да.
«Бред какой-то, — подумал Тиббе. — Эта дамочка явно чокнутая».
— И э-э... как это у вас получается?
— Я сама одна из них, — просто сказала она. «Ну и дела», — подумал Тиббе.
Юфрау Мурли присела рядом с Флюфом возле каминной трубы. Тиббе услышал, как они что-то промурлыкали друг другу. Мурлыканье было вполне дружелюбным. Может, стоит ещё раз попробовать написать о ней заметку?
«На эту ночь я сдал кладовку мурлыкающей даме, которая проникла в мою кухню через слуховое окно и сообщила мне, что прежде была кошкой...»
«В тот же миг меня вышвырнут на улицу», — понял Тиббе.
Он слышал, как они беседуют друг с другом — дама и его кот. Они издавали короткие мурлыкающие и мяукающие звуки.
— И что же говорит Флюф? — поинтересовался Тиббе, естественно, в шутку.
— Он говорит, что ваши карамельки лежат в коробочке на верхней полке книжного шкафа. Вы сами её туда поставили.
Тиббе пошёл взглянуть. Карамельки и в самом деле лежали там.
ПОМОЕЧНИЦА
— И всё-таки я не верю, — сказал Тиббе. — В то, что вы разговариваете с кошками. Наверное, это получается как-то иначе: чтение мыслей или ещё какая хитрость.
— Может быть, — сонно пропела Мурли и зевнула. — Я пошла в коробку, — сообщила она. — Можно мне взять эту газетку?
— Вы уверены, что обойдетесь без одеяла и подушки?
— Конечно, большое спасибо. Насколько я знаю, Флюф любит спать у вас в ногах. У каждого свой вкус. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, юфрау Мурли. Она обернулась от двери.
— Кстати, по пути к вам я услышала парочку новостей, — сказала она. — На здешних крышах.
— Новостей? Каких же?
— У Помоечницы скоро будут котята.
— Ох, — вздохнул Тиббе, — к сожалению, мне больше нельзя писать про кошек. Главному редактору это не нравится.
— Жаль, — сказала юфрау Мурли.
— А ещё какие новости?
— Только одна: почему господин Смит такой грустный.
— Господин Смит? Вы имеете в виду учителя? Я видел его сегодня. И мы вместе помогали вам слезть с дерева. И он вовсе не выглядел грустным.
— И тем не менее это так.
— По-моему, это неплохая новость. — Тиббе потер руки. — У него что, плохое настроение?
— Через неделю исполнится двадцать пять лет, как он работает старшим учителем в школе, — пояснила юфрау Мурли. — Он надеялся, что в его честь устроят праздник. Как-никак юбилей. Но нет.
— Почему же праздника не будет?
— Потому что никто этого не помнит. Все забыли. Он думал, что о празднике позаботятся ученики и коллеги... но никто и в ус не дует.
— Почему же он сам никому об этом не напомнит?
— Этого он ни за что не сделает. Он слишком гордый и упрямый. Так говорит Косой Симон.
— Косой Симон? Это же его сиамский кот!
— Точно. С ним-то я и разговаривала. И он рассказал, почему его хозяин такой грустный. Извините, я пошла в свою коробку.
Она сказала Флюфу на прощанье: «мроу».
«Мриу», — ответил ей Флюф. Наверное, это означало «спокойной ночи».
Тиббе бросился к телефонному справочнику. Хотя был уже поздний вечер, он всё-таки набрал номер господина Смита.
— Извините меня за столь поздний звонок, — зачастил Тиббе. — Я прослышал, что скоро вы отмечаете юбилей. Вы двадцать пять лет работаете старшим учителем. Не так ли?
На другом конце провода долго молчали. Наконец послышался взволнованный голос господина Смита:
— Я верил, что есть люди, которые помнят об этом.
«Не люди, кошки», — хотел было возразить Тиббе, но вовремя осекся.
— Разумеется! — воскликнул он с воодушевлением. — Как же не помнить? Вы не будете против, если я напишу про вас заметочку?
— Мне будет чрезвычайно приятно, — сказал господин Смит.
— Нельзя ли в таком случае зайти к вам? Я понимаю, сейчас уже поздний вечер... но мне бы так хотелось сдать эту заметку завтра. Рассказать о вашей жизни и о школе...
— Приходите, — согласился господин Смит...
В три часа ночи Тиббе вернулся домой. Его записная книжка была до последнего листочка заполнена сведениями о жизни и трудовых подвигах господина Смита. Он на цыпочках прокрался по своему чердаку, но прежде чем усесться за пишущую машинку, заглянул в кладовку.
