И выхода не было тоже.
— Возможны… различные типы противников, подполковник… — решившись, начал Манкузо — первый тип, это иррегулярные комбатанты, боевики местных племенных ополчений. Неорганизованные, но хорошо вооруженные и знающие местность. У них могут быть даже ПЗРК, случаи катастроф британских летательных аппаратов были, британцы это никак не объясняют — но такое количество катастроф случайностью быть не может. С этими комбатантами нужно быть осторожнее, подполковник…
— А остальные типы противников?
— Второй тип противников — сами британцы. Вы не должны допустить, чтобы они наложили лапу на эти обломки и вывезли их к себе.
— Каким образом, сэр? — недоверчиво поинтересовался подполковник — я что, должен стрелять в них?
— Ну… они вообще то наши союзники… операция совместная — но не заблуждайтесь, интересы у каждого свои. В критической ситуации, если все остальные методы будут исчерпаны — да, Ругид, вам придется стрелять в них.
Подполковник не мог поверить своим ушам. Какого черта, что там находится такого, из-за чего возможно придется вступать в бой с британцами?
— И может быть еще и третий противник, третий тип. Возможно самый опасный из всех. В районе может находиться отряд русских специальных сил, который тоже будет охотиться за обломками.
Вот с этого и надо было начинать.
— Сэр, что было в самолете? — напористо спросил подполковник — что там было такого, за чем может охотиться русский спецназ? Что флотский самолет делал в афганских горах, почему русские его сбили?
Контр-адмирал тяжело вздохнул.
— Все что я сейчас скажу, Тимоти, относится к категории "Сжечь до прочтения и спустить пепел в сортир". Это ясно?
— Да сэр.
— В самолете было ядерное взрывное устройство. Его везли на британский полигон, находящийся в северном Афганистане, чтобы провести испытания. У самого аэродрома самолет сбили русские.
Вот с этого и надо было начинать…
— Сэр, ни у меня, ни у одного из моих людей нет допуска на работы, связанные с ядерным оружием. Я не смогу квалифицированно выполнить задачу. Снаряжения у меня тоже никакого нет для такой ситуации за исключением стандартных дозиметров.
— Этого и не нужно. Нужно обезопасить место падения и вывезти обломки.
— Сэр, там зараженная зона, вы это понимаете? У меня нет специального снаряжения, чтобы работать в зараженной зоне.
— Там нет зараженной зоны. Устройство было в специальном контейнере, а этот контейнер — в еще одном контейнере. Заражения не может быть. В любом случае, первыми пойдут британцы из отряда ПСС, они замерят уровни радиации. И вы тоже проведете замеры, как приземлитесь.
— Сэр, если утечка радиации все-таки есть — каковы мои действия?
— Перекрыть подходы к месту катастрофы с севера, занять позиции, сообщить об утечке и заражении местности. Не допустить подхода русских специальных сил, и ждать прибытия особой группы министерства энергетики со специальным снаряжением для работы в зараженной зоне. После прибытия — обеспечить безопасность ее работы и эвакуироваться вместе с ними. Удаление от места катастрофы при этом варианте — не меньше километра, ближе не подходить.
И это спасет от радиации, как же… Как я перестал беспокоиться и полюбил атомную бомбу[3]…
— Как выглядит этот… контейнер?
— Размеры — примерно полтора метрам на полтора вес — примерно восемьдесят килограммов. Сделан из титанового сплава… в общем довольно сложная и прочная вещь.
— Там есть… ручки для переноски или что-то в этом роде? Он находился в грузовом отсеке?
— Да, он находился в грузовом отсеке, что же касается ручек… мы не знаем, подполковник, с этим вам придется разобраться на месте.
— А как же тела летчиков? Их тоже эвакуировать?
— Нет. Только контейнер. Все остальное потом.
— А как же русские? Если они сбили самолет — скорее всего они уже знали что в контейнере, и они туже выслали группу. Им лететь всего сто сорок километров.
— Нет. Вся территория под нашим контролем. Там сейчас пасет АВАКС, да и спутники работают. Ни один вертолет с русской стороны границу не нарушал.
— Они могли заранее закинуть группу.
— В этом случае им придется искать место падения самолета и выдвигаться к нему пешком. По горам. Так что форма, если вы поторопитесь — у вас будет. Хоть и небольшая.
С совещания подполковник вышел с гудящей головой, такого он ну никак не мог предположить. Очередное дерьмо… как вообще могло хватить ума отправить туда самолет с устройством? Сто сорок километров от русской границы, дестабилизированная страна, тяжелейший рельеф местности. Как вообще кому то в голову пришло тащить туда ядерное устройство?
Подполковник, погруженный в мысли дошел до того места, где тренировались его люди, проверил, не оставили ли гильзы на палубе. Затем направился к своему вертолету…
Поднятая рука, сжатая в кулак — стоп. Кулак разжимается — рассыпаться, занять позиции. Все команды подаются рукой, одно оброненное слово может означать провал. Четверо — как один, ошибется один — погибнут все. Вот такая суровая арифметика…
Даже погибая, пилот этого самолета сделал все, что возможно, чтобы спасти машину. Последним осознанным движением он направил машину вдоль ущелья, и максимально, насколько мог, вывел ее в горизонтальный полет, чтобы она не врезалась в землю под прямым углом, а легла на брюхо.
И ему это почти удалось — самолет рухнул брюхом на каменистый склон, пропахал по нему почти сотню метров, потерял все плоскости и скорежил фюзеляж — но тем не менее, десантный отсек остался относительно целым. При такой посадке — это героизм.
Араб мельком взглянул на часы. То, что он делал, было безумием, британцы могли вернуться в любой момент, при падении самолета на выручку экипажу положено посылать ПСО, поисково-спасательный отряд, подготовка этих ребят мало чем уступает подготовке разведчиков-диверсантов, только задача у них противоположная. У диверсантов — взорвать, уничтожить, убить, разрушить, у поисково — спасательного отряда — вытащить, вывезти, вырвать из лап смерти попавших в беду пилотов…
Он сам не знал, почему его заинтересовал упавший самолет, и когда рев реактивных двигателей над головой сменился тишиной — он поднял группу и пошел к месту падения. Он спешил — надо было уходить из квадрата, уходить пока их следы не нашли и не началось прочесывание — но вместо того, чтобы уходить от самолета, он наоборот шел к нему и вел группу. И сам не понимал почему.
А самолет то североамериканский. Точно североамериканский, вон звезда на фюзеляже. Причем не обычный транспортный самолет — а способный взлетать и садиться на авианосец. И какого черта американский самолет делал в горах Афганистана?
Прижавшись к искореженному фюзеляжу самолета, Араб прислушался, пытаясь уловить, что происходит внутри. Могло быть всякое. Кто-то, возможно, остался жив и сейчас, умирая, держит в руке гранату с выдернутой чекой, чтобы забрать на тот свет хоть кого-то с собой. А может — и пистолет, наведенный на люк. Он помнил, ему его учил Немой — бывают спецы лихие, а бывают старые. Старых и лихих не бывает, причем в его случае его лихость — это смерть не только для него, но, скорее всего и для всей группы.
Так ничего и не услышав, Араб примерился, достал из кармана моток лески, привязал один конец к люку, который показался ему не слишком поврежденным, отошел метра на три и со всех сил потянул. Леска больно впилась в ладонь, даже защищенную перчаткой, стиснув зубы Араб тянул и тянул — и, наконец, люк поддался, со скрипом выпал из проема, повис на одной из петель.
Держа наготове пистолет, Араб подошел к люку, осторожно заглянул внутрь фюзеляжа — и отпрянул. Прямо на него щерился окровавленным ртом мертвец! Подернутые мутной пленкой небытия глаза, ощерившийся осколками зубов рот — он был похож на героев фильмов ужасов, какие часто крутили на синематографе. Чуть дальше лежал еще один мертвец, а за ними было…
Араб отшатнулся, привалился к боку самолета. Вдохнул, задержал дыхание, выдохнул. Вдохнул, задержал дыхание, выдохнул….
В лагере их учили. Был там так называемый Ваня. Ваней звали манекен, сделанный из обычного манекена для демонстрации мод в магазине, старой и рваной армейской формы, и кровавых ошметков с бойни. Инструктор прятал в глубине этого самого месива какую-нибудь железяку и — ищи. Копаешься руками в мерзко пахнущей, горячей жиже, желудок поднимается к горлу, тучи мух, смеющиеся товарищи — это смешно, когда сам не шмонаешь такого вот Ваню, когда сам — очень даже не смешно. По первому разу рвало всех ходили зелеными, стирали форму. Потом привыкли, и кровавое месиво кишок уже не казалось таким отвратным. Второй этап этого упражнения на преодоление брезгливости — курсанты ездили по местным аулами, кишлакам, за бесплатно резали скот. Получалось не всегда — дело в том, что мусульманин мог употреблять в пищу только халяльное мясо — то есть зарезанное правильно, правоверным мусульманином и с чтением соответствующей молитвы перед забоем. Если же барана забил русский воин, да еще не как полагается, а сначала живому барану ноги отрезал, брюхо вспорол, с живого кожу снял и тому подобное — такое мясо, конечно же, не для мусульманина. Приходилось после забоя такое мясо покупать для столовой, мясом животных, забитых на таких вот учениях, питался почти весь Туркестанский округ. Потом приходил черед и третьего упражнения — надо было поймать собаку, забить ее, а потом этим мясом питались на полевом выходе. Впрочем, на полевых выходах кормить вообще забывали, не кормили по несколько дней, ели не то что собак — змей ели, птиц из рогаток стреляли и жарили, в общем…
