Рыжеволосая медсестра приемного покоя попросила дождаться окончания Тихого часа. Пока я находилась в полупустой комнате для посещений, пришло сообщение от мамы: «Т-ы г-д-е [вопросительный знак] С-е-г-о-д-н-я в-е-ч-е-р-о-м п-о-н-а-д-о-б-и-т-с-я т-в-о-я п-о-м-о-щ-ь [точка]». Поразмыслив немного, я решила ответить следующим образом: «В б-о-л-ь-н-и-ц-е [точка] Ч-т-о и-м-е-н-н-о [вопросительный знак]».
Молчание.
Я смотрю в окно, смотрю на часы. Ждать остается немногим больше десяти минут. Когда стрелки часов проходят мимо отметки «четыре», я встаю с дивана и направляюсь в соседнюю комнату регистрации посещений. Рыжеволосая куда-то подевалась, вместо нее за стойкой сидела другая, пожилого возраста брюнетка. Она суетливо раскидывала папки по полкам. В какой-то момент мне показалось, что сейчас подойти к ней и начать разговор было бы самым неразумным. Но, преодолев первое впечатление, безусловно, рискуя нарваться на неприятности, я спросила:
– Могу ли я навестить друга?
Медсестра подняла наконец-то на меня взгляд. Был ли этот взгляд оценивающим или нет, точно сказать не могу, однако сразу стало ясно, что я потревожила брюнетку в самый неподходящий момент.
– Фамилия, имя, отчество, – тут же сказала она.
Я поочередно произнесла все свои – первое, второе и третье имя, как говорят англичане – и поставила в «Книге посещений» возле галочки размашистую подпись. Брюнетка встала из-за стола и жестом предложила следовать за ней. Она остановилась возле шкафа и достала оттуда белый халат и бахилы, за пользование которыми я внесла определенную плату.
Медсестра застыла в дверях словно статуя, пока я экипировалась. Недовольное выражение ее лица сменила маска безразличия. Я, в свою очередь, старалась на всякий случай не провоцировать неприятных ситуаций, поэтому поспешила с переодеванием.
Через минуту мы поднимались по широкой мраморной лестнице, ведущей в отделение, а еще через пару-тройку минут мы были на четвертом этаже, в коридоре хирургического отделения. Слева от стены располагалась стойка, такая же, как и в приемном покое. Но никого за ней не оказалось. Брюнетка отвела меня в палату №5.
E2
Первое, на что я обратила внимание, переступив порог этого помещения, – высокий потолок. Странно, но в коридоре они таковыми не кажутся. Может потому, что там его украшает покрытие?
Мозг мгновенно воспроизвел картины из прошлого. Я попала сюда в возрасте шести лет с приступом аппендицита, встретив свое первое в жизни Первое сентября на больничной койке. На тот момент меня не слишком огорчал пропуск столь торжественного события. Единственное, чего я желала – встать поскорей с кровати и… яблок.
В палате был только один пациент. Я подумала, странно видеть такой дефицит больных.
– Привет.
Димка повернулся в мою сторону. Его правая нога была по колено в гипсе.
– Привет, – произнес он тихо.
Я села на стул рядом с тумбочкой. Димка попросил приподнять ему подушку.
Так мы и сидели: я – на стуле, он – на кровати. Я не рискнул его обнять, потому что выглядел он как одно большое скопление ссадин и синяков. И, похоже, каждое движение причиняло ему невыносимую боль.
Я старалась не спрашивать о травмах, не напоминать парню о проблемах. Немного подумав над возможными темами для разговора, спросила:
– Какая твоя любимая песня?
Было видно, что вопрос этот Димке понравился. Он дал незамедлительный ответ:
– «Stars» The Cranberries.
Человек, который неравнодушен к «Stars», должно быть, неисправимый оптимист.
– А твоя? – Дмитрий прервал ход моих мыслей.
– «Freelove» Depeche Mode.
– Спой!
Припомнив мотив, я начала:
«If you’ve been hiding from lo-o-ove…»
В моем воображении полупустая больничная палата преобразилась в концертный зал олимпийского масштаба с высокими потолками – куполом, пронизанным десятками разноцветных огней. Под ликование тысячной аудитории я пою. Мой голос разливается в пространстве; мелодия заставляет публику реветь.
Я стою, освещенная со всех сторон, мне виден только блеск софитов. Сейчас одиночество ощущается острее: кажется, в огромном зале я единственная, голос улетает безвозвратно вдаль.
Каждой клеточкой своего тела я ощущаю энергию зала. Поначалу она пугает, но в какой-то момент происходит «что-то», способное перевернуть все с ног на голову. Страх оборачивается неописуемым блаженством. Меня больше нет…
Иногда фантазии реальней действительности, но всем им неизбежно приходит конец.
Я замолчала, наблюдая за реакцией Димки. К счастью, голосом и музыкальным слухом природа меня не обделила, и, судя по выражению лица слушателя, пела я очень даже неплохо.
– …Я здесь, чтобы подарить тебе свободную любовь…
– …Давай проясним, теперь это – свободная любовь… – продолжила я начатый Димкой перевод.
Димка улыбнулся, а я вспомнила, как когда-то выступала против его прихода в команду.
– Я была неправа насчет тебя, когда ты пришел в команду.
Димка смотрит мне в глаза и молчит, я продолжаю:
– Возраст здесь совершенно ни при чем, просто я за тебя переживала. Мне казалось, что ты не должен так рисковать.
Димка попытался слепить что-то вроде одобрительной улыбки, но выглядело это очень искусственно.
Он не умеет притворяться. Я тоже когда-то не умела. Но жизнь учит многому, в том числе науке лицемерия.
Я спросила Димку о том, что ему можно есть, и отправилась в магазин. Через двадцать минут я вернулась с фруктами, плиткой шоколада и фисташками, которые так любит Дима. Когда я вернулась, медсестра поставила Димке капельницу. Когда я взглянула вопросительно на своего друга, тот спокойно ответил:
– Обычный физраствор.
Мне захотелось улыбнуться.
Так я и поступила.
За окном возвышалась металлическая крыша соседнего корпуса. Через внутренний двор, можно проникнуть в хозяйственный блок.
– Знаешь, я тоже когда-то ходила в гипсе, – сказала я, в то время как Димка печально посмотрел на свою ногу. – Руку сломала. Слава Богу, правую, а то пришлось бы переучиваться на правшу!
Димка улыбнулся.
Следующие полчаса пролетели незаметно для нас обоих. Когда стрелки показывали сорок пять минут пятого, я попрощалась с другом и ушла.
Странное чувство, сопровождавшее меня весь день, немного угасло, предоставив разуму возможность мыслить рационально. Я захотела встретиться с Максимом и расспросить его о случившемся, но его мобильный был отключен. Тогда я решила поехать к нему домой.
F
Если бы кто-нибудь пару лет назад сказал мне, что я буду иметь что-то общее с этим человеком, безусловно, я бы ему не поверила.
Кажется, мы слишком разные.
Кажется, кажется, кажется…
Я звоню в дверь.
Никто не открывает.
Стою перед закрытой дверью, нажимаю на кнопку снова и снова.
Уже когда я повернулась, чтобы уйти, щелкнул замок, и на пороге показалась чья-то блондинистая голова.
Максим.
Можно бесконечно долго смотреть на три вещи: огонь, воду и на Двойной бланш в исполнении Макса.
– Привет, – слышу я сонный голос.
– Привет.
Максим делает молчаливый жест, и я вхожу в квартиру.
В то время как я разуваюсь в прихожей, он идет на кухню, чтобы сварить кофе.
Я ни о чем не спрашиваю, он ничего не говорит.
На секунду я впала в замешательство по поводу своего визита. Но вскоре вспомнила его цель.
Уютный вид гостиной красноречиво свидетельствует о существовании в этом доме женщины. В данном случае, матери моего друга (?)
Приятеля?
Коллеги?
Странно, но я не могу с уверенностью сказать, кто этот человек лично для меня.
Не совсем друг.
Не совсем приятель.
Не совсем коллега.
И при этом нас не связывает ничего, кроме паркура.
Журнальный столик в виде символа Инь-Ян. Всегда о таком мечтала. И вот он передо мной, заваленный журналами.
Применение по назначению.
Автомобили, компьютеры, спорт, мода – вот темы этой макулатуры, глядя на которую пытаюсь вспомнить, когда в последний раз я держала в руках нечто подобное.
Четыре? Три месяца назад?
Оказывается, время умеет выпадать из нашей жизни. Но только, когда вообще ничего интересного не происходит.
Я останавливаю хаотичные мысли и слышу равномерное шипение тишины. Сознание словно отделилось от развалившегося на диване тела. Я не знаю, сколько это может длиться, потому что вакуум в голове заполняет голос Максима, и я возвращаюсь к своему прежнему состоянию.
Я слышу свое имя и поворачиваюсь к двери.
По коже пробегает легкий холодок, напоминающий тот, который испытываешь, намазавшись зубной пастой.
В летнем лагере, проснувшись, часто обнаруживаешь себя испачканным зубной пастой.
Детские забавы.
Пара серо-голубых глаз уставилась на меня.
Пара карих глаз уставилась на Максима.
