Тут следует сделать отступление в очень далекое прошлое. Мое, естественно. Когда-то, на заре туманной юности, в мою бесшабашную голову залетел образ идеального, с моей точки зрения, мужчины. Откуда он туда попал — по сей день ума не приложу, но — это произошло. Так вот, мой идеал мужчины обладал высоким ростом и внушительными габаритами, был брюнетом в усах и бороде и говорил басом. Словом, возьмите роман Александра Дюма «Три мушкетера» и перечитайте его, а затем представьте себе Портоса с манерами и интеллектом Атоса, вкрадчивостью Арамиса и юмором де Артаньяна. Вот это и будет мужчина моей мечты.
Представили? Чудно. Так вот: именно такой мужчина сейчас стоял передо мной. Ну, насчет интеллекта, манер и юмора пока было трудно с уверенностью что-то сказать, но остальные параметры совпадали просто-таки один к одному. Не прошло и двадцати лет, как сказка стала былью. Справедливости ради должна сказать, что трое мужчин, оставивших заметный след в моей жизни, под эталон не подходили. Первый муж, правда, был брюнет, но и только. Ни ростом, ни голосом, ни манерами он не соответствовал. Второй муж, тот самый, которого убили два года тому назад, был настолько интересен, умен и самобытен, что мне в голову не приходило с кем-то там его сравнивать, тем более, по внешним параметрам. И, наконец, мой нынешний друг, которому я в прямом и переносном смысле слова была обязана жизнью, — блондин. От которого, если верить гадалке, должны были произойти сплошные неприятности. Увы…
— С вами все в порядке? — прервал мои грезы брюнет.
И я обнаружила, что таращусь на него, полуоткрыв рот, и вообще со стороны, наверное, представляю собой довольно комичное зрелище. Да и вся ситуация решительно смахивала на бульварный роман: благородный рыцарь спасает даму от опасности. Хотя, чего ещё ждать от знакомства на бульваре?
— Спасибо, все в порядке. Я просто растерялась…
Растеряешься тут!
— Понимаю, — пророкотал брюнет, — обволакивая меня темным и томным взором. — Скажите, а где я вас раньше мог видеть? Ваше лицо мне удивительно знакомо.
Я честно наморщила лоб, но ничего полезного из этой процедуры не извлекла и пожала плечами:
— Не знаю. Скорее всего, вам показалось.
— Показалось? Это сочетание темных глаз и светлых волос просто невозможно забыть!
Мир вокруг меня обрел привычные очертания. Блондинкой я стала три дня тому назад, до сегодняшнего дня носа не высовывала не только из своих выселок, но даже из квартиры. Брюнет моей мечты явно перестарался, выдавая свое желаемое за мое действительное. Обыкновенная кадрежка, к сожалению. Что значит, к сожалению? Сегодня наверняка приедет Андрей, с которым нас вот уже полгода связывают более чем теплые отношения, и который не виноват, что родился блондином.
— Мне говорили, что я похожа на Мишель Мерсье, — небрежно заметила я. — Ну, ту, которая Анжелика. Маркиза Ангелов. Наверное, вы её забыть не можете.
Теперь настал черед брюнета морщить лоб и вспоминать, кто такая Анжелика. Фильмы про отчаянную маркизу никогда не пользовались популярностью у сильного пола. Пока он напрягался, я решила, что пора и честь знать. Приключений на сегодняшний день было уже достаточно.
— Еще раз спасибо, но мне пора.
— А я думал, мы хотя бы выпьем по чашечке кофе, — огорчился мой спаситель. — Неужели у вас нет даже пятнадцати минут?
Четверть часа у меня, конечно, были, и брюнет мне нравился, особенно его голос — мягкий и обволакивающий баритон, — но не нравилась ситуация. Так стремительно падают к ногам молоденьких красоток, а не сорокалетних теток. Кроме того, он не производил впечатления человека, обделенного женским вниманием. В общем, мелочи не совпадали, а я, как папа Мюллер, верю мелочам…
Кстати, никогда не задумывались над тем, что двадцать пять лет подряд наша страна трепетно и нежно любит не кого-нибудь, а шефа гестапо? Умом Россию не понять — это однозначно.
— Давайте хотя бы познакомимся, — выкинул последний козырь брюнет. Меня зовут Александром. А вас?
— А меня — Натальей, — честно ответила я.
Никогда не вру там, где можно сказать правду. Принцип такой.
— Можно я вам на днях позвоню? Какой у вас номер телефона?
Я назвала номер — чтобы положить конец затянувшемуся прощанию, и бросилась в метро. И уже в вагоне сообразила, что чисто машинально назвала Александру номер своего прежнего телефона, в утраченной квартире на Пречистенке. Перст судьбы! Не сможет он мне позвонить ни на днях, ни на неделях. Оно, наверное, к лучшему. Андрей, пусть и блондин, товарищ проверенный и за истекший отчетный период я к нему серьезно привязалась. Хотя он и не обольщается относительно разумности моего поведения — я всегда была скорее легкомысленна, чем серьезна, — но испытывать терпение близкого человека, наверное, не стоит.
Чем ближе я оказывалась к своему дому, тем спокойнее становилось у меня на душе. Я уже не понимала, из-за чего, собственно, так разнервничалась. Да, когда-то я жила в центре и могла любоваться храмом Христа Спасителя каждый день из окон своей квартиры. Но если жизнь переменилась, пусть немного и к худшему, так слезами горю не поможешь. И если бы она не переменилась, я бы никогда не встретила Андрея, точнее, он бы никогда не обратил бы на меня внимания. Так что все, что ни делается — к лучшему в этом лучшем из миров.
Воспоминания — штука захватывающая, посему я благополучно проехала собственную станцию метро и очнулась только тогда, когда голос из вагонного динамика проинформировал меня о том, что поезд дальше идти не собирается и посему неплохо было бы вагоны освободить, не забыв при этом прихватить собственные вещи. Пришлось возвращаться — под недвусмысленными взглядами более нормальных пассажиров, которые явно не могли понять такой страсти кататься в метро средь бела дня, к тому же — погожего. Что ж, пусть считают, что у меня такая мания.
Первая часть моего прогноза, сделанного ещё до посещения кафе, подтвердилась: Андрей действительно был у меня. Но не мерил квартиру шагами, беспокоясь о том, куда подевалась его взбалмошная подруга, и не спал. Я обнаружила его в кухне, где он сидел перед настежь распахнутым холодильником и пристально вглядывался в его, прямо скажем, пустоватые недра.
— Это не телевизор, дорогой, — сказала я со всей доступной мне мягкостью. — Ты, наверное, перепутал. Закрой, пожалуйста, дверцу, а то в квартире будет холодно, а в морозилке не будет льда.
Андрей вздрогнул и словно очнулся, причем ни малейших следов замешательства на его лице мне заметить не удалось.
— Это ты? А я проголодался, хотел что-нибудь приготовить…
— Картошка в нижнем отделении, — проинформировала я его, снимая жакет, — равно как и постное масло. Больше в доме ничего нет, и я по дороге не купила — и так опаздывала. Потом, ты не предупредил…
Лучший способ защиты это, как известно, нападение. Но мой изящный выпад остался без внимания. Впрочем, как почти всегда.
— Давай пойдем и купим все, что душе угодно, — предложил мне Андрей. — Устроим праздник. Возьмем вина…
— Что отмечаем? — полюбопытствовала я.
Обычно мой друг практически не замечает, что ест, и если приносит в дом деликатесы, а не хлеб и колбасу, значит, хочет этим что-то выразить.
— Свободу. Я теперь вроде тебя — свободный художник. Сегодня получил расчет. И вот теперь думаю, что дальше будет…
— Ты ушел из конторы? — изумленно спросила я. — Шутишь?
— Честное пионерское. Правда, моей заслуги в этом нет, как всегда все сделал Павел…
— Павел? — растерянно переспросила я. — Почему Павел? При чем тут Павел? Он что — тебя уволил?
Павел — это друг и начальник Андрея, в свое время также немало сделавший для обеспечения моей безопасности и неприкосновенности и посему с полным основанием ставший и моим другом тоже. Зачем Павлу понадобилось содействовать уходу Андрея из ФСБ мне ещё предстояло выяснить. По опыту я знала, что прямые вопросы не проходят, и что более или менее полную информацию можно вытянуть лишь по кусочкам, а потом изрядно поломать себе голову, чтобы из этих кусочков сложить что-то более или менее цельное. Так что вырвавшиеся у меня восклицания с вопросительной интонацией не могли иметь никакого положительного эффекта просто по определению. Но сегодня Андрей явно задался целью опровергать мои прогнозы и предположения.
— А мы вместе с ним ушли, — беспечно объявил он. — С нас хватит. Старые правила игры вроде бы отменили, новые вводят по два раза на день, вчера некто Вася был преступником, а сегодня — представитель власти. Ну их всех в болото. И вообще — молодым везде у нас дорога, вот пусть и работают. А мы будем деньги зарабатывать.
— Каким образом? — совершенно обалдела я.
Обалдела потому, что слово «деньги» в лексиконе Андрея практически отсутствовало. В основном, наверное, потому, что он никогда ими всерьез не интересовался. До присноизвестной перестройки сотрудникам КГБ (девичья кличка нынешнего ФСБ) деньги, как таковые, были не очень-то и нужны, поскольку основные блага они получали через какие-то таинственные распределители и прочие спецканалы. После перестройки и в связи с переходом страны к рыночному хозяйству стали получать столько, что об этом как-то даже и неприлично было говорить: у собеседника немедленно возникало почти непреодолимое желание оказать доблестной службе госбезопасности материальную помощь. И Павел, и Андрей, и, насколько мне было известно, немалое количество их коллег работали «за идею». Им, как герою всенародно любимого фильма «Белое солнце пустыни», долгое время было обидно за державу почти до слез. Но, по-видимому, слезы кончились, а чувство обиды за невостребованностью трансформировалось во что-то менее патриотическое.
