– Амба, – обреченно прошептал я сам себе. В Уссурийской тайге тигра называют амбой. Наш учитель был родом с Дальнего Востока и как-то объяснил, что именно последствия встреч человека и амбы и привели к появлению у этого слова второго значения – перспектива незавидной дальнейшей судьбы человека, когда обстоятельства складываются так же благоприятно, как у меня сейчас.
Гастрономический интерес в устремленных на меня глазах тигра возрос, громадный кошак совсем по-мурзиковски начал возбужденно хлестать себя хвостом по бокам. Три гоблина с копьями, ноющая боль в теле, шок от резкой перемены в жизни – все отошло на второй план, только лениво скользнула мысль, что ведь на беговой дорожке я сейчас легко побил бы мировой рекорд. Может, каждому спринтеру стоит выделять по тигру для моральной стимуляции? Все олимпийские медали были бы наши.
Двадцать метров до раскидистого дуба и семь метров вверх по нему я пролетел за секунды. Твердо зная по литературным источникам о неспособности тигров лазать по деревьям, я триумфально оглянулся, чтобы сказать зверю какую-нибудь гадость. Тигр, не знакомый с этими самыми литературными источниками, забрался уже метра на три и сосредоточенно царапался дальше. Мысленно переадресовав авторам-натуралистам предназначенную тигру фразу, я полез было выше, но тут из-за развалин вышли гоблины.
Тигр увидел их первый и, вероятно, решил, что я никуда с дерева не денусь, а гоблины – приятное дополнение к отбивной из меня. Так или иначе, но он одним махом сиганул вниз и десятиметровыми прыжками нацелился на тройку. Один из гоблинов рванул лук, двое ощетинились копьями. Стрела ударила хищника в плечо перед решающим последним прыжком. Злобно зарычав, он за доли секунды оказался среди врагов. Удар лапой – и первый труп с разбитой головой отлетел в сторону, могучие челюсти сомкнулись на плече второго, явственно хрустнули кости, третий побежал, бросив копье даже не в тигра, а куда-то в его сторону. Стремительный прыжок хищника, отчаянный визг и все…
Зверь с окровавленной мордой неторопливо подошел к моему дубу, яростно зарычал на меня и… издох.
Глядя на конвульсивно подрагивающие лапы, пену на пасти и вытаращенные остановившиеся глаза, я припомнил стрелу, обломок которой торчал в плече хищника.
Осмотр трупов гоблинов подтвердил мои подозрения – яд. У гоблина-стрелка было два колчана, один обычный берестяной и второй с кожаными вкладками внутри. Кожаный колчан наполняли стрелы с измазанными чем-то зеленым наконечниками. К колчану была привязана склянка темного мутного стекла с желтоватой тягучей жидкостью. В деревянную, плотно притертую пробку вделана игла таким образом, что ее конец все время находился в жидкости. На конце иглы, как и на стрелах, была бороздка, чтобы вещество не стерлось с металла при введении в тело.
Учитывая скорость, с которой яд свалил такую гору взбесившегося мяса, он был быстродействующий, и логично предположить необходимость противоядия и приспособления для быстрого его введения, дабы предотвратить несчастный случай. Игла в склянке – средневековый вариант шприца с антидотом. Так, а где же яд? Емкость с ядом нашлась на поясе и была вовсе не из стекла. Рог какого-то животного, выдолбленный изнутри, с притертой пробкой на шнурке. Я осторожно вытащил пробку, полость рога была заполнена зеленым пахучим киселем, которым и были измазаны наконечники стрел.
Преодолевая брезгливость, обшарил трупы. У двух гоблинов поменьше, кроме копий с грубыми медными наконечниками, не было ничего стоящего. Третий экипирован получше – бронзовое копье, боевой стальной топор, явно самодельный нож из скверного железа, похоже, столовый, завернутые в почти чистую тряпку монеты – медные и несколько серебряных очень грубой чеканки.
Из драки возле развалин я сделал несколько серьезных выводов. Первый – здесь опасно, второй – боец из меня пока что никакой, третий – если хочешь жить, думай.
Самый крупный гоблин был мне по грудь, так что их копья мне подходили только как сулицы – метать. Кстати, одно из них также было отравлено.
Прихватив трофеи и свой плащ-шторку, занялся оружием. Снял наконечник с самого лучшего копья, вырезал ореховую жердь, насадил. Получилась жуть, а не копье, но приемлемой длины и прочности. К хвостам двух других копий приспособил собранные на поляне перья, примотав при помощи изоленты, валявшейся в кармане со времени починки проводки в гараже. Теперь у меня было копье для рукопашной и два метательных копья, хотя по качеству и балансу их забраковали бы даже Витькины друзья-толкиенисты, но на безрыбье-то…
Трупы в развалинах были ограблены начисто, вплоть до снятия всей более-менее нормальной одежды. Вскинув на плечи свой рюкзак, я продолжил осмотр местных достопримечательностей. Обойдя поляну по периметру, в кустах на краю леса обнаружил еще одно тело – человека с отравленной стрелой в шее. Его обшарить не успели, похоже, он был убит как раз растерзанными тигром гоблинами, и подчистить его карманы они планировали «чуть погодя, вот осмотримся».
Мой гардероб пополнился кожаной курткой, пришедшейся почти впору, человек был очень крупный. В его мешке нашлись хорошо выделанные волчьи шкуры, сшитые наподобие плаща и попутно служащие одеялом, отдельно лежал рулончик чистой льняной ткани – вероятно, местный аналог бинтов. Также я присвоил флягу с водой, кусок сала, сухари, трут, кремень и кресало. Пересыпал гоблинские деньги в кожаный кошель с серебром, найденный на убитом, больше ничего стоящего не было, очевидно, топор, снятый с главного гоблина, и являлся когда-то оружием убитого.
С дальнего края поляны, где находились свежие трупы, послышалось рычание, придавшее мне ускорения и поставившее крест на мысли о захоронении убитых. Метрах в ста от развалин я приостановился, вытащил блокнот и поставил первую точку на листе, превратив его в примитивную карту.
Следующие два дня прошли в раздумьях, разведении костра при помощи огнива (что удалось с девятнадцатой попытки), поисках родника с чистой водой и места обитания. Не удалось только последнее – приличное жилье раздобыть. Проблема не только в Москве XXI века. А здесь еще особенности местной обстановки надо учитывать. Так что пока удовлетворился обустройством скорее звериной лежки под корягой в малиннике, чем человеческим местообитанием. Два дня я провалялся в шоке, осматривая себя, добытые вещи и пытаясь сложить два и два, но каждый раз получал пять вместо четырех. Нормально объяснить случившееся я так и не смог, не хватало информации.
Шел третий день моего пребывания в этом странном мире, продукты питания кончались, надо было действовать. Я выспался, перекусил и отправился на разведку, ну и заодно за добычей. Полупустой желудок требовательно урчал, а в рюкзаке осталась только сырая картошка. Но поскольку она почти не портится, я решил оставить ее как НЗ, на самый крайний случай.
В километре от руин храма проходила лесная дорога, по которой я и двинул. Скоро впереди послышался нудный скрип, я никогда не слышал, как скрипят телеги, но, по идее, звук был похож. Вскоре, шифруясь за деревьями, я действительно нагнал телегу, запряженную пегой доходягой преклонного возраста и сопровождаемую двумя крестьянами. Одеты они были в сермяжные зипуны поверх серых домотканых рубах и портков, пояса из лыка, на ногах – лапти.
Раздумывая, не остановить ли их и попросить поделиться информацией, а заодно и едой (поскольку запас провизии подходил к концу), я незаметно шел следом и вдруг увидел, что подобные мысли приходят не только мне.
На особенно темном участке ельника из-за деревьев вышли четверо заросших по брови мужичков с дубинами, которые отличались от возниц только нагловато-нахрапистым выражением морд, и заступили телеге дорогу.
Мой слух после прорыва в этот мир стал много лучше, и я с удивлением обнаружил, что понимаю местную речь.
Она сводилась в основном к угрозам, матюгам и требованиям кошелей – типичный наезд. Крестьяне поначалу вроде и не возражали, показывая пустые карманы, но когда труженики «лесной таможни», вероятно, в виде компенсации отсутствующих у жертв денежных средств попытались увести телегу с конягой, ситуация обострилась. Один из покорно лепечущих: «Люди добрые, сиятельные господа, мы бедные, сирые, и есть нечего» – вдруг слитным движением выхватил из телеги вилы и вогнал в живот ближайшего. Второй крестьянин вытащил и взял наперевес жердь, бандюки, жутко сквернословя, подняли дубины.
Экипирован я все еще был скверно, денег мало, но грабители – вояки невеликие, на них можно потренироваться во владении оружием, к тому же их и не жалко. Вывод?
Бормоча: «Мой выход», я перехватил копье и понесся в гущу событий. Пока подбегал, крестьянина с жердью вырубили, а вилоносец ухитрился окровавить бедро еще одному бандиту. Ближний ко мне разбойник повернул голову в мою сторону, когда легкое метательное копье уже летело в него. Все, что он успел сделать, это широко распахнуть глаза и раззявить рот, а потом наконечник копья полностью исчез в его боку. Остальные действующие лица тупо пялились в мою сторону, озадаченные таким изменением обстановки. Как ни странно, быстрее всех опомнился крестьянин, и вилы въехали в подбрюшье самого здоровенного бандита. Тот завизжал, и, согнувшись в три погибели, вцепился обеими руками в древко, а потом повалился на бок. Высвободить вилы крестьянин не успел, и последний «таможенник леса» достал его концом дубины, оглушив, а может, и убив.
