– Вот это и не укладывается в общую картину. В документах из Хюстона нет подтверждения тому, что Керол была кровяной химерой. – Вздохнул Майкл. – Возможно, что их просто тебе не прислали, а прислали только Керол. Ведь эти данные касаются только её.
– И что мне делать со всей этой информацией?
– Можешь забыть, и жить дальше. А можешь, – Майкл протянул мне визитку, – обратиться к доктору Руперт. Не торопись. Сначала зайди на сайт её исследовательской группы, ознакомься с тем, над чем они работают, а потом решишь, как быть.
– А может, лучше сначала попробовать найти конверт из Хьюстона, который прислали Керол?
– Где ты его теперь найдёшь? – На этот раз вздохнула мать.
– Я поговорю с Синди. В последнее время Керол жила в её пустующем доме. И Синди неспроста меня спросила, что я чувствовал, когда прочитал последнее письмо Керол, о котором я на тот момент не знал. Значит, она знала, что мне написала Керол. А можно послать запрос в этот центр Андерсона, и попросить уточнить информацию.
– Ты можешь запрашивать информацию только об Энни. С Керол вы не были официально женаты, значит, ты не имеешь права получать конфиденциальную информацию, и тебе её никто не предоставит. Только с разрешения Керол, или по решению суда. И я почти уверен, что те документы, которые ты всё же получил из Хюстона, были тебе отправлены по распоряжению Керол. А теперь она мертва. Ты готов обратиться в суд?
Я задумался. Любой судебный процесс публичное мероприятие. Если только судья, своим решением, не признает его закрытым. Но для этого нужны очень веские аргументы. И на чём я буду настаивать? Предоставить мне сведения о состоянии здоровья Керолайн, моей гражданской жены? Мне их уже предоставили в полном объёме. Пожалуй, странно будет выглядеть судебный иск, содержащий требование подтвердить или опровергнуть то, была Керол кровяной химерой или нет. Может понадобиться эксгумация тела. Готов ли я к такому повороту событий? Пожалуй, нет. И чего я вообще хочу? Моё отцовство Энни не вызывает сомнений и подтверждено многочисленными экспертизами. Разобраться с тем, была или не была Керол биологической матерью нашей дочки? Пожалуй, да. Именно это я хочу знать точно. Но, не хотел бы, выяснять это в суде.
Я посмотрел на мать и отчима, а они смотрели на меня так, как будто ещё не всё мне сказали, и мне предстоит выслушать самое главное. Я почувствовал лёгкий озноб, видимо инстинктивно почувствовав безотчётный страх, перед тем, что могу услышать.
– Ну, и какую ещё информацию вы приберегли напоследок?
Мать вздрогнула, заплакала и отвернулась. А Майкла покинула вся его решительность и привычное спокойствие врача в присутствии больного. Он поднял на меня покрасневшие, видимо тоже от слёз, глаза, и тихо сказал:
– Тебе больше нежелательно пытаться стать отцом.
Синди не было в городе, и она позволила мне самому осмотреть её дом. Она бывала там редко. После смерти отца, Керол не захотела вступать в права наследства на равных с сестрой, и Синди пришлось переписывать дом на себя. Неужели Керол, уже тогда предчувствовала, что долго не проживёт, и не оставит наследников? «Теперь Синди не пришлось снова возится с оформлением наследства» – усмехнулся я мысленно. «Но почему Синди так сразу согласилась на то, чтобы я сам поискал бумаги Керол?» – думал я, выруливая с дороги на давно не стриженый газон перед домом, – «Неужели она знает, что я ничего там не найду? Или, наоборот, хочет, чтобы я сам нашёл и прочитал то, чего сама мне сообщать не желает?» Так или иначе, я тоже был рад тому, что прочитаю неприятные для себя документы в одиночестве. Если конечно что-то найду. Ключ лежал на старом месте, за косяком боковой двери на кухню. Уже зайдя в дом, я вспомнил, как Синди сказала мне, взять ключ у соседки, мисс Торн. Наверное, Синди забыла, что я знаю про ключ от боковой двери. В кухне было на удивление чисто. Сделав несколько шагов, по направлению к лестнице, ведущей в комнату Керол, я услышал, как хлопнула входная дверь. Я решил, что должно быть пришла соседка, увидев, как я подъехал и быстро прошёл в гостиную, оттуда в прихожую, но никого не обнаружил. А открыв дверь, увидел, что кто-то скрылся в доме напротив. Кажется, это был мужчина в полосатом халате. Я даже где-то уже видел этот халат, грязно серый в широкую синюю полоску.
Похожий был у моего отца. Когда он пьяный разгуливал по дому, не потрудившись надеть бельё или, хотя бы запахнуть полы халата, я всегда прятался под кровать в маминой комнате. В такие дни он просыпался не в духе и, забыв, что мама на работе, грязно ругаясь, искал её по всему дому. Чем дольше он её искал, тем больше возбуждался, и задевал за все углы своим эрегированным членом. Снова грязно ругался, потом падал на диван и засыпал, теперь уже надолго, и я выходил из своего укрытия. Закрыв глаза, я постарался прогнать воспоминания, нахлынувшие так некстати. Мать, уходя на работу рано утром, не будила меня, и только с вечера наказывала уходить к бабушке на соседнюю улицу, если отец был дома и спал пьяный. Но я никогда не уходил. Даже если я не успевал спрятаться, отец, увидев меня, серьёзно вопрошал: «А ты уже обедал?» Сейчас, с позиции прожитых лет, это выглядит комично – полупьяный папаша в одном распахнутом халате и со стоящим по стойке «смирно» «флажком», интересуется у маленького сына – не голоден ли он. Отец никогда меня не обижал и, наверное, по-своему любил. Мы шли с ним в кухню, разогревали обед, он рассказывал мне, пятилетнему мальчишке, о своих донжуанских похождениях, теперь я думаю, что он безбожно врал, учил, как правильно обращаться с цыпочками, так он называл девок из соседней пивной, и как правильно пробить бант. Потом мы смотрели телевизор, до самого возвращения мамы. Я долго скучал по отцу, когда он, как говорила мама, уехал на заработки. На самом деле он пропал без вести на долгие восемь лет. Потом его нашли в психушке соседнего штата в невменяемом состоянии. Оказалось, что он пробыл там все эти годы, после того, как получил травму головы в какой-то драке, совсем недалеко от дома. Документов у него при себе не было, его сочли бродягой и определили в приют для душевнобольных. Мама, не смотря на то, что уже сошлась с Майклом, всерьёз собиралась забрать отца домой. Но её отговорили доктора. Самое большее, что вы сможете для него сделать, это перевести в более комфортабельную больницу, говорили они. Мама так и поступила, и мы ещё пять лет ездили его навещать каждый уик-энд. Как-то, глядя на отца в инвалидной коляске, дремавшего на свежем воздухе в больничном парке, мама сказала: «И кто бы мог подумать, что когда-то этот человек с блеском окончил Саффолк…», – и заплакала.
Уже потом, когда я стал взрослым, моя мама Тина призналась, что отец начал пить после того, как у неё случился выкидыш. А к моменту моего появления на свет, он уже был законченным алкоголиком, и продержался всего несколько недель, помогая маме ухаживать за новорожденным. Но как только приехали бабушка с дедушкой, снова самозабвенно запил и больше уже не останавливался.
Я тряхнул головой и, вспоминая лекцию преподавателя психологии об ассоциативной природе воспоминаний, снова посмотрел на дом, где скрылся мужчина в полосатом халате. Мне показалось, что на одном из окон дрогнула занавеска. В гостиной зазвонил телефон, я закрыл входную дверь и поспешил снять трубку. Звонила соседка, мисс Торн. Она увидела мою машину и спросила, как я попал в дом. Всё ей объяснив, и пообещав удалиться тем же путём, я спросил, кто живёт в доме напротив? «Джуди Ламс, учительница химии на пенсии», – лаконично ответила мисс Трамп и положила трубку. Я отправился наверх, но уже по центральной лестнице из гостиной. В доме было чисто. Даже в тот злополучный день, когда я застал здесь Керол с трансвеститами, во всех комнатах царило запустение и кислый воздух непроветриваемого помещения. А теперь, мне показалось, что отремонтированы гостиная и холл, а на втором этаже чувствовался запах свежей краски. Может Синди кому-то сдала дом? Но почему ничего мне не сказала? А впрочем, не моё дело. Официальный арендатор не стал бы убегать, услышав, как я зашёл.
Комната Керол была заперта. Я нашёл связку запасных ключей в кладовке рядом с ванной. Когда замок щёлкнул, возвестив тем самым, что я, наконец, подобрал нужный ключ, я растерялся. Несколько минут я стоял, не решаясь распахнуть дверь и войти в комнату Керол. Я помнил, как укладывал её спать, а она кидалась в меня туфлями и обзывала занудой, за то, что я не стал выслушивать её пьяные излияния и попросил отложить все разговоры до утра. Но когда я вернулся рано утром, Керол уже уехала на работу, и снова не ответила на мой телефонный звонок. Та встреча была последней, когда я видел Керол живой. Ещё долго я мысленно проклинал себя, что уехал тогда к себе. Нужно было переночевать в гостиной, чтобы утром поговорить. Каждый вечер я приезжал к этому дому и допоздна ждал Керол. Но она не приезжала, видимо нашла себе другое укрытие. Однажды к дому подъехала полицейская машина, и пожилой полицейский спросил меня, кто я, и почему припарковал машину напротив дома семьи Уильямс.
