Осенняя тёмная вода ласково и мягко, как сына, приняла его, и сомкнулась над головой, радостно салютуя миллионами солёных брызг…
* * *
…«Сергей Коршунов» уже второй месяц стоял под арестом в Новой Шотландии … В середине девяностых Россия продолжала мучительно, ценой страшных потерь и ошибок, выходить из затяжного кризиса. Проблемы Отечества настигали нас повсюду. Здесь, — на канадской земле, мы пытались решать их самостоятельно. Получалось, если честно, — не очень…
…«Старшему помощнику пройти в каюту капитана !», — прозвучало по судовому циркуляру.
— Олег Вадимыч, познакомься, — кивнул мастер, представляя мне пожилого человека.
— Здравствуйте…
— Добрый день… Берестов… Вениамин Львович , — Улыбнулся он, и
протянул ладонь для рукопожатия.
Бывший сотрудник «СовМорФрахта», а ныне, — добропорядочный канадский гражданин, выглядел вполне респектабельно и сыто. На причале поблёскивал боками роскошный «Oldsmobil», а на лощёном лице его хозяина, здесь, — в капитанской каюте, была заметна умиротворённость, и барская снисходительность. По всему было видно, что он очень доволен собой, и своей жизнью…
«Вениамин Львович, пользуясь старыми связями, хочет помочь руководству компании в нашем освобождении из–под ареста…», — пояснил капитан.
«Да — да…» — Подхватил тот оживившись, — «Но я хотел познакомиться с вами не по этому…»
— Слушаю вас …
Он прищурил взгляд, и спросил, —
— Скажите, Олег, вы были в девяносто втором в составе экипажа капитана
Димитрова?
— Да… На «Железноводске»…
Я был вторым помощником у Николая Васильевича… А что?
Берестов, глядя с упрёком, осуждающе покачал головой, —
— Я готовил служебную записку на лишение Димитрова капитанского звания… И экспертное заключение…
— Как? Так это вы?
«А что вы удивляетесь, молодой человек !?» — Он профессионально налил металлом голос, поднялся с кресла, и продолжал менторским тоном, —
— Димитров покинул место падения человека за борт, прекрасно осознавая свои действия, и их дальнейшие последствия для себя!
— После кабинетных разбирательств, и лишения диплома, у Николая
Васильевича был инсульт…
— Он нарушил Кодекс Торгового Мореплавания СССР! —
Оборвал он меня, чеканя фразы, и нервно понизив голос до шепота, добавил:
— Вы это понимаете ?!
Респектабельность и лоск слетели с его лица. Передо мной стоял чинуша, с белёсыми поросячьими ресницами… Благополучный, упитанный, казённый, всегда правый во всём, и непереносимо отвратительный в этой своей всегдашней правоте…
Тщательно подбирая слова, я попытался донести до его вспотевшего розового лба то, как «созревало» капитанское решение:
«…Стеснённые условия плавания… Мелководье… Течение… Сумерки… Мы объявили тревогу, но не могли долго находиться на фарватере… С якоря сорвало… На борту было шестьдесят человек… Именно поэтому капитан не стал рисковать судном и экипажем… Мы доложили Береговой Охране, указав предполагаемое место падения… И только получив их разрешение, покинули бухту…»
— Да–а–а… Ладно! — Неожиданно успокоился Берестов, вспомнив, что он теперь частное лицо, и к тому же иностранный гражданин, имеющий к флотским проблемам прошлого весьма условное отношение.
Так же быстро выйдя из роли высокопоставленного советского чиновника, как и войдя в неё, он весело спросил:
— А вы, кстати, знаете судьбу «вашего» репатрианта?
— Демченко… Демченко Иван, — вспомнил я имя.
— Может быть и так… Не знаком…
— И как же его судьба? — С надеждой спросил я.
Вениамин Львович усмехнулся, и нежно взглянул на украшенное дорогими часами запястье, —
— Судьба «не получилась»… И не должна была…
— Опять депортировали?
— Ну что вы, Олег! Это было бы уже слишком!
— Он всё же остался в Канаде?
Берестов улыбнулся, и театрально закивал:
«Остался–остался… Через неделю течением вынесло на камни, а тело обнаружил патрульный катер. Вы же разрубили его винтом почти пополам! От плеча до пояса… И перемололи, как на мясорубке…»
«…У нас насадка… Винт… С поворотной насадкой…» — отрешённо пробормотал я, с ужасом представив на мгновение, — что произошло с Иваном под корпусом «Железноводска» тем страшным вечером.
— Вот — вот! — Кивнул Берестов, — И я говорю… Были проблемы
с экспертизой и опознанием. Там же, в Малгрейве и похоронили…
На тюремном кладбище… Могила с номером, — без имени…
— Почему без имени?
— Почему–почему? Голову то , — так и не нашли–и–и !…
«Да и зачем голова? Если мозгов в ней нет», —
Добавил он, наслаждаясь изречённой мудростью, и тем впечатлением, которое произвёл своим рассказом.
Потрясённый услышанным, и циничной лёгкостью собеседника, я промолчал…
— Запомните, Олег… Ведь, вы ещё совсем молодой человек. Так всегда
бывает в жизни. Умного Судьба ведёт, а глупого , — тащит на аркане…
— Да, Вениамин Львович… К тому же, — умные живут на тёплом берегу,
и катаются на кабриолетах… А мы в море, — на чём живём, на том и
катаемся… Вовремя спрыгивайте… А то и вас «прокатим»…!
— Что-о …? Да вы…! Хам…! — Взвизгнул он …
* * *
«…Разворачивай !» — Скомандовал боцман.
Они развернули на палубе простынь…
— Растягивайте… И скобы …! А то сдует нахрен !…
«Трёхтонками» придавили углы полотна… Угрюмо стояли под холодным мартовским ветром, и молча смотрели… Почти все здесь… Кроме вахты…
В полной тишине, двое молодых принесли малярный валик на длинной ручке, и ведро с краской…
— Начинай …!
…Ветер поднимал свободные края простыни, и она, надуваясь снизу, хлопала по деревянному настилу… Как живая… Корчась от боли… Бросили на середину ещё одну скобу…
Через двадцать минут всё было готово…
— Поднимай…! Понесли …
* * *
Закат подсвечивает золотом складки облаков. Ещё повсюду снег… Холодно, но запах весны и надежды уже ощутимо пронизывает воздух…
…Вечером на причале людно…
Оживление и смех… Вспышки тут и там …
…Фото на память, — на фоне обмятого борта с растянутой на нём простынёй, где свинцовым суриком, метровыми, потёкшими буквами коряво выведено:
«NO- WATER! NO- FOOD! NO‑MONEY! HELP !»
— Sun… ! Calvert… Sunset…! —
Грациозно позирует под надписью девушка, обращаясь к своему кавалеру с фотоаппаратом в руках… И смеясь показывает на горизонт…
Несомненно…
Если в кадр попадёт вечернее солнце, — будет значительно красивее…
(Малгрейв — Гамбург — Мурманск)
