1914
Сохнет стаявшая глина,
Сохнет стаявшая глина,На сугорьях гниль опенок.Пляшет ветер по равнинам,Рыжий ласковый осленок.
Пахнет вербой и смолою.Синь то дремлет, то вздыхает.У лесного аналояВоробей псалтырь читает.
Прошлогодний лист в оврагеСредь кустов – как ворох меди.Кто-то в солнечной сермягеНа осленке рыжем едет.
Прядь волос нежней кудели,Но лицо его туманно.Никнут сосны, никнут елиИ кричат ему: «Осанна!»
1914
Чую радуницу божью -
Чую радуницу божью -Не напрасно я живу,Поклоняюсь придорожью,Припадаю на траву.
Между сосен, между елок,Меж берез кудрявых бус,Под венком, в кольце иголок,Мне мерещится Исус.
Он зовет меня в дубровы,Как во царствие небес,И горит в парче лиловойОблаками крытый лес.
Голубиный дух от бога,Словно огненный язык,Завладел моей дорогой,Заглушил мой слабый крик.
Льется пламя в бездну зренья,В сердце радость детских снов,Я поверил от рожденьяВ богородицын покров.
1914
По дороге идут богомолки,
По дороге идут богомолки,Под ногами полынь да комли.Раздвигая щипульные колки,На канавах звенят костыли.
Топчут лапти по полю кукольни,Где-то ржанье и храп табуна,И зовет их с большой колокольниГулкий звон, словно зык чугуна.
Отряхают старухи дулейки,Вяжут девки косницы до пят.Из подворья с высокой келейкиНа платки их монахи глядят.
На вратах монастырские знаки:«Упокою грядущих ко мне»,А в саду разбрехались собаки,Словно чуя воров на гумне.
Лижут сумерки золото солнца,В дальних рощах аукает звон...По тени от ветлы-веретенцаБогомолки идут на канон.
1914
Край ты мой заброшенный,
Край ты мой заброшенный,Край ты мой, пустырь,Сенокос некошеный,Лес да монастырь.
Избы забоченились,А и всех-то пять.Крыши их запенилисьВ заревую гать.
Под соломой-ризоюВыструги стропил,Ветер плесень сизуюСолнцем окропил.
В окна бьют без промахаВороны крылом,Как метель, черемухаМашет рукавом.
Уж не сказ ли в прутникеЖисть твоя и быль,Что под вечер путникуНашептал ковыль?
1914
Заглушила засуха засевки,
Заглушила засуха засевки,Сохнет рожь, и не всходят овсы.На молебен с хоругвями девкиПотащились в комлях полосы.
Собрались прихожане у чаши,Лихоманную грусть затая.Загузынил дьячишко ледащий:«Спаси, господи, люди твоя».
Открывались небесные двери,Дьякон бавкнул из кряжистых сил:"Еще молимся, братья, о вере,Чтобы бог нам поля оросил".
Заливались веселые птахи,Крапал брызгами поп из горстей,Стрекотуньи-сороки, как свахи,Накликали дождливых гостей.
Зыбко пенились зори за рощей,Как холстины ползли облака,И туманно по быльнице тощейМеж кустов ворковала река.
Скинув шапки, молясь и вздыхая,Говорили промеж мужики:"Колосилась-то ярь неплохая,Да сгубили сухие деньки".
На коне – черной тучице в санках -Билось пламя-шлея... синь и дрожь.И кричали парнишки в еланках:«Дождик, дождик, полей нашу рожь!»
1914
Черная, потом пропахшая выть!
Черная, потом пропахшая выть!Как мне тебя не ласкать, не любить?
Выйду на озеро в синюю гать,К сердцу вечерняя льнет благодать.
Серым веретьем стоят шалаши,Глухо баюкают хлюпь камыши.
Красный костер окровил таганы,В хворосте белые веки луны.
Тихо, на корточках, в пятнах зариСлушают сказ старика косари.
Где-то вдали, на кукане реки,Дремную песню поют рыбаки.
Оловом светится лужная голь...Грустная песня, ты – русская боль.
1914
Топи да болота,
Топи да болота,Синий плат небес.Хвойной позолотойВзвенивает лес.
Тенькает синицаМеж лесных кудрей,Темным елям снитсяГомон косарей.
По лугу со скрипомТянется обоз -Суховатой липойПахнет от колес.
Слухают ракитыПосвист ветряной...Край ты мой забытый,Край ты мой родной!..
1914
За темной прядью перелесиц,
За темной прядью перелесиц,В неколебимой синеве,Ягненочек кудрявый – месяцГуляет в голубой траве.
В затихшем озере с осокойБодаются его рога, -И кажется с тропы далекой -Вода качает берега.
А степь под пологом зеленымКадит черемуховый дымИ за долинами по склонамСвивает полымя над ним.
О сторона ковыльной пущи,Ты сердцу ровностью близка,Но и в твоей таится гущеСолончаковая тоска.
И ты, как я, в печальной требе,Забыв, кто друг тебе и враг,О розовом тоскуешь небеИ голубиных облаках.
Но и тебе из синей шириПугливо кажет темнотаИ кандалы твоей Сибири,И горб Уральского хребта.
<1915-1916>
В том краю, где желтая крапива
В том краю, где желтая крапиваИ сухой плетень,Приютились к вербам сиротливоИзбы деревень.
Там в полях, за синей гущей лога,В зелени озер,Пролегла песчаная дорогаДо сибирских гор.
Затерялась Русь в Мордве и Чуди,Нипочем ей страх.И идут по той дороге люди,Люди в кандалах.
Все они убийцы или воры,Как судил им рок.Полюбил я грустные их взорыС впадинами щек.
Много зла от радости в убийцах,Их сердца просты,Но кривятся в почернелых лицахГолубые рты.
Я одну мечту, скрывая, нежу,Что я сердцем чист.Но и я кого-нибудь зарежуПод осенний свист.
И меня по ветряному свею,По тому ль песку,Поведут с веревкою на шееПолюбить тоску.
И когда с улыбкой мимоходомРаспрямлю я грудь,Языком залижет непогодаПрожитой мой путь.
1915
Я снова здесь, в семье родной,
Я снова здесь, в семье родной,Мой край, задумчивый и нежный!Кудрявый сумрак за горойРукою машет белоснежной.
Седины пасмурного дняПлывут всклокоченные мимо,И грусть вечерняя меняВолнует непреодолимо.
Над куполом церковных главТень от зари упала ниже.О други игрищ и забав,Уж я вас больше не увижу!
В забвенье канули года,Вослед и вы ушли куда-то.И лишь по-прежнему водаШумит за мельницей крылатой.
И часто я в вечерней мгле,Под звон надломленной осоки,Молюсь дымящейся землеО невозвратных и далеких.
<1916>
Не бродить, не мять в кустах багряных
Не бродить, не мять в кустах багряныхЛебеды и не искать следа.Со снопом волос твоих овсяныхОтоснилась ты мне навсегда.
С алым соком ягоды на коже,Нежная, красивая, былаНа закат ты розовый похожаИ, как снег, лучиста и светла.
Зерна глаз твоих осыпались, завяли,Имя тонкое растаяло, как звук,Но остался в складках смятой шалиЗапах меда от невинных рук.
В тихий час, когда заря на крыше,Как котенок, моет лапкой рот,Говор кроткий о тебе я слышуВодяных поющих с ветром сот.
Пусть порой мне шепчет синий вечер,Что была ты песня и мечта,Все ж, кто выдумал твой гибкий стани плечи -К светлой тайне приложил уста.
Не бродить, не мять в кустах багряныхЛебеды и не искать следа.Со снопом волос твоих овсяныхОтоснилась ты мне навсегда.
<1916>
О красном вечере задумалась дорога,
О красном вечере задумалась дорога,Кусты рябин туманней глубины.Изба-старуха челюстью порогаЖует пахучий мякиш тишины.
Осенний холод ласково и кроткоКрадется мглой к овсяному двору;Сквозь синь стекла желтоволосый отрокЛучит глаза на галочью игру.
Обняв трубу, сверкает по поветиЗола зеленая из розовой печи.Кого-то нет, и тонкогубый ветерО ком-то шепчет, сгинувшем в ночи.
Кому-то пятками уже не мять по рощамЩербленый лист и золото травы.Тягучий вздох, ныряя звоном тощим,Целует клюв нахохленной совы.
Все гуще хмарь, в хлеву покой и дрема,Дорога белая узорит скользкий ров...И нежно охает ячменная солома,Свисая с губ кивающих коров.
<1916>
Нощь и поле, и крик петухов...
Нощь и поле, и крик петухов...С златной тучки глядит Саваоф.Хлесткий ветер в равнинную синьКатит яблоки с тощих осин.
Вот она, невеселая рябьС журавлиной тоской сентября!Смолкшим колоколом над прудомОпрокинулся отчий дом.
Здесь все так же, как было тогда,Те же реки и те же стада.Только ивы над красным бугромОбветшалым трясут подолом.
Кто-то сгиб, кто-то канул во тьму,Уж кому-то не петь на холму.Мирно грезит родимый очагО погибших во мраке плечах.
Тихо-тихо в божничном углу,Месяц месит кутью на полу...Но тревожит лишь помином тишьИз запечья пугливая мышь.
<1917>
