Профессор облизнул губы и все же заговорил:
- Я знал, что после спекуляций, которыми занялся Хокинс, его дела шли неважно, но я и предположить не мог, что дойдет до такой крайности!
- Я тоже, - просто ответила Розалинда, опускаясь в кресло и вцепившись в подлокотник, чтобы не упасть. - Пока папа был жив, его жалованья в университете хватало на оплату счетов, а дополнительные занятия с безмозглыми идиотами из высшего общества заставляли кредиторов держаться в рамках приличий. - Она уставилась на собственные руки, не в силах видеть жалость в глазах гостя. - Ну а теперь они набросились все разом.
- Так отец ничего вам не оставил? - изумился профессор Каткарт.
- Ничего, кроме кипы неоплаченных счетов и этого дома - да и тот уже отдают кредиторам, - устало проговорила она. - Мне любезно разрешили сохранить мои личные вещи - кроме представляющих какую-то ценность, вроде маминого жемчуга.
- Они собираются отобрать у вас жемчуг? - в ужасе переспросил Каткарт. - Но ведь...
- Они забрали жемчуг, - уточнила Розалинда, поправляя очки ледяным пальцем и стараясь отогнать воспоминание о том, как она плакала, когда у нее отобрали единственное, что оставалось на память о матери. - Еще вчера, И другие вещи тоже. - Она стиснула подлокотник, вспомнив весь этот ужас: чужие люди роются в ее вещах в поисках всего, что представляет хоть какую-то ценность. - Книги из папиной библиотеки уже увезли, за мебелью приедут завтра. Дом продадут, как только мистер Грамвелт найдет покупателя. Мне сказали, что пока я могу остаться здесь. Можно было бы поставить на полу гостиной палатку, но и ее уже унесли.
Розалинда не рассмеялась в истерике только потому, что в глазах у нее потемнело; она покачнулась и едва не упала с кресла. Профессор вскочил, кинулся к ней и начал похлопывать по руке. В словах старика неожиданно прозвучала практическая нотка.
- Дитя, когда вы в последний раз ели?
Розалинда покачала головой, не в силах вспомнить... Это вызвало у нее беспокойство: уж не теряет ли она память? Может быть, она лишилась рассудка?
- У меня нет аппетита, - уклончиво ответила она. Профессор хмыкнул.
- Тогда накормить вас - моя вторая задача. Первая - увезти отсюда. Отправляйтесь наверх и уложите вещи. Я не оставлю вас здесь на милость этих проходимцев.
- Но... - попыталась возразить Розалинда, знавшая, что собственные средства профессора весьма ограниченны. Однако он решительно прервал ее, продемонстрировав неожиданную властность:
- Уж как-нибудь я смогу устроить дочь моего старого друга на несколько дней в приличный пансион, а также накормить ее ужином. Что же касается дальнейшего... Вот об этом я, собственно, и пришел поговорить. Пожалуй, лучше сделать это за ужином, вернее - за десертом. А теперь - не спорьте со мной, дитя! Не оставлять же вас в пустом доме! Они ведь и газ отключить могут!
Именно в этот момент светильники мигнули и погасли, оставив Розалинду и ее гостя в сумерках ненастного предзакатного часа. Розалинде внезапно показалось, что дом полон призраков. Это и помогло ей принять решение.
- Я быстро, - сказала она.
Большая часть вещей уже была упакована в баул и единственный сундук; оставалось лишь уложить саквояж. Накануне, пока Розалинда занималась сборами, мистер Грамвелт не сводил с нее прищуренных глаз, как змея, следящая за птичкой: он явно собирался проследить, чтобы девушка не забрала с собой мелочей, из которых можно извлечь выгоду. К счастью, ценности некоторых предметов, хранящих бесценную для Розалинды память, он не знал, иначе отобрал бы и их. Юрист не раз подчеркивал, что все, что Розалинде будет позволено забрать с собой, она получает из милости. Теперь сундук, готовый к отправке, стоял в прихожей, и ей оставалось лишь уложить в саквояж туалетные принадлежности.
- Я оказалась в положении, которое так восхваляют некоторые философы, например, мистер Эмерсон: я не обременена собственностью, - сказала девушка.
- Я найду кеб, - ответил профессор.
В это время ресторан "Бергдорф" не был полон: театральные представления еще не закончились и зрители не хлынули в залы. К счастью, немецкий ресторан не принадлежал к числу любимых мест ее отца, иначе воспоминания помешали бы Розалинде насладиться ужином. Никакие печальные призраки не являлись ей здесь, а профессор Каткарт явно был тут завсегдатаем: метрдотель узнал его и проводил к уединенному столику. Розалинда гадала, что подумали о ней официанты: слишком она невзрачна, чтобы сойти за даму полусвета, и слишком бедно одета, чтобы ее могли счесть невестой или родственницей профессора. Может, ее приняли за домоправительницу, получившую такой подарок ко дню рождения?
"А может быть, я сойду за родственницу-суфражистку или религиозную фанатичку, пожертвовавшую все свои украшения в пользу Билли Санди" [Санди Уильям (Билли) (1862-1935) - религиозный деятель, проповедник-евангелист. С 1896 г. - странствующий проповедник, чьи проповеди собирали многолюдные аудитории], - решила Розалинда. На самом деле это не имело никакого значения. Уважение, которое служащие ресторана проявляли к профессору, распространялось даже на странную девицу, которую он с собой привел; их обслуживали быстро и предупредительно, и метрдотель выказывал по отношению к Розалинде любезность, как будто она носила наряд от Уорта, а не купленный по дешевке у Сирса и Рубака ["Сирс, Рубак энд К°". - фирма, основанная в 1886 г. как форма торговли по почте (по каталогам).].
Когда-то она одевалась очень элегантно - не у Уорта, конечно, но все же у одной из лучших чикагских мастериц. Это было до того, как у отца началась полоса неудач и ей пришлось экономить и на одежде, и на прочих тратах. Ни ее учителя, ни соученики по университету этого не замечали; они, возможно, не обратили бы внимания, даже появись Розалинда в древнегреческом хитоне и пеплосе. Никто не упоминал о том, что ей приходится беречь каждый грош, и это спасало ее гордость; поскольку теперь и в ресторанах они с отцом не бывали, ей не приходилось обнаруживать свою бедность на публике.
В "Бергдорфе" было тепло, мягко сияли свечи и газовые светильники. Единственными звуками, нарушавшими тишину, были тихие разговоры посетителей и звон серебра и фарфора. Профессор Каткарт оказался гурманом, отдававшим все свое внимание каждому блюду, поэтому ужинали они в молчании. Розалинду это вполне устраивало: пикантный вкус маринованной капусты разбудил в ней такой голод, какого она и представить себе не могла; хотя она редко пила, теперь небольшая кружка превосходного пива пришлась очень кстати. Еда исчезла с ее тарелки словно по мановению волшебной палочки, и предупредительный светловолосый официант принес ей вторую порцию, даже не спрашивая, хочет ли она добавки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
