— Более пяти?
— Пожалуй, нет.
— Две, мистер Ривз, или одну?
— Чтобы узнать положение вещей, не обязательно посещать тюрьмы. И вообще, я же вам сказал, что тороплюсь. Мне пора идти.
— Где вы останавливались во Флоренции? — спросил я.
— В отеле «Мадджио», — ответил Ривз после паузы.
— Тогда, наверное, вы должны были встретиться там с мистером Элмонтом Себастьяном. Ведь он тоже жил в этом отеле.
— Да, — признался Ривз, — я сталкивался с ним пару раз в холле.
— А разве вы не были его гостем?
— Каким гостем?
— Но ведь ваш перелет во Флоренцию и проживание в отеле оплатил мистер Себастьян. Вы вылетели из международного аэропорта Гатуик в…
— Черт возьми, откуда у вас эти сведения? — воскликнул Ривз.
— У вас есть квитанция об оплате отеля во Флоренции?
— Какое вам дело до моих квитанций?
— Она нужна вам, а не мне. Чтобы вы, прочитав мою статью в газете, где будет сказано, что мистер Себастьян оплатит ваше пребывание во Флоренции, смогли ее предъявить и доказать, что я не прав.
— Какая наглость!
— По моим сведениям, ваше пребывание в Италии, включая все расходы, обошлось мистеру Себастьяну в три тысячи пятьсот двадцать шесть евро. Это верно?
Мой собеседник молчал.
— Мистер Ривз?
— Не знаю, — тихо произнес он. — Думаю, примерно столько. Только мистер Себастьян здесь ни при чем.
— Но я разговаривал с администратором отеля и он подтвердил, что об оплате вашего счета позаботится мистер Себастьян.
— Администратор, видимо, ошибся.
— У меня есть копия счета. Он оплачен с карточки мистера Себастьяна.
— Черт возьми, откуда он у вас?
Этого я ему сообщить не мог. Дело в том, что сегодня утром мне позвонила женщина. Она не назвалась, ее номер не определился, но было ясно, что Ривз ей очень не нравится. И она подробно рассказала об оплате пребывания Ривза в Италии за счет фирмы Себастьяна. Вероятно, женщина работала или еще работает в городском совете или в офисе Элмонта Себастьяна.
— Вы говорите, мистер Себастьян ваш счет не оплачивал? — усмехнулся я. — А мне известно, что оплачивал. Так кто прав?
— А тебе известно также, что ты сукин сын? — рявкнул он.
— Мистер Ривз, вы намерены на заседании совета объявить о конфликте интересов, с учетом подарков, какие приняли от главы компании, по заявке которой намечено голосование?
— Ты жалкий кусок дерьма, вот ты кто!
— Значит, я прав?
— Молчи!
— Ваши слова я принимаю как знак согласия.
— Хочешь знать, что меня действительно во всем этом достает?
— Хочу, мистер Ривз.
— А то, что существуют вот такие сволочные репортеры, как ты. Чуть что где-то пронюхал — и сразу принимаешься строчить в свою поганую газетенку. Я еще помню времена, когда «Стандард» была в нашем городе газетой, которую уважали. Конечно, это было до того, как ее тираж упал так, что его и не видно, и до того, как владельцы газеты в целях экономии начали нанимать репортеров чуть ли не в Индии, прости Господи, чтобы те освещали работу нашего городского совета, наблюдая за его совещаниями по Интернету. А в штате оставили лишь таких подонков, как ты. — Он положил трубку.
А я отложил ручку, снял наушники и нажал кнопку «стоп» на диктофоне. Похоже, эта женщина сообщила мне правду. Телефон зазвонил секунд через десять. Я снял трубку.
— «Стандард», Харвуд.
— Привет, — сказала Джан.
— Привет. Как дела?
— В порядке.
— Ты на работе?
— Да.
— Как у вас?
— Нормально. — Джан помолчала. — Я тут все пыталась вспомнить этот фильм, ты его знаешь. Ну, с Джеком Николсоном. Смешной такой.
— Он снимался во многих смешных фильмах.
— В этом он играет типа, одержимого чистоплотностью, панически боящегося заразы. И всегда приходит в ресторан со своими ножом, вилкой и прочим.
— Помню этот фильм. Он называется «Лучше не бывает». И что?
— Да ничего. А как у тебя продвигается работа над сенсационным материалом?
Глава вторая
Вероятно, и прежде было нечто такое, чего я не замечал. Надо же, журналист, считающий себя глубоким и проницательным, копается в чужих делах и не видит, что происходит у него под носом. Наверное, в мире я такой не единственный, но разве это важно? А важно было то, что моя жена Джан вдруг резко изменилась: стала напряженной, болезненно реагирующей на каждую раздражающую мелочь, на которую раньше не обращала внимания. Однажды вечером, когда мы собрались посмотреть телевизор, она вдруг разразилась слезами, обнаружив, что в доме нет хлеба.
— Со мной происходит что-то неладное, — призналась она мне. — Такое ощущение, что я на дне колодца и никак не могу выбраться оттуда.
Конечно, мужчине трудно понять, что происходит с женщиной среднего возраста с точки зрения физиологии. Я думал об этом, но вскоре сообразил, что у жены скорее всего депрессия.
— На работе что-то случилось? — спросил я, когда мы лежали в постели.
Джан работала в фирме, занимающейся продажей и ремонтом холодильных и нагревательных бытовых приборов, вместе с одной женщиной, Лианн Ковальски. Из-за кризиса люди начали меньше покупать кондиционеры и печи, зато чаще ремонтировать. Очевидно, у нее там возникли какие-то неприятности.
— На работе у меня все прекрасно, — отозвалась она.
— Тогда, может, я что-то сделал не так?
— Ничего ты такого не сделал! — вдруг крикнула она, но быстро успокоилась. — Просто… ну не знаю. Иногда мне хочется, чтобы все поскорее закончилось.
— Что именно?
— Ничего. Спи.
Через пару дней я предложил ей сходить к нашему доктору.
— Может, он посоветует что-нибудь?
— Зачем? Все равно никаких лекарств я принимать не стану. Терпеть не могу эту химию.
После работы Джан мне позвонила, и мы встретились, чтобы поехать к моим родителям и забрать Итана.
Мои мать и отец, Арлин и Дон Харвуд, жили в старом районе Промис-Фоллз в двухэтажном деревянном доме, построенном в сороковые годы. Они купили его осенью семьдесят первого, когда мама была беременна мной, и с тех пор живут там. Четыре года назад, после ухода отца на пенсию (он работал в управлении городского строительства), мама несколько раз заговаривала о том, что неплохо было бы продать его и переселиться в квартиру в кооперативном жилом доме. Зачем им столько места? К тому же не нужно будет подстригать лужайки и следить за садом. Но папа и слышать об этом не хотел. Мысль о переезде приводила его в бешенство. У них было два гаража, и один отец приспособил под мастерскую, где проводил много времени. Дело в том, что мой отец постоянно искал, что бы такое в доме починить или поправить. Стоило какой-то двери скрипнуть, и он тут же начинал ремонт. У нас никогда не текли краны, не шатались дверные ручки, с окнами тоже все было в порядке. Папа мог с завязанными глазами войти в свою мастерскую и мгновенно найти нужный инструмент.
Он никак не мог понять, почему остальные не относятся к своим обязанностям так же прилежно, как он, и, будучи инспектором по городскому строительству, доставлял много хлопот застройщикам и подрядчикам. За глаза они называли его Твердолобый Харвуд. Узнав об этом, отец стал указывать это прозвище в своих визитных карточках. Вот такой мой папа чудак.
И еще у него имелась привычка всем давать советы.
— Когда сушишь ложки, — говорил он маме, — не забывай переворачивать. Иначе вода оставит на них заметные следы.
— Иди в свой гараж, прошу тебя, — ворчала та. — Не путайся под ногами.
Эти перебранки были у них чем-то вроде игры. Мои родители любили друг друга, и за все сорок с лишним лет брака ни разу серьезно не поссорились.
Мы с женой знали, что нашему сыну будет у бабушки и дедушки по-настоящему хорошо. И к тому же безопасно. Никаких электрических проводов с износившейся изоляцией, оставленных где попало химикалиев, до которых мог бы добраться ребенок. Края ковров в доме никогда не загибались, чтобы за них можно было зацепиться и упасть.
— После тебя вскоре позвонила мама, — произнес я, устраиваясь рядом с Джан в ее автомобиле «фольксваген-джетта». Она молчала, и я добавил: — Сказала, что папа на сей раз придумал что-то особенное.
Джан рассеянно кивнула.
— А еще я сегодня прижал Ривза со счетом за отель во Флоренции.
— А откуда ты узнал про счет?
— Утром поступил анонимный звонок. Женщина рассказала о Ривзе кое-что интересное. Теперь хорошо бы выяснить, сколько еще членов совета продали свои голоса Себастьяну.
— Значит, Финли выперли, а веселье продолжается.
Она имела в виду бывшего мэра, которого застукали с несовершеннолетней проституткой. Он собирался баллотироваться в конгресс, а теперь ему, конечно, путь туда заказан. Он же не Роман Полански, который все равно получил «Оскара».
