вступать в брак с арийцами и даже объявили вне закона внебрачные связи между евреями и неевреями.
В марте следующего года Гитлер приказал своим войскам занять Рейнланд, область, граничащую с рекой Рейн, которую Германия потеряла во время Первой мировой войны. Это был акт агрессии, но международное сообщество – неохотно и пассивно выступающее против возвращения страной своих бывших земель – в большинстве своем хранило молчание. На дипломатической арене Гитлер старался сохранять всеобщее спокойствие, например, Министерство иностранных дел Германии неоднократно заверяло правительство Нидерландов, что Рейх будет уважать их нейтралитет.
Тем летом 1936 года Берлин принимал Олимпийские игры, и Гитлер, желая продемонстрировать лучшие результаты Германии, временно ослабил преследование евреев. Однако после игр, когда большая часть международной прессы покинула страну, нацистские атаки усилились. Теперь евреям запрещалось останавливаться в гостиницах, посещать рестораны или магазины, принадлежащие неевреям, или даже сидеть в парках, отведенных для арийцев.
Нацисты не ограничились преследованием евреев; они охотились и за христианами. В 1937 году они арестовали Мартина Нимеллера, влиятельного берлинского пастора и главу антинацистской конфессиональной церкви. Его преступление, согласно их обвинению, заключалось в «злонамеренных нападениях на государство». Он был оштрафован, получил тюремный срок, но затем освобожден. Однако, услышав новость об освобождении Нимеллера, Гитлер лично приказал повторно арестовать его, и того отправили в концентрационный лагерь Заксенхаузен[5].
В самой Голландии, однако, до поры все было относительно нормально. В 1937 году кронпринцесса Юлиана вышла замуж за Бернхарда Липпе-Бистерфельда, принца из Германии (в других местах, видимо, подходящих принцев не нашлось). В том же году тен Бумы отпраздновали столетнюю годовщину своего часового бизнеса. Корри гордилась тем, что ее профессиональная родословная восходит к дедушке Виллему, который первым открыл часовую мастерскую в Бейе. Жизнь в Харлеме была мирной, но не прошло и года, как все изменилось.
В марте 1938 года Германия аннексировала Австрию, и около 183 000 австрийских евреев подверглись тем же преследованиям, что и евреи в Германии. К лету того года большинство еврейских предприятий в Рейхе было захвачено немцами.
Осень, казалось, принесла проблеск надежды. 29 сентября премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен и премьер-министр Франции Эдуард Даладье встретились с Гитлером в Мюнхене и подписали соглашение, признающее аннексию Германией Судетской области Чехословакии. По прибытии в Лондон Чемберлен объявил, что Мюнхенское соглашение обеспечило «мир на наш оставшийся век».
Однако в Нидерландах королева Вильгельмина считала иначе. «Главный вопрос заключался в том, чем национал-социализм обернется для остальной Европы», – писала она позднее. «К весне 1938 года, когда Гитлер вторгся в Австрию, ответ для меня окончательно прояснился. Политика Германии приведет к европейской катастрофе».
«Овладев Австрией, Гитлер начал сеять смуту в Чехословакии, жадность Гитлера до чужих земель оказалась неуёмной. Для меня уже стало очевидным, что Гитлер пойдет и дальше, что для него достижение одной цели означало только то, что он мог начать работать над реализацией своего следующего территориального пожелания и что он вовлечет в свою игру всю Европу, как только сочтет, что для этого настало время. Звучит увертюра к вероломному нападению на нашу собственную страну».
Игнорируя Мюнхенское соглашение, Гитлер продолжал свирепые преследования евреев. Менее чем через месяц после подписания соглашения, 28–29 октября, восемнадцать тысяч немецких евреев были арестованы, загнаны в вагоны для скота и отправлены к польской границе. В числе депортированных оказалась и семья Гриншпан, только что высланная из Ганновера. Когда поезд прибыл на польскую границу, Берта Гриншпан отправила письмо своему семнадцатилетнему брату Гершелю, который жил в Париже. Услышав о подобном обращении с его семьей – особенно о перевозе в Польшу без еды и воды – мальчик пришел в ярость.
Утром 7 ноября Гершель купил пистолет и направился в немецкое посольство. Он попросил о встрече с послом Йоханнесом фон Вельцеком, но дипломат выскользнул из здания, не встретившись с ним. Гершель настоял на встрече с тем, кому он мог бы передать важный документ, и его провели в кабинет Третьего Секретаря, Эрнста фом Рата.
Когда фом Рат попросил показать документ, Гершель крикнул: «Вы грязный бош и вот, от имени двенадцати тысяч преследуемых евреев, ваш документ!»
Гершель выстрелил пять раз, три раза промахнулся, но две пули попали фом Рату в живот. Гершель был арестован, а фом Рат срочно доставлен в больницу. Событие вызвало возмущенную реакцию общественности, наподобие той, что последовала за убийством эрцгерцога Франца Фердинанда в 1914 году[6].
Когда весть о расстреле достигла Берлина, министр пропаганды Йозеф Геббельс превратил подвернувшуюся возможность в основание для новой волны преследования евреев. Он приказал всем газетам не только осветить произошедшее, но и вынести эту новость как основную на все передовицы. «Все немецкие газеты должны опубликовать масштабный репортаж о покушении на жизнь Третьего Секретаря посольства Германии в Париже, – проинструктировал он. – Новость необходимо подробно представить на самой первой странице каждой газеты. Редакторы должны лично объяснить читателям, что это покушение на убийство злонамеренно совершено евреем и должно иметь самые серьезные последствия для евреев в Германии».
Редакторы выполнили директиву Геббельса. В довершение, 9 ноября в Мюнхене, в девять часов вечера, известие о смерти фом Рата дошло лично до Гитлера. Кризис достиг своего апогея. Власти официально разрешили проводить демонстрации против еврейских домов и предприятий, полиции было приказано не вмешиваться. Примерно три часа спустя начальник гестапо Генрих Мюллер разослал приказ в полицейские участки по всей стране: «Вскоре по всему Рейху пройдут организованные акции против евреев, особенно против их синагог. В ход мероприятия не вмешиваться, приготовиться к аресту от 20 000 до 30 000 евреев по всей стране».
В течение часа детальные инструкции были спущены в подразделения СА. В Кельне, например, им было приказано поджечь все синагоги в четыре часа утра, а через два часа после этого последовали нападения на еврейские магазины и дома.
Разрушения, проделанные гитлеровскими нацистами в ту ночь, известную как Хрустальная, Ночь разбитого стекла, носили масштабный характер. К вечеру 10 ноября, когда погромы утихли, было сожжено около двух тысяч синагог, разорены почти семьдесят пять сотен еврейских предприятий, убиты по меньшей мере девяносто шесть евреев, а еще тридцать тысяч арестованы и отправлены в концентрационные лагеря. Когда голландцы услышали эту новость, общественная реакция оказалась неоднозначной: некоторые выразили протест, другие выступили с предупреждениями, многие предпочли не знать об ужасах Хрустальной ночи, в то время как те, кто знал, предполагали, что такие зверства никогда не дойдут до Нидерландов.
Тем не менее добросердечные голландские граждане, преисполненные сострадания, пожертвовали 400 000 гульденов в рамках общенационального сбора в помощь евреям, бежавшим в Голландию.
Тем временем, дела в Бейе шли своим чередом, часовой магазин продолжал расти. Чтобы справляться с потоком клиентов,
