изъяли во время осмотра, но теперь благодарному Петеру было что почитать. Он читал и перечитывал страницы такой значимой для них всех книги, пока не пришел момент, когда, к его удивлению, Священные Писания ожили.
«Внезапно мне показалось, что текст представлял собой письмо, адресованное лично мне, – писал он позже. – В нем были слова подбадривания и помощи, в которых я очень нуждался, справляясь с ежедневными трудностями. Христос, о котором говорилось в Евангелиях, больше не казался предметом агиографии – Он стал совершенно реальным персонажем, моим другом. Я начал понимать, что Иисус Христос умер не только за мир в целом, но и что Он отдал Свою жизнь за меня тоже. Он принял мученическую смерть, чтобы я, благодаря доверию к Нему, смог иметь вечную жизнь».
Петер молился, и его настроение сразу же поднималось. «Внутри я чувствовал себя свободным, почти легким, даже радостным. Обстоятельства больше не приводили меня в бешенство. Я оказался в тюрьме, чтобы найти Христа, верного своего Друга».
* * *
Через неделю после разговора к Корри пришел сам Фред Коорнстра. Потрясенная Корри уставилась на его обведенные зеленовато-фиолетовыми тенями глаза и лопнувшую распухшую губу.
Прежде чем она успела что-либо прокомментировать, Фред пояснил: «Мой друг очень глубоко вжился в роль».
Он положил на стол папку из плотной бумаги, в которой было ровно сто продовольственных карточек, добавив, что он сможет доставать по сто таких каждый месяц. Корри была в восторге – у сотен евреев появился шанс на спасение, – но было слишком рискованно забирать карточки у него дома каждый месяц. Она предложила Фреду приходить в Бейе в своей старой униформе смотрителя электрических счетчиков. В конце концов, счетчик находился внутри дома, так он смог бы спокойно отдавать ей карточки вне посторонних глаз. Фред согласился, и Корри нашла место на лестнице, где он мог бы прятать карточки, «проверяя счетчики».
Несколько ночей спустя Корри приняла еще четырех евреев: женщину с тремя детьми. Позже тем же вечером, когда комендантский час уже давно миновал, в дверь магазина снова позвонили. Предположив, что другому еврею рассказали о Бейе, Корри бросилась вниз. В дверях стоял ее племянник Кик, сын Виллема.
«Съездим кое-куда на велосипеде, – сказал он. – Хочу познакомить тебя кое с какими людьми».
«Сейчас? После комендантского часа?»
Кик промолчал, и Корри ничего не оставалось, как принести свой неутомимый велосипед. Они покатили по темным улицам, затем переехали канал, и Корри поняла, что они находятся в пригороде Эрденхаут. Кик подвел ее к дому, окруженному деревьями, у двери их ждала молодая девушка-прислуга. Кик внес оба велосипеда внутрь и поставил их в прихожей рядом с бесчисленным множеством других.
Дойдя до гостиной, Корри встретила старого своего друга по прозвищу Пиквик, он приветствовал их с чашкой кофе в руках. Настоящее имя этого человека было Герман Слуринг, и он был одним из лучших клиентов часового ателье тен Бумов. Этот сказочно богатый господин купил самые дорогие часы, продававшиеся у Бейе, и часто по-дружески гостил у них, предаваясь долгим неспешным беседам. На столетнюю годовщину их магазина он прислал мастерам огромный букет цветов и даже лично посетил семейное застолье.
Все в семье любили его и ласково называли либо «Дядя Герман» (так особенно часто называл его Петер), либо «Пиквик», прозвище, которое Корри и Бетси дали ему после того, как случайно заметили, что он похож на знаменитого персонажа романа Чарльза Диккенса на наброске, сделанном иллюстратором в их книге.
Невысокий, толстый, лысый и косоглазый, Пиквик был невзрачен на вид, но, по сути, он был безукоризненным джентльменом, добрым и щедрым христианином, больше всего на свете любившим детей.
Он начал представлять Корри и Кика другим гостям, и Корри сразу поняла, что перед ней находились участники подпольного Сопротивления; всех и каждого звали «госпожа Смит» или «господин Смит». Она узнала, что руководство Сопротивления работало в контакте с британским и голландским освободительными движениями, сражавшимися в других городах, а сам Пиквик, похоже, отвечал за ячейку в Харлеме.
Несколько мгновений спустя он уже представил Корри группе как «руководителя операции здесь, в этом городе»; до этого момента Корри просто считала, что посильно помогала своим еврейским соседям.
Одного за другим Пиквик представил остальных собравшихся, каждый из которых обладал особым мастерством или совершил нечто знаменательное: один умел подготовить фальшивые документы, удостоверяющие личность; другой мог достать автомобиль с государственными номерами; третий мастерски подделывал подписи.
Корри поняла, что перешла Рубикон: теперь она была частью Голландского сопротивления.
Тем временем в Амстердаме тринадцатилетняя еврейская девочка по имени Анна Франк 12 июня, в свой день рождения, завела дневник. В Амстердаме проживало самое большое еврейское население в стране, и нацисты в первую очередь нацелились на него. В своей первой записи в дневнике Анна вспоминала о лавине преследований, начатых нацистами:
«Наша свобода теперь строго ограничена серией антиеврейских декретов: евреи обязаны носить желтую звезду; евреям предписано сдать велосипеды; евреям запрещено пользоваться трамваями; евреям запрещено ездить в автомобилях, даже своих собственных; евреи обязаны делать покупки исключительно с 3 до 5 часов вечера; евреи должны посещать только принадлежащие евреям парикмахерские и салоны красоты; евреям запрещается выходить на улицы с 8 часов вечера до 6 часов утра; евреям запрещается посещать театры, фильмы или любые другие места развлечений; евреям запрещается пользоваться плавательными бассейнами, теннисными кортами, хоккейными полями или любыми другими спортивными площадками; евреям запрещается заниматься греблей; евреям запрещается участвовать в любых публичных спортивных мероприятиях; после 8 часов вечера евреям запрещается сидеть у себя в саду или на участках своих друзей; евреям запрещается ходить в гости к христианам; евреи должны посещать только еврейские школы».
Однако, как вскоре выяснила Анна, голландских евреев ожидали гораздо большие ужасы.
* * *
15 июня Петера освободили из тюрьмы. Ничего особенного – несколько коротких формальностей, и он вернулся на улицы Амстердама. Однако в его церкви все изменилось. Проповеди с кафедры стали расплывчатыми и короткими. Работы он лишился: из-за необходимости в дополнительном количестве электричества для движения поездов его должность органиста упразднили. Другое изменение, которое он заметил, заключалось в том, что еды с каждым днем становилось все меньше; о нормальной еде уже даже не шло и речи. Основные продукты питания – хлеб и картофель – теперь было невозможно найти, и голландцы были вынуждены есть то, что все еще было доступно: цветы. Луковицы тюльпанов, например, отваривали или обжаривали и использовали вместо картофеля.
Петер также обнаружил, что преследование евреев усилилось: теперь каждого еврея, схваченного нацистами, перевозили в концентрационный лагерь и казнили. Он не был евреем, но находился под прицелом новой нацистской программы «раззия». Из-за нехватки рабочей силы в Германии – военная служба была обязательной для всех
