Маленький пистолет, заряженный, между прочим. Его зарядил для меня один знакомый, который – я это точно знаю – никогда меня не подставит и не проговорится. Я объяснила ему, что купила пистолет исключительно для самообороны. На самом же деле я собиралась пустить его в ход ровно год назад, сразу же после того, как мой сыщик положил передо мной пачку порнографических фото с Сережей в главной роли. Его любовницей тогда была журналистка с пышной грудью, длинными ногами и зелеными глазами. Эти глаза и глаза моего мужа впивались в меня с каждой журнальной обложки, стоило мне выйти на улицу и спуститься в метро. Оба зеленоглазые, страстные, смелые, нахальные. Мысленно я уже давно застрелила обоих.
Я собиралась убить мужа в Париже. Пристрелить где-нибудь в злачном месте, в районе, кишащем арабами, чтобы уж точно никто не подумал на меня. Но это не все – я распланировала все допросы, все интервью, даже шум в интернете, даже скандалы в полиции и то, как я заявлю им, мол, ни черта-то вы не ищете убийцу моего мужа! Я прямо видела заголовки французских газет: «Tué par le celebre acteur russe» («Погиб известный русский актер»).
Все это произошло накануне открытия моего второго ресторана, который я назвала «Консуэло». Так много сил и средств было потрачено, что я к тому времени, когда должно было произойти убийство, просто выдохлась. На открытие ресторана пришли все, кто за эти годы стал постоянным гостем в «Мопра». Поначалу это были исключительно женщины, причем не только из артистических кругов, но и настоящие бизнес-леди, но постепенно мой ресторан привлек и мужчин. Уж не знаю почему, но один зал каждый вечер был заполнен молодыми художниками. Два других – артистическая публика вперемежку с чиновниками самого высокого ранга. О киношниках не говорю, к ним я всегда относилась особенно тепло.
«Консуэло» – ресторан в два раза меньше «Мопра», но он так оригинален во всем, что связано с оформлением, что, по словам Кати, стал сценой для спектакля по мотивам Жорж Санд. Сюжет «Консуэло» вдохновил художника-декоратора, которого я выписала специально из Италии, превратить два небольших зала в иллюстрацию к роману. Италия, Богемия, Пруссия, Чехия, Австрия – куда только судьба не закидывала дочку цыганки Консуэло, прежде чем она стала известной певицей, а впоследствии и графиней Рудольштадтской. Стены ресторана украшали настоящие фрески, и на каждой – сцены из жизни одаренной волшебным голосом девочки, той самой маленькой Консуэло.
Словом, я была утомлена открытием ресторана, поэтому мой муж Сережа Голт остался жив.
2
Итак, тот последний вечер, когда я видела его живым.
Ко мне пришла Катя и принялась уговаривать меня развестись с мужем. Она говорила совершенно правильные вещи, которые я сама бы сказала себе, если бы не была так влюблена. Но что делать, если мой разум, по крайней мере, та его часть, что должна контролировать любовь и страсть, не пропускала ничьих советов, никаких доводов. Хорошо еще, что мой рассудок целиком не был парализован. Я продолжала вести дела, постоянно думала о развитии бизнеса, мои рестораны процветали.
Чтобы заполучить себе Сережу хотя бы на вечер, я решила подарить ему машину. Еще одну. Я представляла, как засияют его зеленые глаза в предвкушении такого подарка, и ничего криминального на этот раз не замышляла. Ничего похожего на сцену аварии, разбившей мой предыдущий брак, ту самую сцену, подсказанную мне воображением или интуицией. Я видела в воображении лишь Сережу за рулем новенького авто, лавирующего по парижским улочкам. Солнце играет в его волосах, а в темных очках отражаются подсвеченные солнцем мелкие суденышки на канале Сен-Мартен, рядом с которым и располагалась наша квартира.
Я позвонила ему и, сдерживаясь, чтобы не дай боже не выдать волнения, не упрекнуть за долгое отсутствие, как бы между прочим сказала, что намерена сегодня за ужином обсудить покупку еще одной машины. Напомнила о предстоящих гастролях (как будто бы он мог об этом забыть), посетовала, что без машины в Париже трудновато, ведь машина – это все-таки свобода, и на всякий случай спросила, сможет ли он вернуться к ужину в восемь. Сережа мой, вероятно, тоже сдерживаясь, чтобы не поцеловать трубку, сообщил, что непременно будет. Даже поинтересовался, не купить ли чего к столу. Я сказала, что все есть, но бутылка хорошего красного вина лишней не будет.
Мы редко ужинали дома. Обычно по вечерам мы встречались в «Мопра», куда Сережа никогда не приходил один, за ним вечно увязывались его друзья-артисты. Понятное дело, все усаживались за наш столик у камина, а потому никто и никогда за ужин не платил, сколько бы ни было заказано.
– Наташа, я вот все жду, когда же у тебя закончится терпение! – Моя Катя возмущалась и снова была права. Счета были огромными, его дружки-артисты (не говоря уже об артисточках) заказывали, не стесняясь, самые дорогие блюда – считали, что в нашей семье денег много, не обеднеем. Конечно, они смеялись за моей спиной, я чувствовала это кожей.
Для меня не было тайной, что женское окружение моего мужа возмущается тем обстоятельством, что мне не удается похудеть. Но мне действительно не помогали ни диеты, ни таблетки, ни прочие средства, какими изводят себя полные женщины. Мой врач сказал, что я похудею, когда организм сам этого захочет. Вот еще один мошенник, и попробуй проверь его слова.
Я решила приготовить спагетти с трюфелями. Набросив фартук, я хлопотала на кухне, то и дело поглядывая на часы и стараясь представить наше с Сережей свидание. Как он себя поведет? Будет ли ласков? Что скажет? Позволит ли себе расслабиться и помечтать о машине? Спросит ли, о какой марке идет речь и позволю ли я ему выбрать модель? Честно говоря, мне было все равно, но я видела своего мужа в открытом кабриолете почему-то непременно цвета бутылочного стекла.
Хорошо, вот мы поужинали, допили вино, поговорили, определились с моделью. Что будет потом? Он встанет, поцелует меня в лоб, скажет, что у него встреча, и уйдет? Такое может случиться? Может. Он способен на это.
Интересно, как он вообще ко мне относится? Время от времени он говорит, что любит меня, что мы с ним родные люди и что он пропал бы без меня. Увы, я знаю, что все это слова. У меня имеются записи его разговоров с любовницами, с коллегами. Удивляюсь, как у меня еще сердце не разорвалось. С ними, с теми он называет меня «моя кубышка», «мой жирненький слиточек», «моя колбаска». И всегда добавляет, что только здоровый цинизм позволяет ему все еще жить со мной под одной крышей. Что нынче время такое, кризис, и ему ничего не остается, кроме брака со мной. Что я при всех своих недостатках (среди которых, оказывается, и алчность!) все-таки человек верный и относительно порядочный. Что случись что – я его не брошу.
Записи, доставленные моим сыщиком, я никогда не слушаю дважды. Одного раза хватает, чтобы покраснеть как вареный рак, покрыться потом и разрыдаться. Вот в такие минуты и рождаются мысли об убийстве. И когда я представляю, что Сережи нет, что его больше никогда не будет и что я буду свободна от этой убивающей меня любви, в правой стороне груди у меня начинает биться еще одно сердце, наверное, запасное, и мне становится легче дышать, кровь ударяет в голову, и я просто пьянею от счастья.
– Ната?
Сказать, что я удивилась, увидев вместо Сережи Катю, – это ничего не сказать. Я стояла, задумавшись, у накрытого к ужину стола, нарядная, в черном, плотно облегающем платье, на каблуках, с ниткой жемчуга на шее, и даже не поняла, что происходит.
– Дверь была открыта, – пожала плечами Катя.
Она осмотрела меня с головы до ног, кивнула.
– Как?
– Отлично! Хочешь муженька в койку затащить?
– Ага.
– Паршивый план, я тебя предупредила.
– А ты как вошла-то?
– Говорю же, открыто было.
– Ох, забыла совсем, я же мусор выбрасывала. А ты что?
– Волнуюсь за тебя. Подумала, что ты… – Она явно подбирала слова.
– Катя! Говори!
Я только сейчас заметила, что на ней рабочая одежда. У меня волосы на голове зашевелились. Мы с ней понимали в эту минуту друг друга без слов – все говорили наши взгляды.
– Нет, Катя. Это не то, что ты подумала. И неужели ты действительно считаешь, что я способна на это?
– Извини. Я просто хотела помочь.
В глазах ее стояли слезы. А меня вдруг охватил такой ужас, что я еще какое-то время стояла, не в силах произнести ни слова.
– Я не убийца, – прошептала я, глотая слезы и понимая, что, даже если тушь сейчас не потечет, все равно в глазах защиплет, веки покраснеют. – Иди домой, Катя. Все в порядке. Ты не должна была приходить.
– Ладно, прости. Я хотела помочь.
Она ушла, а я еще какое-то время стояла, приходя в себя.
Что ж, поделом. Нечего было делиться с ней своими бредовыми фантазиями и рассказывать, как я убиваю в мыслях мужа. Надо же, пришла помогать мне избавляться от трупа! Я поняла это, когда ее мысли перетекли в мои. Но как натурально выглядели все мои приготовления к убийству! Зачем, зачем я посвящала ее в свои планы, как я посмела взвалить на нее этот бред? И неужели она не понимала, что все эти разговоры, яды, пистолеты, все фантазии на тему убийства – всего лишь выплеск моего отчаяния? Да, я готова мысленно убивать мужа, но только чтобы сердечная боль притупилась.
