городе, придя с обозами из Читы, как отыскал дом отца и долго ходил вокруг, заглядывая издалека, из-за ограды, в окна. Он смотрел с любопытством, представляя себе, каково это – родиться и жить в таком дворце с кормилицей, гувернанткой, слугами и собственным выездом. Он вспоминал все, что слышал от отца, но никак не мог соотнести услышанное с тем, что было сейчас перед его глазами. Что ему делать? Постучаться в ворота, попросить встречи с хозяевами? Открыться им? Так прогонят – первый же лакей при виде молодого оборванца крикнет будочника. Или дворню – что еще хуже.
Федя прислонился у ворот и достал из кармана грязный огрызок черного сухаря – последний. И тут увидел старуху, толстую бабу, едва ковылявшую на распухших ногах, с большой корзиной, укрытой чистым платком.
Люба. Кухарка Люба. Отец рассказывал ему про кухарку, которая сунула в телегу большой узел с вареным мясом и картошкой, когда его увозили в ссылку. Это был единственный человек, который плакал при прощании. Остальные просто молчали – в семье было не принято выражать свои мысли так открыто – старый граф Скопин воспитывал домашних в английском духе.
А может, он просто ошибся и прохожая бабка – вовсе не та самая кухарка из рассказов отца? Но она повернула к воротам – медленно переваливаясь, и мельком взглянула в сторону Феди.
– Люба! – сказал он несмело. – Ты – Люба?
– Ну! – поджала губы бабка. – Чего надо?
Федор чуть не задохнулся.
– Я от Александра Ивановича.
Старуха сначала не поняла, о ком говорит этот молодой нищеброд.
– От барина твоего… бывшего. Александра Ивановича. Скопина, – он произнес слово «барин» через силу.
Бабка охнула и прижала свободную руку к груди.
– От барина?
– Да! – кивнул Федя. – Из Читы.
– Как… Как барин? – тихо спросила Люба. – Второй год писем не получаем, не заболел ли?
И она, уже предчувствуя ответ, всхлипнула. Федя кивнул.
– Преставился? – спросила бабка.
– Полгода как.
– Горе-то… – всхлипнула старуха. – А ты кто?
– Я сын его, Федор.
Она с горечью смотрела на него, а потом кивнула.
– Идем!
Люба прикрикнула на сторожа с той стороны ворот, чтобы пропустил. Федя перехватил совсем легкую корзину и прошел следом.
Обитель
Галер упал на колени перед девушкой, быстро нашел ее пульс, а потом два раза коротко, но сильно хлестнул по щекам.
– Очнись, дура! – зло прошептал он.
Сквозь гул каменного серпа он не услышал, как она слабо застонала. Потом девушка открыла глаза.
– Не время падать в обморок, – доктор старался перекричать гул, стоявший в зале. – Нас сейчас раздавит!
Луиза несколько раз моргнула, потом взгляд ее немного прояснился. Она что-то прошептала, но из-за шума не было понятно ни слова. Доктор наклонился ниже – прямо к ее лицу.
– Что?!
– Надо найти козу! – сиплым голосом произнесла девушка. – Изображение козы. Там, где мозаика.
– Коза? Что за…
– Скорее!
Серп снова сделал оборот, снизился еще немного и пошел чуть быстрее. Доктор, ругаясь и не соображая, зачем он это делает, бросился к мозаике, упал на колени в мягкий ковер пыли и быстро начал снятым галстуком протирать рисунок. Просто никаких других идей ему сейчас в голову не приходило.
– Черт! – крикнул Галер. – Нет козы! Какая-то богиня.
Девушка быстро, сильно согнувшись, подлетела к нему.
На полу в овальном орнаменте действительно была изображена богиня с копьем и в древнегреческом шлеме. Через плечо у нее была перекинута кудрявая шкура с прикрепленной у груди головой горгоны Медузы.
Волосы на голове доктора взметнулись – каменный серп с глухим рокотом пронесся совсем близко от темени. Галер попытался силой нагнуть голову девушки, но та отбила его руку и ладонью нажала прямо на изображение головы горгоны. Раздался скрежет. Федор Никитич осторожно поднял лицо – серп медленно останавливался. С его краев сыпалась каменная крошка. Потом он замер.
– Господи помилуй, – прошептал Федор Никитич. Но тут снова раздался рокот – однако на сей раз угроза действительно миновала, – гигантский каменный серп начал втягиваться обратно в потолок. Но механизм, поднимавший серп, не перестал работать. Как только каменное оружие встало на место, послышался скрежет со стороны фигуры старика. Барельеф сдвинулся, а на стене, которую он закрывал, Галер и Луиза увидели узкий проход. Не сказав друг другу ни слова, они подхватили сумку и мешок и тяжело бросились к нему. У самого порога Луиза остановилась.
Галер заглянул внутрь и увидел небольшой коридор, за которым открывался второй зал Обители.
– Войдем сюда, но дальше – ни шага, – предложил он. – Может, там новая ловушка.
Как только они попали в проход, барельеф, изображавший старика, начал возвращаться на свое место, отрезая их от первого зала со страшным каменным серпом. Девушка рухнула на пол. Галер сел рядом.
– Вы больны, – сказал он.
– Нет, не больна.
– Не упрямьтесь. Я – врач. Я знаю эти симптомы.
Луиза повернула к нему измученное лицо.
– Чем же?
– Классическая женская истерия, – сухо объяснил Галер.
Луиза коротко хохотнула.
– Вы как бабка, – сказала она. – Со мной все в порядке!
– Нет.
– Да! И хватит об этом!
Доктор пожал плечами. Спорить не имело смысла. По опыту Галер знал, что страдающие подобным недугом женщины ни за что не сознаются в своей болезни. Поэтому медицина предписывала врачу вести себя с ними спокойно. Надо было отвлечь девушку, переменить ход ее мыслей.
– Интересно, сколько здесь комнат? – произнес он.
– Что там, в следующем зале? – спросила Луиза.
Галер встал, подошел к открывшемуся проходу и вгляделся в полутьму. Напряжение и злость, которых он так боялся, медленно проходили. Он снова превращался в немногословного сухого… совершенно обычного человека. Которым на самом деле никогда не был. Но тщательно скрывал это.
– Похоже, статуя всадника у противоположной стены.
– Всадника?
– Нет… это кентавр, – поправился Федор Никитич.
– Двенадцать, – сказала девушка.
Галер оглянулся на нее.
– Почему?
– А почему вы убили бабку?
– Я не убивал ее, – устало ответил доктор.
– Кроме вас никто не мог.
– Разве? А почему не вы, Луиза? Вы ведь не любили ее. Думаете, я не заметил?
– Какое вам дело? – сердито ответила Луиза.
– Вам не жаль ее!
Луиза промолчала. Тогда Галер спросил ее тихо, глядя прямо в глаза:
– Или вы знаете, кто ее убил, но скрываете?
Девушка отвела взгляд.
– Считаете, это я? – спросила она. – А я считаю, что вы.
– Нет, не я. Может, горничная?
– Глупость! Уж я-то знаю ее с детства.
– Однако, кроме нее и нас, в доме никого не было, – сказал Галер. – Или был кто-то еще?
– Нет! – крикнула Луиза.
Потом девушка молча сидела, глядя прямо в стенку прохода. Ее большие, немного навыкате
