А в феврале 2006 года он объявился в Киеве, где был торжественно принят супругами Ющенко. Украинский президент стал вербовать его на роль главного героя фильма «Тарас Бульба», сниматься в котором Ющенко (ему не откажешь в размахе) намеревался пригласить также Шарон Стоун и Ричарда Гира. Писали также, что Жерар заинтересовался тогда историей Запорожской Сечи. Но я даже сомневаюсь, читал ли он гоголевскую повесть. Не знаю, почему актер и президент так и не договорились. В украинской прессе известного цвета появилось сообщение о том, что Депардье всерьез «приударил» за Екатериной Ющенко… О нем вообще ходит много слухов.
Но начнем все же сначала.
Как удалось малограмотному, косноязычному провинциальному парню, с внешностью мясника и полу уголовным прошлым, стать символом французского кино, одним из лучших актеров мира, обладателем высших кинематографических наград, кавалером ордена Почетного легиона, преуспевающим бизнесменом?
Глава 1
Родом из Шатору
В городе Шатору, что в 251 километре от Парижа, в 1951 году была создана американская военная база НАТО, которая сильно изменила всю жизнь этого административного центра департамента Эндр.
Отношение к базе со стороны местного населения было разным. Ее строители, а впоследствии служащие на ней солдаты и офицеры, в свободное время устремлялись в город. Они жаждали зрелищ, были не прочь хорошенько поесть и выпить, им нужны были женщины. Местные проститутки не справлялись с повысившимся спросом. На подмогу им из Парижа и других крупных городов ринулись коллегини. Местные с ними не ладили. Происходили довольно омерзительные разборки. Вмешивались полицейские, разнимая сцепившихся в ожесточенных схватках жриц любви. Хорошо «подмазанные» приезжими дамами, они принимали их сторону во имя «защиты свободы конкуренции», вызывая ярость местных. Видя все это, старожилы сетовали на падение нравов, требовали вмешательства администрации. Но мэр только отмахивался: присутствие «новых оккупантов», как их окрестили «прогрессивные и патриотические силы» Шатору, приносило немалую выгоду казне. Быстро приспособились к новым условиям торговцы, владельцы кафе и баров. В меню появились любезные американцам хот доги и гамбургеры, жители узнали, что такое кока-кола и пепси. Сначала кое-кто фыркал: как можно пить «эту гадость» и зачем столько виски и джина, когда есть доброе французское вино? Но потом все привыкли. К тому же «новые оккупанты» в отличие от прежних, нацистских, оставивших о себе недобрую память, были щедрыми людьми, часто угощали виски, делились сигаретами и жвачкой.
Не чуждые коммерции французские обыватели охотно шли на натуральный обмен. Девушки за американские нейлоновые чулки готовы были не то, что переспать с GI (американскими солдатами), но и душу продать. Ведь им часто приходилось рисовать на голой щиколотке мнимый шов, чтобы издалека никто не догадался об их нищете. Теперь многие щеголяли в эротичных чулочках и изящных туфельках, вызывая восторженный свист заморской «братвы». Родители не зря были обеспокоены поведением своих дочерей. Но как помешать тем сбегать на балы, устраиваемые в клубе на базе, где выплясывают дьявольские танцы под названием «буги-вуги» и «рок-н-ролл»?
В такой вот атмосфере проходят детские и юношеские годы Жерара Депардье. Он быстро ассимилируется с этим «пейзажем». И, стремительно подрастая, все свободное время проводит среди американцев. Как и большинство его сверстников выклянчивает у добродушных негров сигареты, а иногда и презервативы, сбывая их знакомым проституткам, которые продают их своим клиентам. На вырученные деньги Жерар шикует в питейных заведениях. Здесь все ему интересно, никто его не шпыняет. С любопытством наблюдает смышленый парень за американскими нравами. Вылощенные, с иголочки одетые солдаты и летчики в состоянии опьянения обожали подраться, а потом, мирно обнявшись и пошатываясь, брели на базу, располагавшуюся в трех километрах, стараясь не попадаться на глаза здоровенным военным полицейским с огромными белыми буквами «РМ» на касках.
Здесь он не ощущает свою ущербность. Дело в том, что в детстве он заикался, а позднее был таким же косноязычным, как и его отец. Впоследствии Жерар объяснял это своей эмоциональностью, которая, мол, мешала ему оформлять свои мысли и слова, и отсутствием культуры. Но в той среде, в которой он тогда вращался, его понимали. Впрочем, этот недуг постепенно проходит, а когда он поступит в театральную школу, где станет читать прекрасные тексты классиков, – пропадет вовсе. По мнению автора статьи, посвященной ему в журнале «Psychology», «улица, свобода передвижения, которой он пользовался, сцементировали его характер экстраверта. Быть самим собой дома ему было куда труднее». Вот он и стремился вырваться из дома, обстановка в котором, по мнению того же автора, порождала в нем, как и у его братьев и сестер, «иррациональные страхи и торможение в развитии». Журналист приводит любопытные слова самого Жерара Депардье о том, что «из бездны его вытащил волшебный язык прозы Жана Жионо». «Я не обладал запасом слов, а это блокировало все мои эмоции… – говорил он. – До прочтения его „Песни мира“ я увлекался комиксами и фото романами. И поначалу это лишило меня речи. Позднее, когда я начал повторять полюбившиеся мне слова, я подлинно испытал эмоции, которые им соответствовали». Слово всегда будет играть в его жизни огромную роль. Сегодня, слушая его стремительную речь, восхищаясь его умением излагать свои мысли, подчас в парадоксальной форме, трудно поверить, что когда-то он выражал свои мысли косноязычно и порой одними междометиями. Сколько трудностей у него было на этой почве в школе! И не потому ли он так рано ее бросил?
Но вернемся к истокам.
Его отец Рене Депардье, которого все – в том числе и его собственные дети – называли Деде, родился в деревне неподалеку от Шатору. В школу он не ходил и, согласно одной распространенной легенде, умел расписываться лишь двумя известными ему буквами ДД (отсюда и прошло его прозвище). Но автор книги о Жераре Депардье американский журналист и писатель Пол Шутков отмечает любопытный факт. Оказывается, Деде покупал газету коммунистов «Юманите» и просматривал ее. Он также слушал московское радио на французском языке. То есть Деде был совсем не таким дремучим человеком, каким его подчас изображают в некоторых рассказах о детстве актера. Его даже можно назвать политически ангажированным рабочим. В Шатору он освоил профессию кровельщика и вполне успешно трудился, ремонтируя крыши городских зданий.
Здесь же, в Шатору, на одном из народных балов он повстречает Алису Маринье, свою сверстницу, дочь военного летчика, который после войны стал инструктором в авиашколе при аэродроме на окраине города, на котором позднее разместится база НАТО.
Что могло сблизить этих, таких разных, людей? Возможно, именно немногословный характер Деде. Его глаза были красноречивее слов, и Алиса, которую в доме звали Лилетт, и которую так же будут называть и ее дети, сразу поверила в чувства этого простого парня. В 1944 году они поженятся и уже в сентябре появится на свет их первенец Ален, за ним последует дочь Элен, а 27 декабря 1947 года, на второй день Рождества – Жерар-Ксавье. В последующие годы Лилетт родит еще дочь Катрин и двух сыновей – Франка и Эрика. Детей было бы куда больше, если бы не самодельное акушерское приспособление в виде вязальной спицы. В 1947 году оно не сработало и Лилетт «попалась» в очередной раз, не будь этого, она бы ушла от Деде: жить с ним ей стало невтерпеж. Так она рассказывала позже, и Жерар невольно ощущал себя нежеланным сыном. Но все было как раз наоборот: именно его Лилетт любила больше всех детей. Свою мать Жерар сравнивал с крольчихой и писал, что главным предметом в доме был ее большой живот. Садясь на велосипед, чтобы ехать на рынок за продуктами, когда в доме появлялись хоть какие-то деньги, она обычно прихватывала с собой Жерара, и тот пристраивался на багажнике, крепко ухватив мать за этот самый живот. Впрочем, денег в доме чаще не бывало, и тогда Лилетт посылала своего смышленого не по годам сына к мяснику и тому каким-то непонятным образом удавалось выцыганить немного мяса в долг. Как у всех детей, у него было свое прозвище – «бузотер», а позднее, когда он заведет мопед, издававший невероятный треск, то получит другое – «пукалка».
В своей книжке «Украденные письма», на которую я буду не раз ссылаться, и которую читатель найдет в этом сборнике, Жерар Депардье писал о своей матери: «…В твоем самоотречении, моя Лилетта, чувствовалась безмерная любовь к нам. Будь я посмелее, я бы назвал твою любовь поэтической. В отличие от южанок, ты не обрушивала на мою голову свою нежность, говоря: „Я все отдаю тебе, сын мой. Бери, бери, сын мой, это все тебе“. Нет. Между нами всегда сохранялась дистанция, оставлявшая в неприкосновенности чувство собственного достоинства. Ты всем пожертвовала ради нас, когда тебе было всего 20 лет. А ведь твой шарм я бы мог сравнить только с шармом Катрин Денев. Все, что ты дала мне, ты сделала незаметно. Стараясь до изнеможения, почти до смерти».
