— Почему? — по-прежнему негромко осведомился Жуков.
— Не успеваем проводить дознание. Подключены все отделения, военная прокуратура округа — и все равно по ноздри.
Жуков перевел тяжелый взгляд на городского прокурора. Тот торопливо закивал, разводя руками. С минуту маршал молчал, тяжело расхаживая по кабинету.
— Где начальник УГРО? Почему вы докладываете?
— У него дом сожгли, — хмуро пояснил Гоцман, — жена пострадала. Он у ней, в больнице…
— И вы, значит, за него?
— Так я ж заместитель, товарищ Маршал Советского Союза.
Жуков несколько раз двинул вперед-назад нижней челюстью. Неторопливо налил из графина воды, выпил.
—Выводы, подполковник?
— Предлагаю всех задержанных ранее авторитетов отпустить, — негромко, глядя командующему в глаза, произнес Гоцман.
— Прямо всех?
— Так точно.
— Хочешь доказать, что ты умнее маршала? — с угрозой усмехнулся Жуков.
— Никак нет. Иначе захлебнемся.
— Ты будешь меня учить стратегии?! — Жуков сделал шаг к Гоцману, казалось, еще немного — и он вцепится Давиду в горло. — Будешь учить?!
— Товарищ Маршал Советского Союза, разрешите обратиться! — неожиданно раздался спокойный голос полковника Чусова. — Прошу вас о разговоре с глазу на глаз.
— С ним? — Жуков кивнул на Гоцмана.
— С вами…
Уверенный вид Чусова подействовал на командующего. Побуравив полковника взглядом, словно испытывая его на прочность, Жуков махнул рукой:
— Ладно… Всем перекур!
Офицеры и чиновники торопливо покинули кабинет. Маршал усталым жестом потер глаза, тяжело опустился на стул и кивнул Чусову:
— Излагай.
— Гоцман во многом прав, товарищ Маршал Советского Союза, — негромко заговорил полковник. — Вы сами видели, что творится в округе. Двадцать пятого, в день концерта, Одесса была на грани хаоса… И если не сбить эту поднимающуюся волну прямо сейчас, то дело может дойти до открытых боев. Как в девятьсот пятом году, когда власть в городе была передана военному генерал-губернатору…
— Бои со мной? — надменно усмехнулся Жуков.
— Страшны не потери, — договорил Чусов, пристально глядя на командующего. — А то, что об этом тут же доложат наверх. Маршал Победы воюет с мирной Одессой… И последствия… последствия этого доклада могут быть сами знаете какие.
Лицо Жукова закаменело. Ты же первый и доложишь, мгновенно подумал он. А последствия… Рябое лицо старика с седыми усами мелькнуло перед ним, мелькнуло и пропало. Он покосился на портрет. Нет, художник сделал его, конечно, моложе и просветленнее, что ли…
— Нужно отпустить авторитетов, — после паузы мягко, но непреклонно, неотрывно глядя командующему в глаза, проговорил Чусов и быстро добавил: — Под поручительство Гоцмана. Если что, он ответит за ситуацию головой. Это во-первых…
— Нужна мне его голова… — брезгливо протянул Жуков.
— …а во-вторых, — договорил Чусов, — с преступностью в Одессе мы разберемся и без него.
— Это как это?
— Он будет работать по своим возможностям… А мы — по своим.
В глазах Жукова блеснули искорки интереса.
— Конкретные предложения, полковник?..
— Конкретные предложения есть, — сдержанно отозвался Чусов. — Но об этом пока должны знать только вы и я.
— Излагай…
— Идея вот какая. Накануне вашего прибытия в Одессу Гоцман ловил банду Сеньки Шалого. Переоделся в извозчика, сел в пролетку и подставился этому Сеньке…
…В коридоре штаба округа вокруг Гоцмана немедленно образовалась пустота. Горкомовские столпились своим кружком, юристы — своим, военные — своим. Когда он подошел к урне, чтобы выбросить пустую папиросную пачку, несколько человек, не глядя на него, посторонились, чтобы дать ему дорогу, и так же молча вернулись на прежнее место, когда он отошел. Давид усмехнулся, углом рта.
На лестнице показался запыхавшийся, мокрый от пота Омельянчук в белом кителе. Гоцман сбежал к нему навстречу, взял за руку:
— Как Лида?
— Нормально… — Лицо Омельянчука жалобно передернулось. — Уже лучше.
— Кто именно, знаешь?
— Не-ет… — помотал головой полковник. — Тут же ж не угадаешь… Може, чьи родственники решили пометить… Ну — ладно, бог с ним. Шо у тебя?
— Доложился. Сказал, шо главных нужно отпускать. Омельянчук с тяжелым вздохом снял фуражку, вытер ладонью вспотевший лоб.
— Так и сказал?!
— Так и сказал… Андрей Остапыч… — Гоцман внимательно посмотрел начальнику в глаза. — За Мишкой присмотри, если шо.
Омельянчук не стал махать на Гоцмана руками и кричать что-нибудь в духе «С чего ты взял» или «Типун тебе на язык». Оба прекрасно знали, каким опасным делом занимаются. И привыкли говорить об этом прямо, без экивоков и недомолвок.
— Само собой.
— Ну вот и добре…
Наверху распахнулась дверь в кабинет Жукова. На пороге показался полковник Чусов.
— Товарищи офицеры, прошу заходить…
Поймав взгляд Гоцмана, Чусов еле заметно подмигнул. Участники заседания медленно потянулись в кабинет.
Глава вторая
На обширном пустыре, упиравшемся в длинную стену, сложенную из старого, выщербленного кирпича, неспешно возилось с лопатами человек шестьдесят пленных румын. Лезвия со звоном и скрежетом уходили в растрескавшуюся от жары, щедро начиненную железом и камнями землю. Согласно новому плану развития города, утвержденному после войны, здесь собирались разбить большой детский парк. В сторонке, забросив автоматы за спину, млели от жары и скуки четверо солдат конвойных войск МВД.
Раздалось грозное рычание моторов. На пустырь вкатил большой «Автозак» на шасси «Студебеккера», за ним следовало еще два таких же грузовика, но уже обычных, набитых солдатами. Подчиняясь хлестким командам, они быстро построились в две шеренги, окружив «Автозак» и направив на него автоматы. Пленные и конвоиры, разинув рот, наблюдали за происходящим.
— На выход! — гаркнул командир комендантской роты, распахивая заднюю дверь фургона. — Руки за голову, к стене, быстро!
Из дверей «Автозака» показались одесские воровские авторитеты. Были среди них и Писка, и Мужик Дерьмо, и дядя Ешта. Щурясь от яркого солнечного света, непонимающе глядя на застывших солдат, воры сгрудились у кирпичной стены. «Автозак», разгрузившись, развернулся и уехал.
Мужик Дерьмо, взмахнув руками, тараном ринулся на оцепление, прямо на стволы. И в следующий момент покатился по земле от умелого удара прикладом…
Командир роты, молодой капитан, подошел к нему:
— Вставайте…
От спокойного и вежливого обращения Мужик Дерьмо растерялся. Молча поднявшись, прихрамывая, отошел к группе своих товарищей по несчастью. Вслед ему капитан кинул полную пачку папирос:
— Курите.
— А водки, гражданин начальник? — тонким голосом осведомился, высунувшись вперед, Мадамский Пальчик.
Лица солдат не дрогнули. Офицер тоже бровью не повел. Молча взглянул на часы и начал, заложив руки за спину, расхаживать перед строем своих подчиненных…
Недоумевающе переглянувшись со своими, Писка подхватил с земли брошенную пачку, ловким движением ногтя разорвал пополам, извлек большой папиросный обломок. Но Мужик Дерьмо вырвал у него из рук пачку и бросил оземь. Сопя, вытащил из кармана свои папиросы — «Норд». Авторитеты так же молча, по очереди потянулись к нему.
Где-то рядом снова зашумел мотор. И на пустырь влетел, подпрыгивая и раскачиваясь на ухабах, еще один бортовой «Студебеккер». Хлопая задним незапертым бортом, грузовик заложил крутой вираж направо, затормозил и осторожно двинулся задним ходом к кирпичной стене. Солдаты оцепления молча раздались, чтобы пропустить его, и снова сомкнули строй.
Арестованные, замерев, смотрели на кузов подъехавшего грузовика. Там не было ничего, кроме обыкновенного станкового пулемета «максим». Не доехав до группы воров буквально десяти метров, грузовик замер. Из кабины выпрыгнул такой знакомый арестованным Гоцман в своем черном пиджачке и, несмотря на лютую жару, кепочке. Ни на кого не глядя, он перемахнул через борт машины и, оказавшись в кузове, начал умело, споро заряжать пулемет.
— Лицом к стене! — скомандовал командир комендантской роты.
Бандиты, переглянувшись, неспешно выполнили приказание. И застыли у стены, слушая холодное лязганье железа за спиной.
Наконец щелкнула взведенная затворная рама. И напряженную тишину разорвал такой же злой, напряженный голос Гоцмана:
— Теперь слушайте сюда и вбейте себе в мозг… Беспределу — ша! Погромы прекратить! На улицах должно быть тихо, как ночью в бане! Все вы вежливые, аж до поносу…
Писка, полуобернувшись к Гоцману, попытался вставить что-то остроумное. И тут же вжал голову в плечи — длинная пулеметная очередь прошла над самыми головами авторитетов. Кирпичная крошка и пыль полетели им на головы. В небе носились, испуганно крича, взбудораженные стрельбой птицы.