— Только не вешай ключ на шею собаке!
Но теперь я редко выхожу одна во двор. Делать там нечего, снег растаял уже второй раз за зиму. У Клаарики, к счастью, ветрянка, так что мне не жаль время, отведённое на прогулки, использовать, чтобы возить детскую коляску. Мы с мамой много гуляем, так как мама срочно хочет похудеть. Гулять на свежем воздухе полезно, от этого у нас всех с каждым днем улучшается аппетит: у мамы, у малютки и у меня. По дороге из магазина мы с мамой съедаем по круглой булочке-сепику. Благодаря сепику я похудела на три грамма. Папа считает, что три грамма весит каждый передний зуб, особенно широкий и плоский, как у меня. Он давно шатался во рту, отец хотел вырвать его с помощью нитки, а бабуля уговаривала сходить к детскому зубному врачу, но когда я у подъезда доела сепик, оказалось, что зуб исчез.
У Хелен уже половина зубов — коренные, в первом классе она даже носила во рту проволочку, чтобы зубы не росли криво, но я её не дразнила.
А теперь у нас дома только и слышишь: «Однозубка, иди сюда! Зубастик, застели свою постель!»
Хелен теперь приносит из школы одни пятёрки, её за это постоянно хвалят. Малютку хвалят за то, что она хорошо ест. В последнее время она начала слегка кривить свой беззубый ротик — эту гримаску в нашей семье называют улыбкой и не устают восхищаться. А я однажды самостоятельно выучила целых два стишка из детского журнала и улыбаться могу до тех пор, пока дырка от зуба не замерзнет, — но хоть бы кто слово доброе сказал! Такова жизнь средней сестры…
Ну да, иной раз приятно поить Имби из бутылочки и смотреть, как она всасывает морковный сок, словно крошечная машинка, но играть с ней и заниматься чем-то разумным пока что невозможно. Но мы к ней уже привыкли, пусть себе лежит… Она нам с Хелен сестра, но сдается, что она не эстонка — по-эстонски она не говорит. Кое-какие слова она произносит, но никто в нашей семье их не понимает. Например, что может означать «э, кхэ-уу»? Бабушка в школе языков изучила русский, финский и французский языки, но и она не поняла, что это слово значит. Может быть, Имби вырастет китаянкой или негритянкой. Надо бабуле посоветовать, чтобы она научилась негритянскому и китайскому языку — тогда в Таллинне хотя бы один человек сумеет говорить с Имби.
Бедный маленький зубной врач
Вообще-то жизнь прекрасна, но время от времени тебе не дают спокойно жить. Летом, например, тебе портят жизнь комары, зимой — жуткие тёплые штаны. А зубы — зубы могут в любой момент заболеть и напрочь испортить счастливое детство, о котором говорят по телевизору. И если бы ты хоть раз пожелала им плохого! Наоборот, ты отдавала им всё, о чём только может мечтать зуб: жевательную резинку с начинкой и без, ириски, фанту, фиесту, молоко, морковку, муку и кусковой сахар! Будь я зубом, я бы никогда не заимела дырку и не стала бы болеть во рту своей хозяйки так ужасно, что щека опухает! Но как вдолбить это зубу в башку!
Ладно, тот маленький молочный зуб, который я проглотила с сепиком, я ещё понимаю — ему захотелось немного пошутить, вот он и пошутил. Более или менее терпимым был и тот дырявый зуб, который прошлым летом заболел у меня в деревне и который сельский врач, как бы между делом, рассказывая мне что-то, крак — и вытянул. Врача звали доктор Тихи, и сам он был такой тихий, спокойный и приветливый, что я, наверное, даже не пикнула бы, вытяни он у меня все зубы и сделай из них бусы. Конечно, я слегка поплакала, из вежливости, но тогда доктор бросил изучать мой рот и посоветовал поскорее выплакаться.
Я спросила:
— А можно мне громко рыдать?
— Рыдай, если хочешь, — улыбнулся доктор Тихи, — только попробуй рыдать более весёлым голосом, иначе перепугаешь тех, кто за дверью ждут своей очереди.
И я кричала громко, но весело: «Ай-я-яй! Ха-ха-ха!» — и не успела закрыть рот, как дырявый зуб был уже в щипцах врача.
— Ха! Поболи у меня теперь! — сказала я зубу.
— С чего ему болеть? — возразил доктор Тихи.
— На его месте уже есть зародыш коренного зуба. Попробуй теперь есть побольше морковки, яблок и брюквы, чтобы новому зубу хватило материалов для роста.
Он положил удалённый зуб мне на ладонь и сказал:
— А этого несчастного можешь взять на память!
— А тебе самому он не нужен? — спросила я из вежливости. Доктор Тихи рассмеялся:
— У меня этого добра хватает!
Когда мы с моей деревенской бабушкой шли по коридору, то увидели, что на скамье у двери сидят несколько человек: у кого щека перевязана, кто держится за голову обеими руками.
— Не надо ничего бояться, — сказала я, чтобы подбодрить одного дяденьку с печальным и позеленевшим лицом, который всё время качал головой и тихонько подвывал. — Надо только веселее кричать!
Позеленевший дяденька скорчил рожу, как у собаки-боксера, высунул язык и сказал: «Эххх!»
А ещё называется взрослым мужчиной!
Мне было весело, и я ничего не боялась: зубную боль как рукой сняло, и мне хотелось обойти всех врачей, которые гнездились здесь, за белыми дверями поликлиники. На дверях висели таблички: «Терапевт», «Лаборатория» и «Акушерка».
— Давай обойдём в этот раз всех врачей, и после будем жить без забот, — предложила я бабушке. Бабушка улыбнулась и ответила:
— Всему своё время, дитя моё!
Вот оно и пришло это «своё время». Коренной зуб, который до сегодняшнего дня никак не напоминал о себе, вдруг с утра начал так сильно болеть, словно давно таил на меня злобу. Не помогли ни полтаблетки, ни счет от одного до десяти и обратно. Даже когда мама массировала мне кожу между большим и указательным пальцем, не помогло.
— Прощай, мама! — грустно сказала я. — Передай от меня привет папе и Хелен, потому что когда они вернутся, я умру от боли. Фломастеры отдай Хелен, а для Имби у меня между страниц «Старинных сказок» припрятано немного муки. Когда она подрастёт, отдай ей.
— Доченька, милая, не плачь, — утешала мама.
— Потерпи ещё немного, скоро придёт бабуля. И мы с тобой пойдём к зубному врачу.
— К доктору Тихи? — спросила я с надеждой.
— Что ты, золотце, не ехать же нам в деревню! Мы пойдём в поликлинику, здесь рядом. С острой болью принимают без очереди.
Когда бабуля увидела меня, она воскликнула:
— Господи, ребёнка-то как раздуло! У вас в доме свинка!
— Да я бы десять раз переболела свинкой, лишь бы избавиться от этой одной зубной боли! — сказала я бабуле.
— Я даже пальто не стану снимать, прямиком отведу ребёнка к врачу! — заявила бабуля.
Мне хотелось пойти к зубному врачу с мамой, но бабуля сказала, что мама не сумеет так умаслить врача, как она, и мама печально кивнула: «Так оно и есть!»
Бабуля обвязала мне щёку двумя платками, так что шапка не лезла на голову. На улице, в автобусе и в приёмном покое поликлиники все на меня косились так, что мне хотелось скорчить такую же гримасу, как тот зелёный дяденька в сельской поликлинике. От злости и страха даже зубная боль прошла, так что когда бабуля объяснила ожидавшим приёма, что боль у ребёнка невыносимая и его необходимо принять вне очереди, я громко сказала:
— А у меня зуб вовсе и не болит! Я только немножко пошутила!
Очередь начала шуметь, и бабуле пришлось потратить немало сил, чтобы настоять на своём.
Доктор, который посадил меня в своё сверкающее пыточное кресло, была тётенька: маленькая, проворная и голубоглазая. Но когда я сказала ей: «Можно, я немножко покричу? Не бойся, я умею кричать весело, так что никого не напугаю!», глаза врача потемнели, как предгрозовое небо, и она словно выросла на несколько метров.
— Вы сюда шутки шутить пришли или как? — гаркнула тётя-врач. — Рот открой. Слышишь: открой рот и скажи «а-а-а»!
— Не знаете ли, в китайском алфавите тоже есть буква «а»? — попыталась я осторожно перевести разговор на другую тему.
— Кристийна! — воскликнула бабуля, а врач бросила свои блестящие орудия пыток обратно в стакан и завопила:
— Нет, я больше не вынесу! Это сумасшедший дом, говорю честно! Сумасшедший дом, а не поликлиника!
— Бабуля, мы не туда попали! — радостно закричала я. — Уйдём отсюда поскорее, ты ведь слышала: это сумасшедший дом!
Но бабуля и слышать не желала. Она немного поспорила с врачом, и как всегда её воля взяла верх: тётя-врач в конце концов поверила, что здесь не сумасшедший дом и снова взялась за своё:
— Открой рот. Скажи «а-а»!
Я сделала всё, что она велела, хотя она так крепко и безжалостно ухватила больной зуб, что слёзы хлынули на моё новое платье. Я подумала, отдаст ли мама малютке муку, если меня здесь убьют. И очень ли меня будут жалеть дома.
— Вот, теперь я рассверлила твой гнилой зуб, — сказала врач, улыбнулась и снова стала меньше ростом.
— Где зуб? — спросила я.
— С воспалением мы зубы не удаляем, — сказала тётя-врач. — Может быть, его вообще не надо удалять, может быть, его можно вылечить. Дома постоянно поласкай зуб, и завтра в два часа приходи снова. И запомните: никаких согревающих компрессов, — это она уже бабуле сказала.
