За зеркалом существуют особые часы, способные останавливать время. Джекоб очень долго разыскивал такие волшебные песочные часы для императрицы. В Ломбардии крутилась карусель, превращавшая детей во взрослых, а взрослых – опять в детей, а у одного вельможи из варягов имелась музыкальная шкатулка, переносившая в прошлое всякого, кто заведет ее механизм. Джекоб часто спрашивал себя, неужели и вправду это могло изменить ход вещей, или в итоге человек поступил бы точно так же, как сделал это однажды: отец снова и снова стал бы исчезать за зеркалом. Джекоб последовал бы за ним, а Уилл с матерью остались одни.
Джекоб, прекрати! Близость собственной смерти делает человека сентиментальным.
Все последние месяцы ему казалось, будто кто-то вновь и вновь швырял его сердце в плавильную печь, словно оно было слитком металла, не желавшим принимать должную форму. Если бутылка окажется такой же бесполезной, как яблоко и источник, значит ничего сделать нельзя и уже очень скоро от него, как и от матери, останется только фотография в запыленной серебряной рамке. Джекоб поставил фотографию обратно на ночной столик и разгладил на кровати покрывало, как если бы мать могла войти в любую минуту.
Кто-то открыл дверь в гостиную.
– Уилл! Джекоб вернулся. – Кларин голос был почти таким же родным, как и голос его брата. – Вон его сумка.
– Джеки? – В голосе Уилла не осталось ничего от камня, некогда сковывавшего его кожу. – Где ты прячешься?
Джекоб услышал шаги брата по коридору, и на короткий миг перед мысленным взором его всплыла картина: он стоит совсем в другом коридоре, а позади него – искаженное ненавистью лицо Уилла.
Все миновало, Джекоб. Правда, не совсем бесследно, но это даже хорошо. Не хотелось бы забыть, с какой легкостью он мог потерять Уилла.
И вот теперь Уилл стоит в дверях, никакого золота в глазах, кожа такая же мягкая, как у него, только несколько бледнее. В конце концов, Уиллу не пришлось, как ему, много недель скакать через богом забытую пустыню.
Объятие, почти такое же крепкое, как раньше, когда Джекоб заступался за него на школьном дворе перед каким-нибудь драчливым четвероклассником. Да, за это стоило уплатить высокую цену, только бы брат ничего не узнал о ней.
Воспоминания Уилла о времени, проведенном по ту сторону зеркала, были разрозненными, как осколки, из которых он тщетно пытался составить целое. Кому бы пришлось по душе, что из самых значимых недель жизни память сохранила лишь скупые крохи? Слушая вместе с Кларой рассказы Уилла о городах и лицах, Джекоб вновь и вновь убеждался в том, что в то время, когда брат оказался предоставлен самому себе в Зазеркалье, на его долю выпало непомерно много. Складывалось ощущение, что у Уилла имелась вторая тень, следовавшая за ним по пятам, как чужак, и время от времени наводившая на него ужас.
Джекобу не терпелось пуститься в обратный путь, но Клара попросила его остаться на ужин, да и кто знает, доведется ли ему когда-либо увидеть их с Уиллом снова. И он, придав себе, насколько мог, бесшабашный вид, уселся за стол на кухне; ребенком он процарапал в его древесине собственные инициалы своим первым в жизни ножом. Но видно, сноровка выдавать брату выдуманные истории за правду ему порядком изменила. Несколько раз во время рассказа о поездке в Чикаго на пару с одним фабрикантом из Шванштайна и о пристрастии этого фабриканта к бутылочным джиннам Джекоб поймал на себе недоверчивый взгляд Уилла.
Лису он вообще никогда бы не смог провести подобными россказнями. Она упрямо допытывалась от него правды, пусть и искала в неверном направлении, и эта правда так и вертелась у Джекоба на языке, но он молчал. Признайся он – и в глазах Лисы отразился бы его собственный страх, а ему и без того было плохо. Уилла он любил, но для Уилла он прежде всего старший брат. С Лисой же, напротив, он мог быть самим собой. Они редко обсуждали то, что знали друг о друге, ведь она и без того видела в нем много такого, что от других оставалось скрытым, – качество, далеко не всегда приходившееся ему по душе.
– Ты знаком с Норебо Ирлкингом, Уилл?
Брат наморщил лоб:
– Небольшого росточка? С причудливым акцентом?
– Именно.
– Мама продала ему кое-какие дедушкины вещи, когда ей понадобились деньги. По-моему, ему принадлежат некоторые антикварные лавки здесь и в Европе. Но почему ты спрашиваешь?
– Он просил тебе кланяться.
– Мне? – Уилл дернул плечами. – Мама продала ему совсем не все, что его интересовало. Может, теперь он хочет попытать счастья с нами. Странный сыч. Не думаю, что мама была от него в восторге.
Уилл рассеянно погладил одной рукой другую. Он часто проводил рукой по коже, как если бы хотел лишний раз убедиться, что нефрит и в самом деле исчез. Клара тоже приметила этот жест. Призраки… Уилл встал и налил себе бокал вина.
– А если он начнет назначать цену, что мне тогда делать? Подвал битком набит всяким барахлом. Такое впечатление, что наша семья вообще ничего не выбрасывала с тех самых пор, как был построен дом. Там даже нет места для картин, которые мы сняли со стен. А Кларе нужен рабочий кабинет, да и… – Уилл оборвал фразу на полуслове, словно их подслушивали духи родителей в опустевших, ими покинутых комнатах.
Джекоб провел пальцем по инициалам на поверхности стола. Нож тогда он купил тайно.
– Продавай что хочешь, – сказал он. – Можете вообще все вычистить. Если хотите, займите и мою комнату. Я могу спать на софе, все равно я здесь бываю редко.
– Глупости. Твоя комната останется за тобой. – Уилл пододвинул ему бокал вина. – Когда ты отправляешься?
– Сегодня же.
Перенести разочарование на лице брата было уже не так легко, как раньше. Он будет тосковать.
– Все в порядке? – Уилл посмотрел на него с тревогой.
Да, обмануть его уже непросто.
– Разумеется. Тяжело жить на два мира.
Джекоб постарался придать этому замечанию шутливый тон, но лицо Уилла оставалось серьезным. Оно было так похоже на лицо матери. Даже лоб Уилл морщил так же, как она.
– Остался бы здесь. Там же опасно!
Джекоб опустил голову, скрывая от Уилла улыбку.
По-настоящему опасно стало там лишь благодаря тебе, братишка.
– Я скоро вернусь, – сказал он. – Правда.
Он всегда был ловким лжецом. Шансов – тысяча к одному, что обитатель бутылки принесет ему не спасение, а смерть.
Тысяча к одному против тебя, Джекоб.
Ему случалось делать ставки и повыше.
4. Опасное средство
Обратно. Когда Джекоб спустился с башни, дождь под порывами ветра яростно хлестал его по лицу, на мгновение напомнив ему тот, что бежал по оконному стеклу в комнате матери. Он поискал глазами между полуразрушенных стен силуэт лисицы, но в ногах у него прошмыгнул один только гном, отощавший и голодный, какими они по большой части бывают на излете зимы. Где же она?
Лиске редко случалось его не дождаться. Часто она уже за несколько дней чуяла его возвращение. Конечно, он тотчас же подумал о капкане или ружье какого-нибудь крестьянина, оборонявшего своих кур.
Глупости, Джекоб.
Она умеет за себя постоять не хуже, чем он сам. Да и, кроме того, даже к лучшему, если ее не будет поблизости, когда он вскроет бутылку.
Тишина, окутавшая его после шума иного мира, казалась еще более нереальной, чем встреченный им гном, и глазам Джекоба, как всегда, понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к ночному мраку. В море огней того, другого мира скоро забываешь, как здесь в действительности темно. Он огляделся. Нужно найти такое место, где бы жилец бутылки не вырос сразу до небес. Кроме того, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы пострадала башня или зеркало.
Старая часовня во дворце.
Еще одно строение, уцелевшее после пожара, как и башня. Часовня стояла позади запущенного сада, окаймлявшего косогор холма. Джекобу пришлось прокладывать себе путь через заросли саблей. Замшелые ступеньки, развалившиеся на куски статуи, фонтаны, в чьих мраморных раковинах колыхалась прелая прошлогодняя листва. Из нескошенной травы перед часовней торчали могильные камни: Арнольд Фишбайн, Луиза Моор, Кетхен Гримм. Могилы прислуги пожар пережили, но от усыпальницы владельца дворца осталась только куча обугленных камней.
Деревянные двери часовни так разбухли, что Джекоб их с трудом открыл. Внутри она тоже не радовала глаз. Цветные витражи разбиты, скамьи давным-давно разобраны на дрова для обогрева кучки холодных лачуг… Но крыша осталась нетронутой. Помещение едва достигало четырех метров в высоту – в самый раз.
Пока Джекоб извлекал бутылку из кожаного футляра, из-за края пустой чаши, где некогда была святая вода, в тревоге выглянул дупляк. Холодное коричневое стекло почти обжигало пальцы. Узник стеклянного застенка не был выходцем с юга, где в пустыне на любом рынке можно было приобрести бутылочного джинна. Средство, необходимое Джекобу, могли предоставить только северные духи. Они встречались значительно реже и были исключительно зловредными, и потому охотники на северных джиннов могли похвастаться бóльшим числом шрамов, чем сам Ханута. Дух, которого Джекоб собирался выпустить на свободу, так страшно исполосовал своего охотника, что сражение с ним тот пережил лишь на несколько часов. Джекоб сам его похоронил.
