Очень странно перебирать шелковые трусики жены с целью найти улики. Я сам себе смешон. Этакий пьяный русский Отелло. Руки – по локоть в бюстгальтерах благоверной. Что я ищу? Я сам не знаю. Фотографию другого? Любовное письмо? Сейчас такие вещи не найдешь в коробке с засушенными цветами. Все в компьютерах, телефонах. Наверное, я не хочу туда лезть именно потому, что там гораздо больше шансов найти улики. Пора отвлечься от шелковых радостей фетишиста.
Я понимаю, что я этого не хотел. Господи, за что? Я искал доказательства невинности, меня бы полностью устроило всякое отсутствие улик. Зачем мне эти смски? Почему она их не стерла? Доверяла мне? Верила, что я ни за что на свете не стану читать чужие письма? Или, напротив, надеялась, что я их найду и разрублю городиев узел, который она нагородила?
Тупо перечитываю. Хотя, что тут можно понять по-другому: «До встречи, родная. Жду нашего свидания с нетерпением. С.». И в папке «отправленные» – «Увидимся завтра, в нашем месте. Пока».
Если это наказание мне за подлость, то оно удалось. Ничего хуже просто представить нельзя.
11 августа 2006
Кирилл
Я уснул под утро. В результате проспал тот момент, когда Сашка встала, собралась и ушла на работу. Теперь, чтобы поговорить с ней, мне придется ждать целый день. Позвонил заму, сказал, что не приду. Пусть поработают без меня, от меня сегодня толку все равно не будет.
Мне трудно сейчас рассуждать здраво, но я понимаю, что прежде чем выносить приговор, я должен выслушать обвиняемую. Она имеет на это право – быть выслушанной. Семь лет безупречной работы в роли идеальной жены должны быть зачтены. Вот только не знаю, сумеет ли она убедить меня в своей невинности, когда факты настолько недвусмысленно указывают на ее виновность.
Я жарю себе яичницу. Я стараюсь сохранять спокойствие. Я варю себе кофе. Рога, ветвящиеся на моей голове, приводят меня в бешенство. Стрелки настенных часов еле ползут по циферблату. Если бы я знал, кто прячется за буквой С., я уже убил бы его. Но я сознательно притормозил и не иду дальше по дороге шпионажа. Я должен дать шанс нам с Сашкой остаться семьей. Пусть она сама мне все расскажет. Я быстренько одеваюсь и еду к ней на работу. В машине смотрю на себя в зеркало – небритый, глаза красные. Сашкины коллеги подумают, что гулял всю ночь и приперся вымаливать прощение. Плевать. Плевать на все и на всех. Я не дам никому и ничему разрушить свой мир.
В клинике меня ждет сюрприз. Оказывается, моя жена взяла отгул. Почему я ничего не знал об этом? Похоже, время чудесных открытий никак не закончится. Гаденькая улыбка просто приклеилась к лицу Сашкиного коллеги Леонида, когда он понял, что Сашка не сказала мне про отгул. Ленька – сволочь, но не дурак, он быстренько сопоставил Сашкино отсутствие на работе, мое неведение о том, где находится моя благоверная и желание видеть ее посреди рабочего дня, приплюсовал к этому мои красные от бессонницы глаза, помятую одежду – кажется, я в ней и спал, и сладким голосом пропел: «Что, поссорились, голубки? Предупреждал я тебя, Кирюха – не женись на Сашке, наплачешься ты с ней, слишком она хороша для тебя!». Я промолчал. Когда-то Ленька очень хотел быть на моем месте, бегал за Сашкой, когда она уже все ночи проводила со мной, и вообще сходил с ума. Он рассказывал мне о Сашке чудовищные гадости, ей говорил такие же гадости про меня. Мы с Сашкой смеялись ему в лицо. Мы были неуязвимы, нас защищала наша любовь.
Я резко развернулся и пошел прочь. Физиономия Леонида осталась цела. Он так и не узнал, какая серьезная опасность угрожала его мерзкой роже.
Я дважды объехал Москву по третьему транспортному – дорога всегда меня успокаивала, когда я в бешенстве. Даже самые дикие пробки. Вот и сейчас – два круга по кольцу, разбитый бампер, порванная рубашка у идиота, решившегося меня обматерить – и я снова в порядке. Снова могу думать. Могу ехать домой.
Дома я разбил телевизор. Потом снес его останки на помойку. Потом я снова выпил водки. Потом я разбил кулаки об стены. Надо ли говорить, что все это время я звонил Сашке каждые пятнадцать минут? Ее телефон был отключен. Как трогательно. Я хотел ее убить. Вместо этого я поехал на рынок – да-да, пьяный за рулем, да, безответственно, да, а мне плевать! Купил отличной свинины, свежей зелени, огурцов, помидоров, виноград, лимоны, свежайший домашний грузинский сыр. Потом не поленился, заехал в винный погребок, взял бутылочку красного. Того, которое Сашка особенно любила – медицина ведь ей еще ничего запретить не успела, верно? Я решил приготовить для любимой праздничный ужин. Как будто бы у нас все хорошо. Как будто бы мы по-прежнему счастливы. Как будто бы нас ничего не разделяет.
Я решил быть сильным. По моему глубочайшему убеждению, сильный человек – это не тот, кто может сильно дать по морде и никогда не плачет. Сильный человек – это тот, у кого хватает сил противостоять своим собственным демонам, когда они поют ему в уши военные песни. В моей ситуации быть сильным – это продолжать верить жене. Дать ей возможность все объяснить. И сделать все, чтобы доверие и взаимопонимание вернулись в наш дом. Поэтому я готовил праздничный ужин. Последнее время у нас в доме какая-то непраздничная атмосфера. Пора это менять. Пожарю отбивные из хрюшки – Сашка говорит, они у меня фантастические получаются, нарежу салатик, помою виноград, открою вино. Я уверен, Сашка сумеет все объяснить, и ревность и обида уйдут, оставят меня в покое.
Я увлекся. Готовить я люблю, это мое, можно сказать, хобби. Обычно у плиты стоять времени нет, но иногда, в охоточку, я творю и в этот момент забываю обо всем. Вот и сейчас – я действительно отвлекся. Не заметил даже. Как время пролетело. Может, в этом мне немножко и водка помогла. Короче, в шесть я накрыл на стол. Поставил музыку – что-то негромкое, гитарно-саксафонное, я такое люблю, Сашка так просто обожает – и прилег на диван. Ждать. Проснулся я в десять. Сашки не было. Я снова набрал ее номер. Абонент не абонент. Я выбросил отбивные в мусорное ведро, выпил еще рюмочку водки и позвонил Борьке. Слава Богу, он отозвался сразу. Я кричал в трубку – заглушая Борькин голос, в трубку визжала его дочура. Мы договорились встретиться в нашем кабаке. Ровно через час.
Собрался я быстро. Запихнул в мусорку салат, сыр, вылил в мойку вино. Водку взял с собой – она, родимая, в трудных ситуациях завсегда лучшая советчица. А если серьезно, трезветь мне не хотелось ни сколько. Трезвая голова сейчас – мой главный враг.
Борька приехал быстро. Оживленный, краснорожий. В волосах – седина. Когда успела, проклятая? Борька отмахнулся – это ранняя у меня седина, брат, ранняя. Нам еще до старости – ого-го сколько выпить. Ну, давай, по маленькой? За встречу? Наливай! Жирный грузинский нос, маленькие глазки-буравчики, мясистые щеки – как же я любил эту морду! Может, виновата водка, но я прослезился. Друзья – наша настоящая опора в жизни. Мы с Борисом выпили за друзей, вспомнили Гошу, Эльдара, Витьку, Секацкого. Как же я любил этих пацанов! В детстве и юности мы были неразлучны, а потом жизнь раскидала нас. Конечно, мы и сейчас – одна команда, но теперь я вижу ребят не чаще, чем раз в три месяца, а ведь когда-то мы, молодые шалопаи, вместе укрощали этот город, полный соблазнов и тайн. Как мы гуляли в Арбатских переулках! Сколько выпили на Чистых прудах! Сколько девочек с Ленинградки прошли через наши заботливые мужские руки! Сколько клубов и кабаков помнят, как мы зажигали! Мы выпили за молодость. Выпили за друзей. Выпили друг за друга. Выпили за наших девочек. Выпили за свой город. А потом Борька поинтересовался – В честь чего гуляем? И я вспомнил. И сразу протрезвел.
Я не мог сказать правды про Сашку даже Боре. Я сказал – Сашку преследует звонками какой-то урод. Вот его номер. Узнай, кто это, окей? Дэн сказал – сделаем. Позвонил какому-то хмырю, тот пробил номерок. Борька у нас – капитан полиции, может многое, хоть и не все. Я записал – Сергей Синицин, год рождения – как у моей Сашки, прописан – ул. Подольских Курсантов, дом 25, кв.103. Друг спросил – может, пугануть его? Я покачал головой – не надо, я сам.
Мы взяли еще водки. Выпили. Я вдруг почувствовал, как навалилась усталость, как тяжело держать голову на весу, как шашлыки водка спорят – кто из них первым покинет меня? Короче, я нажрался, как сопляк на день рожденья. Борис выволок меня на воздух. Легче не стало – московский смог не рассеивается над Москвой даже ночью, а летом он особенно ядрено настаивается на свежем выхлопном газе. Я поблевал в урну, потом поссал на дверь кабака и мы ушли. Кое-как Борька затолкал меня в машину и назвал мой адрес. Из машины я просто выпал. Как-то все-таки вошел в подъезд и добрался до квартиры. Не знаю, закрыл ли я входную дверь. Не знаю, была ли дома Сашка. Я ввалился в гостиную, рухнул на ковер и уснул.
