— Нет, я имею довольно загадочное занятие, вы будете очень удивлены…
— Что вы думаете о Шекспире? — торопливо обратилась ко мне Адель. — Вам нравятся его пьесы?
— Никогда не читал, — сознался я.
— Типичный ответ! — хмыкнул Вернон Клайд.
— Да! — крикнула Адель. — А Лоис Ли играет королеву!
— Сколько горечи, дорогая! — усмехнулся Блейр. — Ты же знаешь, твой опыт в музкомедиях не очень годится для драмы.
— Ты чертовски хорошо знаешь, я не играла в музыкальных спектаклях! — со злостью выкрикнула Адель. — Я хорошая актриса, а ты не дал мне шанса показать себя!
— Мне надлежало хорошенько подумать, женясь на артистке. — Николас печально покачал головой. — Моя первая жена была всего лишь продавщицей и не требовала первых ролей!
— Ты не дал мне и самой маленькой роли, — угрюмо отмахнулась она.
— Я не мог этого сделать, — просто сказал Николас. — Мы достаточно об этом говорили, дорогая. Боюсь, в другой раз ты потребуешь и Аубрею роль Горацио! — он рассмеялся с удовольствием. Но лицо его сына покрылось красными пятнами.
— Пожалуйста, — поднял руку Клайд, — без семейных ссор! С минуты на минуту может заявиться Лемб, давайте будем большой дружной семьей без мышьяка в стаканах.
— Волк в овечьей шкуре, — тихо пробормотал Николас. — Когда мы все вместе притворяемся тут перед ним, меня тошнит!
— Все же, будь с ним полюбезней, Никки, — попросил Клайд. — Не забывай! Я задолжал ему 15 тысяч! В некотором роде он наш ангел-хранитель.
— Ангел? С такой-то физиономией? — заметил Николас. — Между прочим, пусть и он будет любезен со мной, если хочет вернуть свои денежки.
— О, Боже! — безнадежно воскликнул Вернон и пригубил бодрящую смесь.
— Хотите, я буду с ним любезна? — спросила Чарити и покраснела. — Я имею в виду, если это поможет постановке. — Она на секунду прикрыла глаза, затем мечтательно сказала — Я выйду на сцену в красном!
Николас заметил скуку на моем лице.
— Опять метод, — объяснил он. — Пометки автора их не волнуют. Они все видят в своем свете, в своем цвете! Согласитесь, Даниэль, это же безумие!
Чарити обиженно захлопала ресницами.
— Я только хочу помочь!
— Не надо, — вяло произнес Клайд. — Нам и так хватает неприятностей.
Заметив, что никто не собирается наполнить мой бокал вновь, я сам направился к бару.
— Должно быть, вас шокирует здешняя атмосфера, — хозяин улыбнулся. — Вы впервые столкнулись с домашней жизнью артистов?
— Все нормально. — Я сделал глоток.
— Что он может знать о жизни! — с пафосом воскликнула Чарити. — Он человек, с якобы загадочной профессией!
— Гораздо больше, чем вы предполагаете, — просто сказал я. — О'кей! Вы конечно можете заставить людей верить вам в театре. Но уберите декорации, свет рампы, и что останется? Да ничего!
— Вы так считаете, Даниэль? — пророкотал Николас Блейр.
— Да, я считаю, что вам удается дурачить театральную публику лишь потому, что она желает быть обманутой.
— Чепуха! — прогремел Николас. — Не удивительно, что вы друг Аубрея.
— Вне сцены вы не надуете никого! — разошелся я. — Полминуты, и каждый поймет плохую игру при хорошей мине. Никто не поверит, что вы — большой художник, Никки-бой.
— Аубрей, выставь этого типа из моей квартиры! — рыкнул Николас.
Аубрей притворился, что не слышал.
— Прекрасный ответ, — подзадорил я. — Означающий, что вам нечем крыть, Никки, и вы публично это признаете.
— Ничего подобного! — закричал он. Его ноздри раздувались не меньше, чем у меня, когда я смотрел на Чарити Адам. — Будь я проклят, если стану спорить с каким-то снобом, предпочитающим стриптиз Шекспиру!
— Это тоже не ответ, — вставил я. — Держу пари, что вне театра вы не одурачите никого!
— Не будьте кретином!
— Пари вас не устраивает. Боитесь потерять деньги? Или в чем дело, Никки-бой?
Казалось, через секунду он взорвется, но Блейр сдержался.
— Ваши условия, Даниэль! — неожиданно проговорил он. — А уж там посмотрим, актер я или нет.
— Ол райт, делаю конкретное предложение. Вы считаете себя настолько сильным актером, что в реальной жизни сможете дурачить экспертов в течение, скажем, пятнадцати минут?
— Конечно!
— Ставлю тысячу, что у вас не получится. Наступило молчание. Его нарушил Вернон Клайд.
— Все это заходит слишком далеко…
— Помолчите! — отрезал Николас. — Я принимаю пари.
— О'кей! — я огляделся вокруг. — Как насчет того, чтобы ваша жена хранила ставки?
— Не возражаю, — нетерпеливо сказал он. — Теперь назовите условия: роль, эксперты, время и место.
Я сделал вид, что задумался.
— Облегчу задачу и вам и себе, — произнес я немного погодя. — Вам — роль полегче, а мне — эксперта пожестче.
— То есть?
— Вам — роль актера, представляющего, что он действительно Гамлет, а его жена — мать-королева, которая задумала его отравить.
— Вы шутите? — уставился он на меня. — Это же слишком просто!
— Погодите, — усмехнулся я. — Теперь об эксперте. На эту роль я предлагаю психиатра. Согласны?
Вернон Клайд прочистил горло.
— Давайте забудем всю эту чушь и выпьем, — неуверенно сказал он.
— В самом деле, почему бы нет? — кивнул я.
— Так-то лучше, — проворчал продюсер. — Когда придет Лемб…
— Простите, — перебил я. — Надо еще утрясти маленькую деталь. Если вы не возражаете, Никки-бой, я готов получить свою тысячу.
— Что? — Николас вскипел. — Держите свое испитое хайло на замке, Вернон, пока вас не спрашивают! Пари остается в силе, Даниэль!
— Рад за вас, — кивнул я. — Минуту назад решил, что празднуете труса.
— А мне показалось, вы никогда не читали Шекспира? — он взглянул на меня изучающе.
— Только басни в школе, про ту самую овечку, которая финансирует вашу постановку.
Николас залпом допил бокал.
— Психиатр — ваш друг, не так ли? Вы заранее все обговорили, чтобы сообща облапошить старину Блейра?
— Хороший вопрос, — хмыкнул я. — Мы обсудим его немедленно. Вы доверяете своей жене?
— Во всем, кроме того, что она способна играть Шекспира, — коротко ответил он.
— В таком случае, пусть миссис Блейр выберет психиатра, тот назначит время, и только Адель будет знать, куда и к кому мы едем.
— Согласен. — Николас посмотрел на жену. — Ты сможешь организовать это, дорогая?
— Полагаю. — Она пожала плечами. — Хотя все это дико, но если вы настаиваете…
— Я хочу заставить Даниэля уважать мою профессию, — выдавил Блейр сквозь зубы. — И тысяча долларов тоже достойна уважения, не так ли, мистер Бойд?
— Вы правы как никогда, — кивнул я.
3
Частную клинику в Коннектикуте окружал лес. Территория большого двухэтажного здания была огорожена высоким забором. Я сидел в кабинете доктора Фрезера с весьма озабоченным видом. На нем не было ни белого халата, ни темных очков. Он мало походил на психиатра в своем дорогом костюме, да и пострижен был не хуже меня.
— Чем могу быть полезен, мистер Бойд? — спросил вежливо доктор.
— Видите ли, — замялся я, — дело касается моих друзей… И я выдал ему историю о бывшем актере, перенесшем в жизнь сценическое действо. Будто у него возникла навязчивая идея, он считает себя Гамлетом, а свою жену — матерью-королевой, решившей его отравить.
Лицо Фрезера оставалось беспристрастным. Тогда я добавил, что пока муж не слишком опасен, но состояние день ото дня ухудшается, чем и поделилась со мной его жена, как со старым другом семьи.
— Чего вы хотите от меня? — осторожно спросил Фрезер.
— Вы не могли бы посмотреть его, доктор? Если необходимо, пусть он останется здесь на некоторое время, под наблюдением специалистов. Его жена, поймите, находится в постоянной тревоге, а это тоже может кончиться нервным срывом, либо еще чем похуже.
— Хорошо, я посмотрю вашего друга, мистер Бойд. Когда вам удобней приехать?
— В любое время. Чем быстрее, тем лучше.
— Завтра в одиннадцать вас устроит?
— Отлично.
— Договорились, — он вежливо кивнул.
Когда я вышел из клиники, что-то меня тревожило. И только включив мотор, я сообразил, в чем причина моего беспокойства — в лечебнице стояла абсолютная, неестественная тишина. Что же они делают с пациентами, добиваясь подобного порядка?
Около трех часов вернувшись в контору, я обнаружил в кабинете Адель Блейр в великом раздражении.
— Я жду вас уже час, — заявила она. — Где вы пропадали? На ней было другое платье — темно-вишневое, с пуговицами сверху донизу.
— Ездил в Коннектикут.
— Зачем? И это идиотское пари вчера!
— Я беседовал с доктором Фрезером. У него частная психиатрическая лечебница в Коннектикуте.
— Вот как? — в ее глазах появилось любопытство.
