возражать Катерина, — Да я может…
— Привет Кать! — я спрыгнул с кровати и подбежал к девушке, чтобы её обнять.
— Ладно… Прощён.
Глава 1
Вагон поезда «Кишенёв — Москва» в котором я ехал, остановился, на станции Тихонова Пустынь прямо напротив входа в вокзал. Сейчас зайду, попью квасу и можно ехать в Калугу. По другому я не согласен, потому, что сегодня двадцать восьмое августа, а погода как в середине июня. Жарища! Градусов под тридцать и если меньше, то ненамного. Хотя, надо посмотреть, как там на свежем воздухе, может это в вагоне так жарко.
В буфете кваса не было. Прямо «чёрная полоса» какая-то. Собкин не встречает, квасу нет, если ещё и телефон в отделении не работает, то надо срочно идти в церковь. Замаливать грехи и каяться в содеянном. А что? Самое время. Скольких уконтропупил уже? А они живые люди, между прочим. А сколько ещё предстоит, сам чёрт не знает? Вот и делаю выводы.
На мои пожелания, насчёт чая со льдом и лимоном, буфетчица упомянула шотландский город Герван. Только как-то с чисто-русским «Х» вместо шотландского «Г» и заменяя мягким, калужским «М» резкую нерусскую «Н». Я только не понял — к чему это всё было? Где Тихонова Пустынь и где этот иностранный город? Но думаю, что разберусь в последствии. У меня и без этого дел невпроворот.
Раз чай со льдом откладывается, то можно минеральной водички попить. Ничего со мной не случится. А пока утоляю жажду, можно кое-о-чём подумать и кое-что вспомнить.
Тогда, в больнице, когда на пороге моей палаты нарисовались Катерина, Сергачёв и мой дед Николай, мне особо думать некогда было. Я просто радовался знакомым лицам и впитывал все положительные эмоции от их присутствия. К тому же они приехали ненадолго. Им ещё в Калугу надо было вернуться, чтобы в понедельник выйти на работу. Так что два часа разговоров пролетели незаметно. А вот содержание, этих бесед, я обдумываю до сих пор.
Всё, в основном, сводилось к одному — меня помнят, ждут, переживают и надеются на скорое возвращение. Но была какая-то недоговорённость. Что-то прям цепляло и не давало успокоиться. Ещё и Катя добавила интриги, когда передала привет от Риты. А на ушко мне добавила, что матерью Риты занимается фининспекция и поэтому она не смогла приехать. И уже совсем перед тем, как выйти из палаты, чтобы бежать на поезд, тихо пояснила:
— Сейчас всех частников проверяют. Согласно указу министра финансов Косыгина, что тут сделаешь.
Мне оставалось только пожать ей руку, показывая что я всё понял. Хотя, если честно, ни фига я не понял. Что за указ? О чём указ? При чём здесь Косыгин? Если это тот крендель, о котором я думаю, то фигли он делает в 1949 году? Или он бессмертный, раз дожил до восьмидесятых годов в том времени в этой должности?
Стоило только закрыться двери за Катериной, как я начал напрягать свою память, пытаясь вспомнить всё о Косыгине и его указах. Ничего более кроме, как название «Косыгинская реформа», не вспоминалось. И то, насколько я знал это не его заслуга. Он воспользовался наработками другого человека. Но это было из другой серии и мне совсем не подходило. Короче, пришлось использовать местный электорат. Но и тут мне не повезло. Главгад, он же главврач, отказался разговаривать со мной, на экономические темы. Ссылаясь, что он далёк от этой науки. Я же, с пылом и упорством молодого комсомольца, вылавливал его по всей больнице и требовал продолжение банкета. Два дня бегал, пока этот докторишка не сдался. Откуда-то из тайных закромов извлекли и принесли мне в палату подшивки газет за 1946–1949 года и отдали на изучение. Да-с! Косыгин, как оказалось, был очень плодовитый товарищ, в смысле указов. Да и всё министерство финансов тоже обладала теми же качествами. Столько разных и противоречащих друг другу законов и постановлений, я не видел давно. Одно принимали, другое отменяли и так несколько раз по кругу. Что-то товарищ Сталин не досмотрел с этой стороны. Ну я ему в этом не указ. Раз надо было, значит надо. Я не экономист и тем более не финансист, что я могу сказать, кроме как посочувствовать. Может это тактика такая была, чтобы некоторые товарищи на свет вылезли и начали возмущаться, а тут их раз… и к стенке! А вот нефиг возмущаться! Ну это я так думаю, а там кто его знает. Мне же предстоит определить, какой именно указ подвиг фининспекторов наехать на мою будущую тёщу. И что, в этой ситуации, я могу сделать, для Риты?
В общем, неделю я рылся в газетах, пока меня не вышвырнули на улицу. Прямо вот так и было. Утром, после обхода, главгад сказал, что я полностью здоров. Потом, в течении получаса, мне было выдано: выписка из истории болезни, рюкзак с новыми вещами и обувью, мои документы, отдельно паспорт с вложенной синей бумажкой, двадцать пять рублей одной купюрой и шерстяные носки. Последние меня особенно порадовали. Летом, в полуботинках и шерстяных носках — это эпический подвиг! Пассажиры, что будут ехать вместе со мной в купе, очумеют от запаха. Но я человек не привередливый, доеду до Калуги, а там всё поменяю. И на мнение окружающих мне очень сильно фиолетово. Тем более тогда, мне спорить совсем не интересно было. Мне из Конотопа смыться побыстрее хотелось, а там как-нибудь справлюсь своими силами. Меня уже просто плющило от необходимости находиться там.
Дальше, всю дорогу я крутил и так и эдак, всю информацию что сумел раздобыть. Единственный и более-менее подходящий указ это — «Постановление Совета Министров СССР N 1229». Там столько всего наверчено, что даже сейчас я до конца не понял всего. И как мне кажется, в газетах был напечатан неполный вариант. Слишком уж всё туманно и размыто было, для такого балбеса как я. Да и название, у этого опуса, слишком неоднозначное. А ещё, что привлекло моё внимание это то, что сначала указ был принят в министерстве финансов РСФСР и только потом ратифицирован для всего Советского Союза. В общем среди множества других, именно это постановление подходило больше всего.
Сейчас, сидя в буфете, я постепенно складывал все паззлы в общую картину и нащупывал наиболее подходящий вариант для помощи Рите. Понятно, что без предварительного разговора ничего не получится. Я могу только сделать всё ещё хуже. В конце концов надо просто узнать, что именно произошло. А уже
