Вечером в десятом часу жгли сопровождавшийся немолчной пальбой великолепный фейерверк в виде четырехугольной крепости с ландскнехтами; солдаты непрестанно палили, кололи, рубили, потешая народ своим дурачеством; с треском и блеском взлетали в небо до тысячи ракет - огненные кони, люди, редкостные птицы и всякие звери. Фейерверк продолжался не менее двух часов. Во время рассказа золотых дел мастера правитель канцелярии проявлял все знаки живейшего интереса и полного удовольствия. Он поддакивал тоненьким голоском: "Ишь ты... да... вот это так" - ухмылялся, потирал руки, ерзал на стуле и пропускал рюмку за рюмкой.
- Многоуважаемый господин профессор! - воскликнул он наконец фальцетом, что было у него признаком величайшей радости, - многоуважаемый и дорогой господин профессор, вы так живо рассказываете, что можно подумать, будто вы собственными глазами видали все это великолепие.
- Ну, а почему бы мне не видеть этого собственными глазами?
Тусман, не уразумев смысла этих странных слов, уже хотел попросить разъяснения, но тут к ювелиру обратился ворчливый старик:
- Смотрите не забудьте самые пышные празднества, которыми радовали берлинцев в те лучшие времена, что вы так превозносите. Тогда на площади Нового рынка дымились костры и лилась кровь ни в чем не повинных жертв, которые под ужаснейшей пыткой признавались во всем, что только могли изобрести глупость и изуверство!
- Вы, милостивый государь, вероятно, разумеете постыдные процессы ведьм и колдунов, которые бывали в старину, - вмешался в разговор господин Тусман. Да, это, конечно, большое зло, но наш просвещенный век положил ему конец.
Ювелир бросал странные взгляды то на старика, то на Тусмана и наконец с таинственной усмешкой спросил последнего:
- Слыхали вы историю, случившуюся в тысяча пятьсот семьдесят втором году с евреем Липпольдом, чеканщиком монет?
Не успел Тусман ответить, как золотых дел мастер уже снова заговорил:
- Еврея Липпольда обвинили в подлом мошенничестве и гнусном плутовстве, хотя он пользовался доверием курфюрста, был поставлен во главе всего монетного дела и, когда случалась нужда в деньгах, выручал крупными суммами. То ли он сумел оправдаться, то ли он располагал иными средствами обелить себя в глазах курфюрста, или же, как тогда выражались, дал умыться с серебра тем, к кому государь приклонял слух, словом, Липпольда за отсутствием вины собирались отпустить; надзор за его домиком на Штралауэрштрассе был поручен бюргерам. Тут случилось ему повздорить с женой, и в сердцах она крикнула: "Ты бы уже давно был покойником, ежели бы наш всемилостивейший курфюрст знал, какой ты подлый плут и для каких мошеннических проделок прибегаешь к колдовской книге!" Эти слова донесли курфюрсту, и тот повелел тщательно обыскать дом Липпольда на предмет колдовской книги, которую в конце концов и нашли, и, прочитав ее, люди сведущие уразумели все его плутни. При помощи черной магии Липпольд собирался околдовать курфюрста и завладеть его землей, и только благодаря своему благочестию курфюрст спасся от дьявольских козней. Липпольда казнили на Новом рынке, но в ту минуту, когда пламя поглотило его вместе с колдовской книгой, из-под помоста вылезла большущая мышь и бросилась в огонь. Многие люди сочли эту мышь за нечистого, помогавшего Липпольду в его колдовских делах.
Во время рассказа золотых дел мастера старик оперся локтями о стол и, закрыв лицо руками, стенал и вздыхал, словно от невыносимой муки.
А господин Тусман, наоборот, казалось, не очень-то вникал в слова ювелира. Он был чрезвычайно весел и занят совсем иными мыслями. Когда золотых дел мастер окончил рассказ, он спросил сюсюкающим голоском, сладко ухмыляясь:
- Скажите же мне, дражайший и почтеннейший господин профессор, так там в окне на башне старой ратуши действительно была девица Альбертина Фосвинкель, это она глядела сверху на нас своими пленительными очами?
- Что! - завопил золотых дел мастер. - При чем тут Альбертина Фосвинкель?
- Господи боже мой, она ведь и есть та очаровательная особа, которую я решил полюбить и взять в супруги, - пролепетал в смущении Тусман.
- Сударь, - набросился на него золотых дел мастер, побагровев и гневно сверкая глазами, - сударь, в вас, должно быть, вселился бес, либо вы окончательно спятили! Вы хотите взять в супруги юную красавицу Альбертину Фосвинкель? Вы, несчастный старый педант! Да вы со всей вашей школярской премудростью и почерпнутым у Томазиуса политичным обхождением не видите дальше своего носа! Вы эти мысли бросьте, не то смотрите, как бы еще сегодняшней ночью вам не свернуть себе шею. Правитель канцелярии был смирный, миролюбивый, скажем больше, робкий человек, он никому не мог сказать резкого слова, даже если его заденут. Но речь золотых дел мастера показалась ему, верно, уж очень обидной, да к тому же еще он выпил крепкого вина больше обычного; поэтому он обозлился, как ни разу в жизни, вскочил со стула и взвизгнул:
- Не знаю, что и думать о вас, неизвестный мне господин золотых дел мастер, кто дал вам право так со мной разговаривать? Сдается мне, что вы морочите меня всякими глупыми фокусами, а сами задумали полюбить девицу Альбертину Фосвинкель, вы сняли ее портрет на стекло и с помощью волшебного фонаря, под полой вашего плаща спрятанного, показали мне у ратуши изображение сей приятной особы! Я, сударь мой, тоже в таких делах сведущ, и не по адресу вы обращаетесь, ежели полагаете запугать меня вашими фокусами и грубиянством!
- Берегитесь, берегитесь, Тусман, - спокойно и с какой-то странной усмешкой остановил его золотых дел мастер, - вы сейчас имеете дело с мудреными людьми.
И в то же мгновение вместо золотых дел мастера на господина Тусмана глянула, скаля зубы, мерзкая лисья морда, и, охваченный беспредельным страхом, Тусман повалился на стул.
Старика, казалось, ни капли не удивило превращение золотых дел мастера, наоборот, он вдруг повеселел и, смеясь, вскликнул:
- Ишь ты, как распотешил, только этакими фокусами не прокормишься, я знаю почище и могу проделать штучки, тебе, Леонгард, недоступные.
- Ну, покажи нам свое умение, - сказал золотых дел мастер, снова принявший человеческий облик и спокойно севший за стол, - покажи!
Старик достал из кармана большую черную редьку, тщательно очистил ее ножичком, который вытащил из того же кармана, и, нарезав тоненькими ломтиками, разложил на столе.
Затем он принялся колотить кулаком по ломтикам редьки, и оттуда при каждом ударе со звоном выскакивала новенькая блестящая золотая монета, которую он тут же подхватывал и бросал ювелиру. Но как только тот ловил монету, она с треском рассыпалась на тысячу искр. Старика это, как видно, злило, все быстрей и крепче ударял он по ломтикам редьки, и все с большим треском рассыпались они в руках золотых дел мастера.
Правитель канцелярии совсем растерялся, онемел от ужаса и страха и чуть не лишился сознания; наконец он собрался с духом и пролепетал дрожащим голосом:
- С вашего разрешения, почтенные господа, я лучше уйду. - С этими словами он поспешно выскочил на улицу, схватив в охапку шляпу и трость.
Вслед ему донесся громкий хохот таинственных незнакомцев, от которого у него кровь застыла в жилах.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
повествующая о том, как сигара, которая никак не загоралась, привела к объяснению в любви, хотя влюбленные уже до того стукнулись лбами
Молодой художник Эдмунд Лезен познакомился со старым чудаком золотых дел мастером Леонгардом несколько менее странным образом.
В уединенном уголке Тиргартена Эдмунд рисовал с натуры купу деревьев; тут-то к нему и подошел Леонгард и бесцеремонно заглянул через его плечо в этюдник. Эдмунд, не прерывая работы, продолжал усердно рисовать до тех пор, пока золотых дел мастер не заметил:
- Да это же, юноша, необыкновенный рисунок, ведь у вас получаются не деревья, у вас получается что-то совсем иное!
- Вы что-нибудь заметили, сударь? - спросил Эдмунд с сияющим лицом.
- Да, по-моему, из сочных листов выглядывают, сменяя друг друга, всякие образы, то гений, то редкостные звери, то девушки, то цветы. Однако все в целом представляется нам купой деревьев, сквозь которую просвечивают чарующие лучи вечернего солнца.
- Слушайте, сударь, - воскликнул Эдмунд, - или вы обладаете особым даром проникновения, можно сказать, видите все насквозь, или же мне посчастливилось передать в рисунке мое самое сокровенное. Разве, когда вы на лоне природы всецело отдались страстному чувству, разве вам не кажется тогда, что из кустов и деревьев ласково глядят на вас всякие причудливые образы, разве с вами так не бывает? Это как раз и хотел я наглядно изобразить в моем рисунке, и, как видно, это мне удалось.
- Понимаю, - несколько холодно и сухо отозвался Леонгард. - Вы хотели отдохнуть, отрешиться от академических занятий пейзажем и почерпнуть радость и силы, отдавшись приятной игре воображения.
