Время после полудня он провел, обследуя указанные места. Господин Шарль, как его называли в преступном мире, жил в одной из богатых вилл, что находились над Корниш. Странные виллы, с пирамидками или колоннами, с садами, в которых росли пальмы, олеандры и фиговые деревья. Сойдя с Рука-Блан — улицы, вьющейся по этому невысокому холму, оказываешься в переплетении дорог, кое-где едва заасфальтированных. На 55-м автобусе он доехал до площади Пилот, расположенной на верху последнего подъема. Дальше он пошел пешком.
Отсюда он видел весь рейд. От Эстак до Красного мыса. Архипелаг Фриуль, замок Иф. Марсель как на широком экране. Красота. Он начал спускаться вниз, лицом к морю. От виллы Дзукки его уже отделяли всего две виллы. Он посмотрел на часы. 16.58. Решетчатые ворота открылись. Выехал черный «мерседес», остановился на улице. Он прошел мимо виллы, «мерседеса» и дошел до улицы Эсперетт, которая пересекает бульвар Рука-Блан. Перешел на другую сторону. Десять шагов, и он на остановке автобуса. Согласно расписанию 55-й приходил в 17.05. Он взглянул на часы, потом, прислонившись к столбу, стал ждать.
«Мерседес» отъехал назад вдоль тротуара и остановился. В машине, считая шофера, два человека. Вылез Дзукка. Ему, должно быть, около семидесяти. Как все старые бандиты, одет элегантно. Даже в соломенной шляпе. Он вел на поводке белого пуделя. Следуя за собакой, он спустился до перехода на улице Эсперетт. Остановился. Подошел автобус. Дзукка перешел на тенистую сторону улицы. Потом пошел по пешеходной дорожке улицы Рука-Блан, пройдя мимо автобусной остановки. «Мерседес» тронулся с места, медленно двигаясь вслед за ним.
Сведения Батисти явно стоили пятидесяти тысяч франков. Он все указал тщательным образом. Не упустил ни одной подробности. Дзукка совершал эту прогулку каждый день, кроме воскресенья, когда он принимал свою семью. В шесть часов «мерседес» привозил его на виллу. Но Батисти не знал, почему Дзукка разобрался с Маню. С этой стороны он не продвинулся ни на шаг. Связь с налетом на квартиру адвоката, конечно, должна существовать. Он начинал задумываться об этом. Но ему, по правде говоря, было на это плевать. Его интересовал только Дзукка. Господин Шарль.
Он терпеть не мог этих старых бандитов. Дружков легавых и судей. Их никогда не сажают. Они надменные, снисходительные. Рожей Дзукка походил на Брандо в «Крестном отце». У них у всех такие рожи. Здесь, в Марселе, в Палермо, в Чикаго и в других местах, везде. И теперь он держал одного из них на мушке. Он скоро прикончит одного. Ради дружбы. И чтобы дать выход своей ненависти.
Он рылся в вещах Лолы. В комоде, в стенных шкафах. Он вернулся слегка навеселе. Он ничего не искал. Он копался в вещах, как будто мог открыть в них какую-то тайну о Лоле, о Маню. Но открывать было нечего. Жизнь протекла у них меж пальцев быстрее, чем деньги.
В одном из ящиков он нашел кучу фотографий. Только это им и осталось. Фото вызывали у него отвращение. Он едва не выбросил их в мусорное ведро. Но здесь были три этих фотографии. Все три одни и те же, снятые в одно время, в одном месте. Маню и он. Лола и Маню. Лола и он. Это было на краю большого мола, позади торгового порта. Чтобы туда попасть, надо было обмануть бдительность сторожей. «В этом мы были мастаки», - подумал он. У них за спиной город. На заднике моря - острова. Мы не могли наглядеться на лодки, плывущие в закатных лучах солнца. Лола вслух читала «Изгнание» Сен-Жона Перса: «Войска ветра в песках изгнания». На обратном пути ты взял Лолу за руку. Ты посмел. Раньше Маню.
В тот вечер вы оставили Маню в баре «Де Ланш». Все перевернулось. Никакого веселья. Ни слова. Анисовый ликер пили в смущенном молчании. Желание отдалило вас от Маню. На следующий день пришлось забирать его из полицейского участка. Там он провел ночь за то, что завязал драку с двумя легионерами. Правый глаз у него заплыл, рот распух. Одна губа была рассечена и повсюду синяки.
- Меня уделали двое! Ну и что, пусть!
Лола поцеловала его в лоб. Он прижался к ней и захныкал.
- Черт, как же больно, - простонал он.
Он прямо так и заснул, на коленях у Лолы.
Лола разбудила его в десять часов. Он спал крепко, но во рту у него все слиплось. Запах кофе наполнял комнату. Лола присела на краешек кровати. Рукой она слегка погладила его плечо. Губами она коснулась его лба, потом его губ. Беглый и нежный поцелуй. Если счастье существует, то сейчас оно едва его задело.
- Я забыл.
- Если это так, немедленно убирайся отсюда!
Она подала ему чашку кофе, встала, чтобы пойти за своей. Она улыбалась, счастливая, как будто печаль и не пробуждалась.
- Ты не хочешь присесть, как только что.
- Мой кофе...
- Ты его пьешь стоя, я знаю.
Она опять улыбнулась. Он не мог насладиться этой улыбкой, ее губами. Он неотрывно смотрел ей в глаза. Они сверкали как в ту ночь. Ты задрал ее майку, потом свою рубашку. Вы животами прижались друг к другу и стояли так, не говоря ни слова. Только едва дышали. И она не сводила с него глаз.
- Ты никогда меня не бросишь.
Он поклялся.
Но ты уехал. Маню остался. А Лола ждала. Но Маню, наверное, остался потому, что требовался кто-то, чтобы заботиться о Лоле. И Лола не поехала с ним потому, что оставить Маню казалось ей несправедливым. Он начал задумываться над этим после гибели Маню. Ведь он должен был вернуться. И вот он здесь. Марсель комком стоял у него в горле. Вместе с Лолой, как горький привкус.
Глаза Лолы заблестели ярче. От сдерживаемых слез. Она догадывалась, что он что-то замышляет. И это «что-то» скоро изменит ее жизнь. Предчувствие этого появилось у нее после похорон Маню. За время, проведенное с Фабио. Она чувствовала это. Она также умела предчувствовать драмы. Но она ничего не скажет. Это он должен был говорить.
Он взял с ночного столика конверт из крафт-бумаги.
- Тут билет в Париж на сегодня. Сверхскоростной поезд уходит в 13.54. Вот это квитанция на получение ручной клади на Лионском вокзале. Это тоже самое, но на вокзале Монпарнас. Заберешь два чемодана. В каждом, под старыми шмотками, по сто тысяч франков. А вот это почтовая открытка с видом очень хорошего ресторана в Пор-Мер, близ Канкаля в Бретани. На обороте телефон Марина. Это связной. Ты можешь попросить его обо всем. Но никогда не торгуйся о цене его услуг. Я снял для тебя номер в отеле «Каштаны» на улице Жакоб, на твою фамилию, на пять суток. Письмо для тебя будет у портье.
Она не шелохнулась, оцепенела. Глаза ее медленно тускнели. Ее взгляд больше ничего не выражал.
- Я во всем этом могу хоть слово сказать?
- Нет.
- Это все, что у тебя есть мне сказать?
На то, что ему хотелось бы сказать, потребовались бы века. Он мог резюмировать это в одном слове и одной фразе: «Сожалею. Я люблю тебя». Но у них больше времени не было. Или, вернее, время обогнало их. Будущее оказалось позади них. Впереди теперь были только воспоминания. Сожаления. Он посмотрел на нее с максимальным равнодушием.
- Сними все деньги с твоего банковского счета. Уничтожь твою синюю карту. Как можно быстрее смени фамилию. Марин тебе устроит это.
- А ты? — с трудом выговорила она.
- Я позвоню тебе завтра утром.
Он посмотрел на часы, встал. Он прошел мимо Лолы, избегая смотреть ей в глаза, и отправился в ванную. Он запер дверь на защелку. Ему не хотелось, чтобы Лола пришла к нему под душ. В зеркале он увидел свое лицо. Оно не понравилось ему. Он чувствовал себя старым. Он разучился улыбаться. В уголках губ появились горькие складки, которые уже не разгладятся. Скоро ему стукнет сорок пять, и этот день станет самым отвратительным в его жизни.
Он услышал первый гитарный аккорд «Entre los aguas»{«Между двух источников» (исп.).} Пако де Лусиа. Лола сделала звук громче. Стоя перед проигрывателем, она курила, скрестив на груди руки.
- Впадаешь в ностальгию?
- Ты мне осточертел.
Он взял пистолет, зарядил его, поставил на предохранитель и сунул его за спину, между рубашкой и брюками. Она обернулась и следила за каждым его жестом.
- Поторопись. Я не хотел бы, чтобы ты пропустила этот поезд.
- А ты что собираешься делать?
- Устроить шухер. Я полагаю.
Мотор мопеда работал на малых оборотах без перебоев. 16 часов 51 минута. Улица Эсперетт, под самой виллой Дзукки. Было жарко. Пот струился у него по спине. Он спешил со всем покончить.
Все утро он искал арабов. Они непрерывно меняли улицы. Таково было их правило. Это ничему помочь не могло, но у них, вероятно, имелись свои причины. Он нашел их на улице Фонтен-де-Кайлюс, которая стала площадью, с деревьями и скамьями. Здесь были одни арабы. Жители квартала не заходили сюда посидеть. Они предпочитали оставаться у своей двери. Взрослые сидели на ступеньках дома, те, что помоложе, стояли. Мопед был рядом с ними. Увидев, что он подходит, главарь встал, остальные расступились.
