О моём хобби, которое благодаря шоколадным батончикам уже становилось работой, со временем узнало и руководство интерната. Но всё же я оказался изрядно удивлён, когда ко мне пожаловала наш завуч Матильда Анатольевна.
— Лёша, видишь ли, в чём дело… Я слышала, ты тут девочкам интересные причёски делаешь? Мне тут на днях Оля Кочкина хвалилась, например, своей новой причёской. Да я и сама вижу, как преображаются наши девочки. И ты понимаешь… В общем, меня неожиданно пригласили на день рождения, сегодня вечером, а я уже ни в какие парикмахерские не успеваю, тем более что обычно такие вещи с мастером обговариваются заранее. Вот я и подумала, может быть, ты изобразишь что — нибудь с моими волосами на скорую руку?
Матильда Анатольевна была в меру строгой, а к проблемам воспитанников интерната относилась с пониманием, поэтому вызывала у меня определённую симпатию. Выглядела она без косметики, в очках с толстой оправой и со своими собранными в пучок на затылке волосами лет на 50. Однако, когда минут сорок спустя я закончил работу, на меня смотрела вполне миловидная женщина, которой при всё желании нельзя было дать больше 35 лет.
— Вам бы ещё линзы вместо очков, либо очки с более стильной оправой, — добавил я, разглядывая результат своей работы.
Задохнувшаяся от восторга завуч молитвенно сложила руки и, казалось, сейчас упадёт передо мной на колени.
— Лёшенька, ты бог! Я никогда ещё в жизни так замечательно не выглядела… Вот, возьми.
Она протянула мне две сотенных бумажки, но я затряс головой:
— Что вы, Матильда Анатольевна, не буду я с вас денег брать.
— Но как же… Должна же я как — то тебя отблагодарить!
Тогда я, собравшись с духом, сказал, что мне не помешало бы отдельное помещение, да и набор инструментов давно пора обновить. Плюс у меня нет денег на приобретение разного рода лаков, муссов и пенок, не говоря уже о наборах косметики, которую мне всё ещё приходится заимствовать у своих несовершеннолетних клиенток. Матильда Анатольевне обещала подумать, чем мне можно помочь, и умчалась на день рождения.
…пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять…
Думала завуч два дня. На третий она привела меня в какую — то кладовку, заполненную старым хламом, и вручила ключ.
— Вот, Лёша, это будет твой рабочий кабинет. Тебе нужно только избавиться от этой рухляди, насчёт мебели что — нибудь тоже придумаем, я тебе даже своё старое трюмо привезу из дома.
На приведение комнатушки в божеский вид у меня ушло несколько часов. За это время я отнёс старьё к помойным контейнерам за оградой интерната, убрал паутину по углам, протёр сначала мокрой тряпкой, а затем куском газеты оконное стекло, и отдраил пол. На следующий день завуч, как и обещала, привезла трюмо. Вернее, привезло грузовое такси, а дальше уже мы с пацанами затаскивали его в мой салон красоты «У Лёши», как тут же комнатушку окрестили интернатские ребята. Наш завхоз, вечно поддатый Кузьмич, за обещание его оболванить обеспечил моё рабочее место сломанным стоматологическим креслом, которое я сам же и привёл в более — менее божеский вид. Он же торжественно вручил мне репродукцию картины «Утро в сосновом лесу», а заодно молоток и гвоздь — сотку, дабы я смог повесить этот холст в потёртой раме на стену своего кабинета.
Не знаю уж, откуда Матильда Анатольевна это взяла, но на следующий день после, так сказать, открытия салона мой парикмахерский набор пополнился новыми парикмахерскими ножницами, филировочными ножницами, плойкой — то бишь щипцами для завивки, набором расчёсок, баллончиками с лаком и муссом для волос, а самое главное — машинкой с тремя насадками. Китайской, но на год с лишним мне её хватило. Так что мальчишки нашего интерната отныне стриглись только у меня. Пришлось ещё у завхоза выпрашивать веник с совком, дабы подметать с пола преимущественно мальчишескую волосню.
А у меня стали скапливаться такие залежи «Сникерсов» и «Марсов», что я начал таскать их на рынок и сбагривать за треть цены торгашам этих самых сладостей. На вырученные деньги приобретал всё те же самые расходные материалы для своего салона, которые имели свойство как — то слишком уж быстро заканчиваться, а клянчить денег у завуча не поворачивался язык. Косметикой, кстати, меня иногда снабжали девчонки, по бартеру за работу над их причёсками, а уж где они её брали — меня мало интересовало.
Ни для кого не стало откровением, что после окончания школы — интерната я поступил в техникум сферы быта и услуг, по окончании которого был принят в одну из парикмахерских города. Жил я к тому времени в выделенной мне как сироте городскими властями квартире, размерами чуть больше собачьей конуры, к тому же в аварийном доме. Но я и тому был рад.
В армии, как нетрудно предположить, мне пришлось оболванивать новобранцев, а также делать козырные стрижки «дедам» и даже младшему офицерскому составу нашего ракетного полка. Два лейтенанта и капитан стриглись у меня безвозмездно, однако предоставляли мне возможность отлынивать от строевых занятий, нарядов и прочей хрени, которой заставляют заниматься солдата — срочника.
Демобилизовавшись, я вернулся в свой родной городок, и устроился на работу в знакомую парикмахерскую, где меня приняли как родного. Делал и мужские, и женские стрижки. Причём последние меня привлекали больше за счёт возможности большего креатива. Год спустя я уже работал в парикмахерской Салона быта, причём в женском зале. А ещё пару лет спустя отправился на всероссийский конкурс парикмахеров в Москву, где занял второе место и получил приглашение на работу в только что появившуюся в столице сеть салонов красоты «Орхидея».
Свою приватизированную конуру я сдал внаём, а сам отправился покорять первопрестольную. На то, чтобы стать относительно известным не только в Москве, но и в стране стилистом, у меня ушло порядка пяти лет. Думаете, стилисты — сплошь представители нетрадиционной ориентации? Отнюдь не все, я, например, являюсь редким исключением.
Конечно, со стороны тех, от кого могло зависеть моё светлое будущее, периодически предпринимались попытки затащить меня в постель. Я не сопротивлялся, если это были женщины, причём в большинстве своём старше меня, а иногда и намного. И вежливо отказывался, если инициатива исходила от представителей сильной половины человечества. Хотя это скорее был какой — то средний пол, как по внешнему виду. Так и по повадкам, и кое — кого из них вы наверняка прекрасно знаете.
…семьдесят, семьдесят один, семьдесят два…
В общем, мне повезло, когда меня приметила автор программы о современной моде на одном из недавно созданных телеканалов. С ней даже спать не пришлось, хотя можно было бы — женщина находилась в самом соку. Я делал причёски, мэйк и подбирал одежду для участниц телешоу, превращая их из дурнушек в красоток. Соответственно, росла и моя популярность, и вот моя улыбающаяся, с неизменной трёхдневной щетиной, уже на страницах модных журналов, сначала внутри, а затем и на обложках. Моя работа стала стоит совершенно других денег, нежели я зарабатывал, только перебравшись в Москву. Обзавёлся квартирой — студией у станции метро «Новокузнецкая» в выстроенном лет десять назад доме на месте бывшей «хрущёвки», и слегка подержанным «Bentley Continental GT» в качестве личного автотранспорта. Кстати, интересная деталь: ключ зажигания в тачке находился с левой стороны, что свидетельствовало о её гоночном прошлом. Дело в том, что старт в гонках давался не с ходу, а с места: машины стояли елочкой около трассы — дается старт — ты бежишь к машине и, чтобы не терять время, когда открывается дверь, в этот момент ты уже заводишь автомобиль, садишься и уезжаешь.
А как вишенка на торте — открытие собственной сети салонов красоты «ALEX». На данный момент работали три салона — на Поварской, Ильинке и недалеко от моей квартиры — на Пятницкой.
Так — то я нестандартный стилист. Жопу мужикам не подставляю, читаю книги — и не только беллетристику, смотрю хорошие фильмы, а не про всяких человекопауков и слаев со шварцами. В общем, самосовершенствуюсь. Даже брал в течение года уроки игры на гитаре у самого Сергея Калугина из группы «Оргия праведников»[1]. Хорошая, кстати, группа, без дураков.
