И больно не было. Была лишь тоска о том, что, может быть, она не права, не имеет прав, и тогда — всё напрасно. Этой ночью Нель умерла. Нель, незнакомка с перрона, остановившая не начатый шаг в никуда. Нель умерла? Или проснулась? Девушка мотнула головой, не желая отвечать себе на эти вопросы. Всё было сложно. Слишком сложно для Оксаны. Слишком просто — для Нель.
Внезапно решившись, девушка повернула в сторону набережной. С этим раздвоением личности пора было заканчивать. "Там, — сказала она себе, — никого и ничего нет. Ты увидишь это, и тогда пройдут все твои нелепые сны. Ты должна это увидеть!" До набережной было недалеко. Они любили там гулять — она, Светка, Инна, ещё пара девчонок — знакомых её знакомых, подруг её подруг. Там, до сегодняшней ночи, никогда не бывала Нель.
Увиденное, заставило её задрожать и сбавить шаг, не доходя до места несколько десятков метров. На асфальте лежало тело, упакованное в чёрный целлофан, рядом стояли две машины с цветомузыкой на крыше, и третья — с крестом. Молоденький лейтенант со странным, мучнисто-белым лицом курил в стороне. Девушка подошла и встала рядом, достала сигареты. Молодой человек молча протянул зажигалку. Закурив, она внимательно посмотрела в его глаза, как когда-то там, на перроне, смотрела Нель. Этого оказалось достаточно. Сомнения исчезли, словно ей открылись его мысли. Она коротко поблагодарила за огонёк и пошла далее, мимо, проявляя минимум любопытства, словно произошедшее её никоим образом не касалось, а сама она была начисто лишена любопытства. Походка оставалась уверенной и твёрдой, но внутри словно лопнула перетянутая струна. Струна лопнула, но оба её конца продолжали дрожать и вибрировать, оттого по телу шла нервная дрожь, более сильная, чем от простого озноба. Унять эту дрожь сигарета не помогла, и оттого она отбросила её, докурив едва до половины. Свернув в подворотню, позволила себе лишь на миг оглянуться, словно прощаясь, бросила неясную улыбку даря её то ли себе, то ли молоденькому усатому лейтенанту, никак не могущему оправиться от шока. "Вот и всё, — кольнула мысль — игла. — Теперь тебе не удастся быстро найти меня, Афанасий. Крошка Нель хорошо спряталась. Она умерла, но она живёт в легкомысленной головке другого человека. И неважно, что что-то утеряно. Ведь главное, что потеряно ещё не всё. Мне нравится Нель". От этих мыслей тело словно прошило ударом тока. Сходишь с ума, — сказали бы люди. Но она не чувствовала себя сумасшедшей. Мир вокруг начинал наливаться красками и смыслом. Тем, чего ей так не хватало в предыдущей серой и скучной жизни.
" Здравствуй, Николь, ты не поверишь, но пишу тебе это я. Нель. Ты не поверишь, но мне в который раз удалось вновь вырваться. На этот раз — с того света, а не с границы между мирами. Знаю, ты не можешь не знать о том, что произошло однажды ночью в чужом городке, который так далеко от тебя. Знаю и то, что Афанасий не мог не сказать тебе. Ну и что с того? Я пишу, потому, что мне больше некому писать. Ты знаешь меня лучше всех, мы были друзьями когда-то. Помнишь светловолосую, наивную девчушку, что, как и ты, тянулась ко всему неведомому и необъяснимому? Ты помнишь как мы, одержимые, собирались у кого-нибудь и вертели блюдце. Нам тогда казались невнятные ответы райской музыкой и гласом истины. Наверное, мы слишком мало знали и были глупы. Мы не могли отличить правду ото лжи? Нет, не ото лжи, но от предрассудка и домысла. У мира, с которым мы выходили на контакт, свои законы и свои правила. Но мы не совсем понимали тогда его законы. Кому-то этого хватило. Кому-то, но не тебе и не мне. Ты нашёл себе учителя, а я…. У меня оказался свой путь, не похожий на твой. Когда я оглядываюсь на прошлое, то понимаю, что было время, в котором мы были слишком наивны. Ты научился многому, но в тебе осталось этой наивности более чем во мне. Почему именно так получилось, я до сих пор так и не поняла, может быть виной тот слепящий шнур молнии, от которого мне дано было уклониться, да лики икон, на которые я с детства смотрела… с неприятием? с укоризной? Не знаю, только и тогда в далёком детстве мне дано было чувствовать, что мы никогда не примем друг друга.
Да, тебе хватило того, что тебе дал Афанасий. Мне никогда не будет достаточно тех знаний, которыми я располагаю, оттого, мне никогда не закончить своего пути. Ты помнишь русоволосую девчушку, которую звали смешным, нелепым, нерусским именем — Нелли, которое она потом, из-за упрямства сократила в короткое и звенящее Нель? Ты помнишь, ты должен помнить, я это чувствую изнутри, душою. Ты помнишь, и значит, у тебя есть шанс понять.
Я всегда недолюбливала Афанасия. Он всегда был непрост, говорил туманные слова, гордился своим умом, кичился положением и дипломом. Диплом мага и экстрасенса, — как смешно это звучит. Ты помнишь, что означает слово «экстрасенс» — сверх чувствующий. Разве можно научить чувствовать? Разве можно научить чувствовать того, от кого закрыта гармония и совершенство этого мира, того, кто живёт погружённым в мир денег и суеты, и оторван от мира окружающего? А потом, выдавая диплом, как его учителя могли оценить его чувствование? По его словам? Проверяя его на приборах? Право слово — смешно. Смешно и жалко. И тебя, что ты выбрал его, и самого Афанасия. Мир закрыт от него, он смотрит на солнце сквозь печную заслонку и говорит, что это — истина. Я интуитивно недолюбливала его, наверное, оттого, что он решил, что жизнь его уже вознесла на вершину.
Предрассудки, вот чем вы окружены. Предрассудки, которые мешают, и дышать и думать. Думать нельзя по схеме, пользуясь стереотипами. Думать надо учиться самому. А более чем думать самому нужно учиться чувствовать. Чувствовать ложь, чувствовать истину, самого себя и своё место в мире. Мир без себя и мир в себе. Жаль, что никто не может пройти этот путь с тобой на пару. Путник в этом пути всегда одинок. И хорошо, если есть кто-то, кто может тебя направить. Кто-то, кто однажды уже прошёл свой путь. Мне не дано было этого счастья. Что ж, на каком-то пути кто-то должен быть первым. Когда-нибудь и про меня скажут то, что я говорю тебе — иллюзия. Всё то, что ты знаешь, — только иллюзия. Твоё право не верить мне и продолжать жить так, как ты жил. Отбросить и не вспоминать. Твоё право, как моё — рассказать.
Я помню, как тебя удивил мой дар, мы стояли на перекрёстке, ты ждал меня, а я шла к тебе. Ты помнишь того офонарелго водилу, что выскочил на красный свет, и нёсся на меня. Я помню твоё побелевшее лицо, Ник. Помню выражение отчаяния и боли, когда ты понял, что ничто не сможет меня спасти. А я, я не сразу поняла, что случилось. Только мир вокруг меня качнулся и поплыл неторопливо, не было звуков, стих гул голосов, эта многоголосица, что присуща большим городам. Время вокруг тянулось медленно. Очень медленно. Единственная, кто сохранила свою прежнюю скорость, была я. Я видела как плавно и неторопливо скользит по земле автомобиль с затемнёнными стёклами, так в далёком детстве медленно, неторопливо и величественно мимо меня скользила молния — змея, тягучая и густая, похожая на каплю мёда, стекающего с ложки, вся золотистая и фиолетово-синяя. Я видела тебя и других людей. Я махнула тебе рукой и крикнула, что всё в порядке. Но ты не услышал, ты просто не мог услышать, но я не сразу это поняла. А ноги несли меня к тебе, находясь в этом застывшем мире, я не прекратила начатого движения. Я очнулась, только ступив на тротуар рядом с тобой. И тогда мир вновь навалился на меня. Возникли из небытия звуки, задвигались люди. Я помню твоё ошеломлённое лицо. Помню, как ты смотрел на дорогу, начиная осознавать, что меня там нет, что я — вот она, рядом. Потом я сказала, что не помню, как оно вышло. Я солгала. Я помнила всё, даже лицо человека за рулём. То был Афанасий, но я тебе этого не сказала. Он был нужен тебе тогда, я не знала, могла ли в тот день дать тебе больше, чем он. У меня самой не было тогда слов и знания, было только чувство. Чувствование в кончиках пальцев. А за день до этого у меня и Афанасия был конфликт. Я усомнилась в его словах, и это слышали некоторые его ученики. Тебя среди них не было. Тебя не было рядом тогда, иначе б ты увидел, что злоба полыхнула в глазах этого святоши, как в глазах охотящейся кошки. Именно с того самого дня он и я — враги. Он не простил того, что кто-то посмел усомниться в его всезнайстве. Наверное, мне не стоило его тогда провоцировать, Ник. Беда в том, что тогда и я сама не понимала, что я делаю. А он стал присматриваться ко мне. Особенно, когда мне удалось уйти с траектории движения его автомобиля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
