— В каком смысле?
— В прямом. Мне давно надоела лапша, которую он нам вешает на уши. Денег, конечно жалко, но их не вернёшь. Я в его кружок хожу, что б только пообщаться с ребятами. И жду, может, скажет наш гуру что-нибудь умное. А из тебя он просто верёвки вьёт. Ты что ему веришь? Или, быть может, он тебе говорит что-то иное, чем всем?
— Ты просто не понимаешь, — медленно произнёс Ник, — твоё время ещё не пришло. Когда-нибудь оно придёт и тогда…
Игорь насмешливо качнул головой, наклонил её на бок, как разглядывающий что-то нахохлившийся воробей.
— Ну, ты даешь, старик, — проговорил он, — ты ему веришь, это уж форменные чудеса! Он, тебя, не приворожил ли часом?
— Ты о чём? — переспросил Николай.
— Ни о чём, — буркнул Игорь и вновь спросил, — О чём пишет Нель?
— Так…. Что жива, здорова.
— И всё?
— Остальное никого не касается.
— Кроме что, Афанасия?
— Кроме него. Я ему, между прочим, доверяю.
Игорь равнодушно пожал плечами.
— А мне?
Вопрос был поставлен прямо, но на него не хотелось отвечать. Ник скользнул по округе равнодушным взглядом.
— Доверяю, — ответил тихо.
— Дай письмо, — продолжал настаивать Игорь.
— Не дам. Оно тебя не касается, — заметил Ник и, отвернувшись, поспешил уйти. Игорь за его спиной озадачено почесал затылок, посмотрел ему вслед, как смотрят на чудака, или сумасшедшего.
Нель сидела у окна, разглядывая свои тонкие длинные пальцы. Раньше у неё были совсем другие пальцы — тонкие и изящные, но совсем не такие, иная сеточка линий на ладонях. За окном сгущались сумерки, разгорались фонари, но она не включала света, не было нужды, — свет фонаря падал ей в окно, освещая стол и часть кухни. Перед ней стояла чашка с остывающим чаем на блюдце. Пить не хотелось, но с некоторых пор это был ритуал, позволяющий немного расслабиться и успокоить скачку мыслей.
Ни врагу, ни другу она не призналась бы в том, что с ней произошло. Единственная глупость, которую она позволила себе, написанное Нику письмо, она захотела возвратить сразу же, как только бросила в ящик. Она бросила его в почтовый ящик другого города, но не могла отделаться от мысли, что сделала это зря, боясь, что по письму выследят её, а она, она пока ещё не в том состоянии, что б вновь предстать перед Афанасием. Сил нет. Вчера она пыталась остановить время. Время её не послушалось, шло, как и шло, разве что слегка замедлив свой ход. Нечего и думать о старых возможностях и способностях не найдя мира в себе.
А мира не было. Приходили подруги, говорили ни о чём. Вчера она выпихнула за порог Инку. Не из-за обид, как та подумала. Просто не хотелось встречаться с праздной болтушкой, слушать её, говорить. Для них всех она была ещё Оксаной. Но Оксаны не было. Не было с тех самых пор, как, уверившись в бессмысленности существования, она шагнула под колёса поезда. Не было Оксаны. Была Нель.
Яркая, необычная, с необычными чувствами и душой, завладевшая мыслями и чувствами Оксаны настолько, что та поняла — быть ей такой, или не быть совсем. Или не было Оксаны? Был только сон, в котором она умерла. Все мы видим сны, и они не всегда серы. Мир — тот же сон. Сон — тот же мир. Где разница? В восприятии реальности в моменты сна и бодрствования? А есть ли эта разница? Не есть ли эта разница только сон? Путанный и бессмысленный сон. Ведь и днём и ночью человек один.
Нель вздохнула. Мысли бродили в голове. Мысли, которыми ни с кем нельзя поделиться. Она не желала слыть сумасшедшей. Не желала и не могла позволить себе этого, хотя, порой, она была близка к тому, что б назвать всё происшедшее — сумасшествием. Невозможно, невероятно одновременно нести две личности в себе и не страдать от раздвоения личности. Странно, но ощущения того, что две личности уживаются в одном теле, не было. Личность была одна, а вот памяти — две. Значит, — решила она, — одна будет лишней. Но ни один из снов не проходил, и память не уходила.
Она когда-то была Оксаной. Она, Нель. Или выдумкой была Нель, которой стала Оксана? От этих вопросов кидало то в жар, то в холод. Когда верх брала память Нель, она откидывала в сторону сомнения и говорила себе — удалось. Когда память Оксаны определяла её личность, хотелось плакать и метаться, и сомнения в твёрдости разума пускали новые корни. Не было покоя. Не было твёрдости.
Глядя на кончики пальцев, Нель слабо улыбалась. На кончиках пальцев, в миллиметре над поверхностью кожи, дрожал свет фонаря, образуя едва заметное, светлое гало. Решайся, — сказала она себе, — и выбирай! Человек, конечно, может быть одновременно гениален в чём-то, и в чём-то безумен, но это — не тот вариант. И не сейчас. Выбирай — Нель или…
Оксана шагнула под поезд, — пронеслось ощущение в глубине существа. Оксана свела счёты с этой жизнью. А Нель, — живая. Девушка потерянно уронила голову на руки и заплакала. Оксанка умерла…. Она шагнула под поезд, а Нель, хотевшая остановить её, ничего не сумела сделать. Просто не смогла.
И это была правда. Память говорила об этом. Об этом говорили чувства. Значит, — молнией пронеслась мысль, разорвав пелену тьмы, — решив закончить эту жизнь, мы становимся чем-то иным. Даже если не умирает тело.
Прикрыв глаза кончиками пальцев, она заставила себя задышать ровно и глубоко, и в этот миг в сознании словно открылась дверь. Не было видений, были мысли, были чувства, ощущения. Пришли гармония, спокойствие и единство.
Какая разница, кто ты? Ты то, чем хочешь ты стать. Какая разница как называться? Имя — не суть. Какая разница… Ты — это ты. И пусть цвет глаз, кожи и волос определяется неповторимым рисунком генов, доставшихся от предков близких и далёких, какая разница, каков этот цвет глаз, кожи и волос? Имя — не истина. Истина открывается не тем, кто носит определённое имя, истина открывается тем, кто хочет её найти.
И всё-таки Нель, — прошептала она, чувствуя это каждой клеточкой тела. — Нель, перерождённая. Выйдя на балкон, девушка взглянула на небо.
Небо посмотрело вниз. Миллиарды звёзд, невидимые галактики, чёрные дыры и иные вселенные, всё это жило по своим законам, так до конца и не понятым человеком. Самое смешное, какие бы законы не выдумывал для своего сообщества сам человек, он всегда, в первую очередь, подчиняется тем законам, по которым создавала его Вселенная. А потом уже — всем остальным.
Она вздохнула и потянулась пальцами к звёздам, зная, что держать их в руках можно только во сне. Она улыбнулась мягко и спокойно этой мысли, как не улыбалась уже месяц. Она покачала головой, вспоминая всё, что знала Нель, принимая это, как иссушенная земля принимает дождь. Она знала, почему и зачем. Она знала, и сомнения таяли. Она улыбалась, понимая, что никогда больше не исчезнет Нель, зная, что оказалась права. И что нет никакого горячечного бреда. Мир хранит тех, кто живёт в гармонии с миром.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
