Квочкин достал из сейфа пухлый скоросшиватель и бросил мне.
-- Ты что не пьешь? -- спросил он при этом. -- Пей, лысый, пей.
Пришлось "пропустить" для пользы следствия.
-- Тут триста страниц! -- сказал я. -- Мне до утра не справиться.
-- Хрен с тобой! Иди к Гальке-секретарше, пусть отксерит. -- В дверях он нежно взял меня за локоть и добавил: -- Только не говори никому, не надо...
Ксерокс сломался на тридцатой странице навсегда: не вынес, бедняга, что его заставляли работать на оберточной бумаге. Пришлось удовлетвориться одним началом, тем более конец я уже решил дописать сам.
До встречи с Мариной Степановной Размахаевой оставалось несколько часов. Я поехал в домжур, поменял на входе у знакомого "жучка" двадцать долларов и забрел в ресторан. Ужасно хотелось наесться до отвала, тем более у зиц-вдовы вряд ли предложат что-нибудь, кроме чая.
-- Взаймы дать? -- участливо спросил официант Саша.
-- Дай столик в углу и отбивных штук пять, -- отбивная для меня была самым знакомым деликатесом. О существовании других я, конечно, знал от нуворишей-гурманов и из меню, но на зуб не пробовал, хотя зубы были. Может, заказать тройную порцию омаров? Но съедобны ли они для желудка, испорченного овсяной кашей на воде? Да и есть ли на кухне? Чай, не в "Метрополе" сижу...
Отбивных мой аскетический организм вместил только две. Порядочный Саша незаметно переставил три нетронутые порции на другой стол и денег за них с меня не взял. Хорошо быть блатным! Но это благодатное время кончается прямо на глазах, честные Саши вымирают стадами, как динозавры, собираясь на кладбищах-толкучках... Меня потянуло в сон, но я кое-как справился, поспав минут пятнадцать в холле, и пожалел об этом: мог бы вздремнуть в метро. Потом пролистал двадцать страниц "дела": осмотр места происшествия, поданный корявым языком и почерком, и показания старичка, чья собака обнаружила труп. Фамилия старичка была Заклепкин, был и адрес в "деле".
"Завтра навестим пенсионера", -- подумал я и поехал к любовнице Шекельграббера.
Она жила в доме, у подъезда которого стояло с полсотни машин иностранных марок, а в подъезде сидел вахтер -- бывший десантник (как можно было догадаться по остаткам амуниции), уже разжиревший от дремотного сиденья на одном стуле. Лучше б ему поставили кушетку. Хотя бы с бока на бок переворачивался. Он пустил меня без звука: не знаю, за кого принял, но скорее, поленился спрашивать, испугался, что придется вставать и загораживать дорогу.
Марина Степановна жила на первом этаже. Мимолетного взгляда на квартиру достаточно было, чтобы сообразить: хозяйка болтается без дела, но постоянный заработок имеет, потому что "надомница", то есть осыпает богатых друзей женскими милостями. Я подумал, что между ней и вахтером много общего: одна получила от природы красоту, а другой -- здоровье и два метра без кепки, -- и оба живут за счет подарков природы, как наследники несчастных родственников, отдавших чаду все хорошее.
-- Заходите, хватит уже тереть подошвы о коврик, -пригласила Размахаева.
Мы прошли в комнату, которая имела такой вид, будто Размахаева все утро развлекалась, не покладая рук, ног и других частей только что отмытого под душем тела.
-- Коньяку выпьете? Тут осталось на три рюмки.
-- Спасибо, я уже пил сегодня по необходимости. Теперь у меня похмельный синдром. Я бы выпил воды или молока.
Мне поднесли и воды, и молока.
-- Значит, вы -- частный сыщик?
Я кивнул, но как бы в раздумье и не очень уверенно.
-- По вам не скажешь. Вы скорее производите впечатление не частного сыщика, а приватизированного. Но это не важно для меня. Что вы хотите узнать? Задавайте вопросы на свою сообразительность, а я буду отвечать на свою.
Я растерялся, я совсем не думал, о чем спрашивать Размахаеву, а в кино и книгах такие сцены сами собой строятся: что надо -- вмиг выясняется, и дело заканчивается постелью.
-- Вы хоть прочитали протокол моего допроса в милиции?
-- Нет, -- сознался я.
-- Плохо, так не годится работать, -- попеняла Размахаева. -- Вы же будете повторять вопросы, а я -- повторять ответы. А жизнь проходит.
-- У меня свои методы, -- соврал я.
-- Мне кажется, вы из кагэбэ, -- решила Размахаева.
-- Такой организации уже нет больше года, -- ответил я.
-- А куда же она делась?
-- Ее переименовали.
-- Так это названия нет, а не организации. Организация еще при Иване Грозном была.
-- Почему вы решили, что я из кагэбэ?
-- Должны же они как-то проявиться: в окно подсмотреть, телефон прослушать, письма прочитать -- все-таки иностранный гражданин убит! Правда, из-за Шекельграббера международный скандал вряд ли возникнет.
-- Почему?
-- А кому он нужен? Кто его, кроме меня, жалел? Кому деньги давал -- те зад лизали, отрабатывая, а остальные только плевали в спину: приехал, гад, нашей родиной торговать.
-- Вы его любили? -- спросил я.
Размахаева выпила рюмку коньяка, пустила вдруг слезу и сказала:
-- Он звал меня Мунька.
-- Кто такая Мунька? -- не сообразил я.
-- Ну, я вот Мунька в его представлении.
-- Что за человек был Шекельграббер?
-- Меньше всего он походил на американца в нашем представлении. Разгильдяй с небольшой лысиной. Сорил деньгами, угощал всех подряд, взаймы давал направо-налево.
-- Может, он просто обалдел от здешней дешевизны?
-- Нет, он скорее обалдел от того, как легко наши оборотистые подонки собирают деньги, ничего не делая. В Америке, говорил он, из-за одного процента прибыли конкуренты друг другу глотки перегрызут, а здесь и из-за ста с тобой никто разговаривать не станет. Но все-таки он был прирожденный разгильдяй, а не бизнесмен, иначе не полез бы в эту аферу с "Долиной царей".
-- Какая же афера! Я увидел сегодня преуспевающее предприятие.
-- Пока преуспевающее, но по большому счету -- это несерьезно. Только при нашем бардаке оно способно приносить много бумажек, похожих на пестрые фантики. Кстати, не возьметесь мне растолковать, почему теперь на деньгах вместо Ленина рисуют какие-то узоры и трилистники ни к селу ни к городу?.. А в принципе, Кашлина с Поглощаевым ждет судьба Безенчука.
-- Вы знаете что-нибудь об отношении Шекельграббера к компаньонам?
-- Поначалу у них все складывалось гладко, но последние полгода он приходил ко мне расстроенным и говорил, что скоро они перегрызутся, как собаки, пора вынимать уставной капитал и сматывать удочки. Хотя деньги его мало волновали, ему не нравилось, что Поглощаев баламутит воду и в каждый разговор вставляет, будто один работает на износ, а паевые доли у всех троих равны, хотя работы там особой нет: подчиненные работают, директора только деньги считают и делят сообразно собственным интересам. А Шекельграббер дал фирме изначальный капитал, у компаньонов в то время запасных брюк не значилось. Даже я достала "Долине" трех клиентов, а Поглощаев -- жмот -- хоть бы в ресторан позвал!
-- Почему именно Поглощаев? -- спросил я.
-- Он у них командует клиентами и ведет бухгалтерию.
-- А что делает Кашлин?
-- Дурака валяет. Кашлин -- это Шекельграббер номер два, или наоборот. Мы учились на одном курсе, он нас всех и перезнакомил. Из него получился бы хороший ученый, если б не затрахала совдеповская нищета после перестройки. Вот скопит денег и опять в науку сбежит. Все-таки шесть языков знает парень. Кашлин придумал идею этого бизнеса и научно обосновал, -- она усмехнулась. -- Я чуть замуж за него не выскочила на третьем курсе, теперь жалею страшно. А вы женаты?
-- Нет.
-- Я люблю холостых мужчин: с ними проще и обмана меньше.
-- Вы бы не могли прикрыть бедра халатом, -- попросил я, -- а то мне прямо не по себе. Все-таки живой я и к тому же сытый.
-- Сытый кем?
-- Сытый чем.
Она запахнулась, выпила, но стала еще соблазнительней. Она была из тех женщин, которые сводят с ума, одеваясь. Стриптизерша наоборот. (Какой-нибудь владелец теневого ресторана мог бы заработать неплохие деньги на этой моей идее.)
-- Кто, по-вашему, позарился на жизнь Шекельграббера? -спросил я напрямик.
-- Кто угодно, включая его жену, которую я никогда не видела.
-- Естественно, она в Нью-Йорке.
-- А вы проверьте, не прилетала ли она инкогнито?
-- Зачем ей убивать мужа?
-- Вы, наверное, Булгакова не читали? Иногда так бывает, что муж надоел, -- объяснила она. -- Мне, например, однажды сожитель надоел и я его в тюрьму отправила.
Я состроил удивленную физиономию.
-- Написала начальнику паспортного стола, что живет мой закавказец без прописки на моей жилплощади -- тогда с этим строго было. Но сожитель договорился с начальником полюбовно. Что делать? Я написала на начальника, что за взятки прикрывает бездомных закавказцев, моего в частности. Тут уж начальнику против воли пришлось его выселять за сто первый километр, чтобы свою должность и шкуру спасти, а сожитель перед отъездом побил меня до сотрясения мозгов, и его упекли за изнасилование. Ну, я выздоровела, и синяки зажили до свадьбы... Месяца три назад его выпустили по амнистии. Он ходил тут под окнами, пока я не велела вахтеру погрозить ему кулаком с обручальным кольцом на пальце.
