Изучение существа человека вообще чрезвычайно трудно. Из всех организмов, существующих на земле, самый совершенный, а вместе с тем и самый сложный, есть организм человека. Он единственный, который заключает в себе отвлечённое начало, проявляющееся с такой силой и определённостью в каждом отправлении его материальной организации; несмотря на это, однако, на изучение здорового организма человека потрачено учёными менее труда, чем на изучение остальных менее сложных организмов, и многое, что мы знаем о человеке, выведено по аналогии, переходя от тела животных, на которых изучались эти факты или явления. Многие явления и факты из жизни человеческой организации, которых у животных нет, или те, которые находятся у них в зачаточном состоянии, а потому наукой неуловимы, - совсем на человеке не изучались.
Стоит только человеку задуматься над своим существом и захотеть разумно выяснить себе «себя самого» хотя бы примерно, хотя бы в общих чертах, чтобы сразу попасть в дремучий лес не разведанной ещё наукой области догадок, ни на чём ровно не основанных представлений, не доведённых до конца теорий, решительно не отвечающих ни на один интересующий человека вопрос, касающийся его сущности. Вообще, можно сказать, что наука о человеке находится ещё в самой примитивной фазе, и приходится только удивляться, отчего до сих пор среди наук нет специального места этой самой главной науке - науке о самом человеке. Никто не может отрицать, что эта наука была бы самая полезная и самая существенная из всех остальных наук, ибо она прямо создала бы разумные и логичные отношения человека к своему внутреннему, духовному существу, а следовательно, больше всего способствовала бы нравственному пониманию природы и её явлений. Этой науке открылось бы обширнейшее поле действий в совершенно девственной области знаний, ещё не затронутой нашим позитивизмом, эта новая наука весьма скоро показала бы человеку его душу, разъяснила бы ему весь состав его существа и все условия его жизни на земле. Кроме физических и органических проявлений животного организма, она подробно изучила бы все сверхчувственные проявления души, как в организме, живущем полной силой своей органической деятельности, так и в умирающем и уже умершем.
При этой науке человеку, мало духовно развитому, не пришлось бы заниматься самому сизифововой работой отыскивания в себе изредка и весьма слабо проявляющихся микроскопических проблесков души, ибо эта наука собрала бы и расследовала множество фактов, сверхчувственных состояний и ощущений у людей в тех случаях, когда они проявлялись с известной силой.
Подобных фактов несметное количество, и все они пропадают в настоящее время, не принося пользы всему человечеству, а только отдельным личностям, которым они известны, так как двери науки для них заперты, не взирая на то существенное значение и на те неизгладимые следы, которые они оставляют в жизни каждого, видевшего или переиспытавшего их человека. Насколько многочисленны проявления сверхчувственных состояний между людьми, явления призраков из загробной жизни и всех подобного рода фактов, можно судить из следующего: Лондонское психическое общество сделало вызов через журналы и газеты, приглашая желающих сообщить ему более или менее доказательные факты явлений живым людям призраков людей умерших в момент их смерти. Несмотря на то, что менее одной десятой всех существующих газет и журналов поместили этот вызов и что сообщался только один вид изо всех явлений подобного рода, однако Лондонское психическое общество было положительно завалено подобного рода сообщениями. Оно получило их более ста тысяч штук из всех положительно стран света. По поручению Психического общества наиболее доказательные из этих сообщений, подтверждённые несколькими свидетельскими показаниями, были изданы профессорами Э. Гернеем и Ф. Мейерсом в книге, в которой 1417 страниц очень убористого шрифта, под заглавием «Фантазмы живых».
Этот труд далеко не единственный в своём роде; напротив, в настоящее время литература изобилует подобными произведениями. Книги спиритического, теософского и вообще мистического содержания появляются сотнями и, наконец, до двухсот журналов и газет обогащают ежедневно подобного рода литературу огромным количеством новых фактов чудесного и загадочного характера.
Если бы мы предположили даже, что известное количество из них могло бы быть причислено к области выдумок или игре праздной фантазии, или, наконец, к области аффекта и болезненно расстроенного воображения, то всё же мы ни в каком случае не имели бы права сказать того же о всех подобного рода сообщениях, ибо хотя в некоторых из них должна же быть доля правды; а если есть хотя малейшая доля правды во всех подобного рода сообщениях, то прямая обязанность науки состоит в том, чтобы расследовать и изучить их, ибо во всех этих явлениях таится главная суть нашей внутренней, душевной жизни, проявляющаяся с известной отчётливостью, в которой мы и должны искать всю разгадку нашего бытия.
Что не вся литература сверхчувственных явлений и фактов составляет бред, химеру или выдумку, свидетельствует лучше всего то обстоятельство, что многие позитивисты и материалисты, т.е. люди, принадлежащие к лагерю самой крайней оппозиции, высказывались во многих случаях в пользу достоверности некоторых из них. Для примера укажем на Вильямса Карпентера, А. Досье, Эдуарда Гартмана и на Вильгельма Вундта. Все они признали неоспоримое существование непонятных и загадочных фактов в природе и в человеке; но рамки их позитивных мировоззрений и знаний не допускали их доводить изучения этих явлений до причины и сущности. Не додумываясь же до конца, останавливая свою мысль на полпути исследований, и объяснения их получались недостаточно глубоки и неудовлетворительны. Так, одни из них причисляют эти явления к рубрике галлюцинаций, т.е. к области болезненно-расстроенного воображения; другие объясняют их действием нервных жидкостей, третьи называют их следствиями психических сил, заключающихся в человеке. До некоторой степени они, конечно, все правы, ибо при виде всех этих явлении у каждого человека до некоторой степени и воображение ненормально, и нервы напряжены, и психические силы работают более усилено, чем в обыкновенное время. Но нельзя не заметить опять всё те же недостатки, всё то же недомыслие, которые мы всегда встречаем, но всех позитивных и материалистических объяснениях фактов и явлений.
Все эти объяснения слишком поверхностны и недостаточны для умов, желающих изучать природу более определённо и отчётливо. Ни позитивисты, ни материалисты решительно не объясняют, по существу, что такое именно эта их галлюцинация? Отчего она является? Какая природа этой болезни? И чем доказывается, что это - болезнь? Может быть это и есть самое нормальное состояние человека, когда он делается способен видеть вещь в «самой себе»? Ведь подобное доказательство было бы крайне необходимо. Может быть это - лишняя и новая способность в человеке видеть загробный мир; может быть это проявление нового, шестого чувства, которым владеют не все люди. Нам эти объяснения кажутся логичнее, чем объяснения галлюцинаций болезнью. Рассудить, кто прав, должна была бы наука, изучив этот вопрос.
То же самое, говоря о нервных жидкостях и о психизме, разве позитивизм объясняет природу этих вещей? Разве мы можем составить себе понятие, по их объяснениям, как они действуют? Как, например, нервные жидкости выходят из человека, собираются где-нибудь в уголке комнаты и образуют там другого человека? Положим, что такое загадочное, невероятное явление и происходит в действительности, то ведь надо же объяснить, как это всё происходит, вследствие каких причин и, наконец, доказать, что это действительно всё так, а не иначе.
Всякий, видевший или переиспытавший какое-либо сверхчувственное настроение или состояние, или видевший видения из загробной жизни, будет вполне не согласен с позитивными объяснениями этих состояний и никогда не признаёт себя больным. Все эти лица в большинстве случаев были совершенно здоровы и в здравом уме, как до видения, во время его, так и после. Видения эти нисколько не отразились ни на их организме, ни на их здоровье, но зато нет ни одного из них, которое не принесло бы человеку великой нравственной и духовной пользы и не оставило бы глубоких следов в его последующей духовной жизни. Таким образом, если причислить эти, так называемые, галлюцинации к числу болезней, то никак нельзя причислить их к числу болезней организма, скорее к числу болезней нравственных и весьма полезных. Разве мы знаем среди всех болезней организма хотя одну, которая, не причиняя вреда организму, приносила бы всегда громадную и самую существенную, нравственную пользу человеку и действовала бы в высшей степени благотворно на внутреннюю жизнь человека, всегда улучшая его душу. Наконец, нельзя не заметить, что причина этой болезни всегда разумная и нравственная, но не случайная и не органическая, ибо никакая логика не может допустить, чтобы разумному действию могла бы быть неразумная причина.
