– Всегда хочется узнать о себе что-то новое, – пробормотал Дронго. – Может, еще немного похвалите?
– У тебя есть возможность работать там, где не могут работать другие, – продолжил Владимир Владимирович. – Мы помним, что именно ты ездил в свое время в осажденный Багдад, был в Афганистане и Сирии. Конечно, ты не единственный, но один из самых лучших. В Афганистане сейчас американцы. У них там неплохая агентурная сеть. В Пакистане тоже работают ЦРУ и британская разведка. И все тебя знают. В данном случае не нужно ничего объяснять. Они готовы помогать тебе, понимая, что мы выполняем общее дело. Ты один из самых известных аналитиков в мире. И чтобы ты не очень обольщался, должен тебе сообщить, что, кроме тебя, этим делом будет заниматься очень много людей в разных точках земного шара. Мы уже подключили к нему всех возможных специалистов. И сообщили американцам о нашем возможном выборе.
– Все?
– Нет, не все…
– И… – Дронго повернул голову и посмотрел в глаза своему собеседнику.
Тот выдержал его взгляд.
– Что «и»?
Если бы Владимир Владимирович не усмехнулся, Дронго не стал бы продолжать эту тему. Но тот усмехнулся, и поэтому Дронго улыбнулся в ответ.
– Вы не договорили, – сказал Дронго, – тут должен быть еще один фактор.
– Должен, – согласился приехавший из Москвы гость. – Есть еще одно обстоятельство. Мы считаем, что захват был проведен достаточно профессионально. Спланирован и осуществлен таким образом, что понятно – в операции принимал участие очень подготовленный специалист.
– И вы его нашли?
– Мы подозреваем, что в планировании захвата принимал участие специалист по ядерной энергетике. В течение последних двух месяцев мы старались его вычислить. И если это тот человек, которого мы подозреваем, то положение не просто тревожное, оно – катастрофическое. Это один из создателей атомного оружия в Пакистане. Если мы правы, то он сумеет использовать похищенные материалы для создания такой «грязной» бомбы, что она может «испортить атмосферу» многомиллионного города. И мы не уверены, где она сейчас.
– Больше ничего приятного не скажете?
– На этом все. Тебе надо лететь в Казахстан. Прямо сегодня.
– Это я уже понял. – Дронго в очередной раз посмотрел на играющих рядом с ними мальчишек. Они улыбались. Дети были счастливы.
– Фамилию «специалиста» можете мне сказать?
– Ахмед Парвиз, – сообщил Владимир Владимирович. – Между прочим, он стажировался в Кембридже. Говорят, блестящий специалист.
– И потом вернулся в Пакистан?
– Нет. Потом он уехал в Америку. Работал три года в Спрингфилдском университете. Но в Чикаго у него произошла трагедия. Погибла его жена. Тогда он решил вернуться в Пакистан, где и принял участие в разработке атомного оружия. Затем уехал оттуда…
– Давайте по порядку, – попросил Дронго. – Что у него случилось в Чикаго?
– Несчастье. Мы проверяли через ФБР. Это был обычный грабеж. Его супруга была со своей подругой, когда на них напали двое грабителей. Все могло кончиться гораздо спокойнее, но неожиданно появились офицеры полиции. В перестрелке погибла супруга Ахмеда Парвиза. Возможно, от случайного выстрела. Но он был потрясен этим обстоятельством. Ужасно потрясен. И решил вернуться на родину.
– Вот так формируется образ врага, – прокомментировал Дронго. – Сначала его учат в Кембридже, затем приглашают на работу в США, а потом там убивают его жену… Представляю, как он ненавидит теперь весь западный прогнивший мир. Всю эту цивилизацию. Мотивы ясны. Что дальше? Почему он оставил работу в Пакистане? Там тоже произошло нечто похожее?
– Почти. Его сына едва не арестовали. Семья Парвиза принадлежит к местным шиитам, а там постоянные волнения между шиитами и суннитами.
– Дальше можете не говорить… – Дронго покачал головой. – В этом безумном мире все сошли с ума. Что происходит в Пакистане между суннитами и шиитами, я неплохо знаю. Там уже взрывают мечети друг друга.
– Да, – кивнул Владимир Владимирович, – поэтому мы и позвали тебя.
– Это я тоже понял. Наиболее радикальное крыло в исламе – это суннитские ваххабиты, а им противостоят радикальные шииты, которые просто считают мученичество продолжением нормальной жизни. И самые непримиримые организации в мире – это шиитские ордена мучеников ислама. В Палестине, в Иордании, в Ираке, в Пакистане. И есть только две страны в мире, где эта форма ислама является основной. В Иране и… в Азербайджане.
– Верно.
– И поэтому вы говорили о моем восточном иррационализме?
– И поэтому тоже.
– Почему же вы сразу не спохватились? С тех пор как нашли этих несчастных, прошло два месяца. Так вы сказали. Или больше?
– Немного больше. Сначала никто не мог понять, что именно произошло. Там же недалеко Семипалатинск, думали, это связано с тем самым полигоном, который закрыли еще во время перестройки. Помнишь, какие были протесты? Иногда там бывали подобные случаи. Появлялись больные, получившие повышенную дозу радиации. Трое первых попали в разные больницы, поэтому никто не придал этому значения. Потом еще двое. Кто-то из сотрудников контрразведки решил проверить, где эти люди могли так облучиться. Пока дело дошло до Астаны, пока проверили все факты, пока связались с Москвой, пока мы все перепроверяли… Словом, прошло много времени… С поправкой на обычную восточную неторопливость.
– И спохватились только сейчас.
– Несколько дней назад. Наши аналитики считают, что у нас нет времени. Груз может находиться в Москве. Или в любом другом городе России. Его могли вывезти за это время куда угодно. Наши эксперты гораздо лучше просчитывают логику западных разведслужб, чем возможные действия террористов с Востока. Там все слишком нерационально. Трудно иметь дело с людьми, для которых сама жизнь не является главным приоритетом.
– Вы знаете, что в восточных странах нет такого понятия, как детективная литература? – неожиданно спросил Дронго. – Я об этом часто думаю. Дело в том, что западная цивилизация слишком рациональна. Все просчитано и прагматично. Они рисуют в своих храмах Христа, рядом обязательно где-нибудь присутствует Иуда, предавший Учителя, и Дьявол, соблазняющий людей. Даже в Сикстинской капелле четко видно, где праведники, а где – грешники. От кого Христос отвернулся, к кому – повернул лицо. А в исламе такого просто не может быть. Любые изображения запрещены. Вера существует на подсознательном уровне. Бог есть Бог, и он всегда прав, а Сатана лишь пытается соблазнить человека. И вера должна быть не в конкретных образах, а в душе. Поэтому детектив, излагающий факты против формально невиновного человека, у мусульман почти невозможен. Здесь чувства и вера играют бóльшую роль, чем формальное соблюдение закона. На Востоке человек не может быть оправдан, если он виновен. Даже если расследование происходило с нарушением каких-то формальных процедур. На Западе человек не может быть признан виновным, если во время задержания и допросов формально были нарушены процессуальные нормы. В первом случае речь идет об убежденности вины, во втором – о формальном следовании закону. И я не уверен, что западный судья всегда прав, когда в силу юридических тонкостей должен оправдывать негодяя или насильника. Хотя помню, что любое сомнение должно толковаться в пользу обвиняемого. Но это уже классика западной юриспруденции.
– Чего в тебе больше? – поинтересовался Владимир Владимирович. – Западного рационализма или восточного иррационализма?
– Всего понемногу. Насколько я помню наш утренний разговор, вы говорили, что у меня будет еще и напарник. Как вы знаете, я не люблю работать вместе с кем-то. Это мешает и отвлекает. А если буду думать еще и о том, как обеспечить его безопасность, то у меня просто не останется времени на работу. Кто этот человек?
– Он ждет нас в отеле, – ответил Владимир Владимирович. – Подозреваю даже, что сейчас сидит в холле и наблюдает за нами…
– Кто это?
– Ты встречался с ним в прошлом году. Мы называем его Профессором.
– Господи, только этого не хватало! – невольно вырвалось у Дронго. – Это же Пьеро!
– Кто? – не понял Владимир Владимирович.
– Я прозвал его Пьеро. Потому что он похож на этот образ из итальянских комедий. Такой отстраненный, всегда печальный и грустный…
Владимир Владимирович улыбнулся и одобрил:
– Хорошую кличку ты ему придумал. Он действительно похож на Пьеро. Только мы не зря зовем его Профессором. Ты ведь знаешь, чем он занимается?
– И даже слишком хорошо. Он – профессиональный ликвидатор. И должен сказать, большой мастер своего дела. Но если вы посылаете его со мной, то, очевидно, считаете, что в живых не должно остаться никаких свидетелей?
– Почти никаких, – великодушно подтвердил Владимир Владимирович, – кроме тебя, разумеется. Он будет послушно выполнять все твои распоряжения. Считай, что мы просто тебя вооружили.
