Что ж. Придется привыкать и учиться у Ивонны и Рози бережно относиться к тому, что есть.
И ценить те немногие сокровища, которыми я владею.
— Милая!
Юджин влетел в комнату, как ураган.
Мельком глянул на спящего в корзинке ребенка и заторопился ко мне.
— Что… Что все это значит?!
Он подбежал, взял меня за руки.
Вроде, нежно. Но у меня все внутри перевернулось от отвращения.
Юджин видный мужчина.
Высокий, широкоплечий.
Пожалуй, немного грузный.
Но мачеха говорила, что его массивность свидетельствует только об отменном здоровье и силе.
Я молча соглашалась с ней. А сама все время думала с непонятной мстительностью, что Юджин просто любит поесть. Чересчур много.
Он не юноша, он старше меня. Приближается к зрелости.
И это-то противнее всего.
«Содержанец!» — вспыхнуло у меня в мозгу ослепительной злой мыслью.
В свои тридцать он не обзавелся богатым имением, не накопил денег.
Все его добро — это громкое имя.
А разбогатеть он собирался за мой счет.
Он не нищий, разумеется. И не голодает. И можно сказать, что ни в чем не нуждается.
Но в приличное общество не зван.
— Хотя бы потому, — как-то раз сердито сказал отец, — что ему не на что купить приличествующих этому обществу штанов!
— Мачеха выставляет меня вон, — тихо ответила я, осторожно отнимая у него свои руки.
— Что значит выставляет? — изумился Юджин. Его темные глаза сощурились, круглое лицо сделалось совсем неприятным.
— Отец умер. Она теперь хозяйка всего, — тихо ответила я.
Больше всего мне хотелось, чтобы он ушел.
Прекратил ко мне прикасаться.
Исчез навсегда!
Но на постели закряхтел, просыпаясь, мой сын.
И я проглотила свою гордость.
— Я с ребенком остаюсь без средств к существованию, — тихо сказала я. — Я никогда бы не попросила вас… Но ради сына прошу: помогите нам устроиться. Хотя бы на первое время…
Но Юджин словно подменили.
Он побледнел так, что казалось, его удар хватит.
Он отпрыгнул от меня так, словно я была чумным трупом.
— Что значит, — со страхом произнес он, — без средств к существованию?! А как же…
Он наверняка хотел произнести слово «приданое». Или «наследство».
Но не посмел.
Я усмехнулась. Как же он жалок был сейчас, когда понял, что ему не удастся погреть руки!
Несмотря на ужас, который начал до меня доходить, несмотря на страх перед будущим, я стояла и смеялась ему в лицо.
— Отец не успел составить завещания, — ответила я. — Пожалуй, вы поторопились с решительными действиям. Чем и вогнали его в гроб. И ваша смелость, ваши дерзкие планы не оправдались.
— Вот же черт!.. — Юджин запустил руки в волосы. На лице его было написано отчаяние.
—Так вы поможете? Я о многом не прошу. И для себя тоже не прошу ничего. Я говорю о сыне. О вашем сыне!
Но Юджин меня словно не слышал.
Казалось, он был близок к помешательству.
— Но ваша мать! —выкрикнул он отчаянно. Словно нашел последний, самый верный довод. — Она уверяла меня, что!..
Я снова усмехнулась. Хотя было мне совсем не до смеха.
— Похоже, она и вас обманула, — заметила я. — Людям, которые предлагают мерзости и подлости, нельзя доверять.
— Вот же черт! — проорал Юджин, уже никого не стесняясь.
От злости он побагровел. Понял, что вместо богатств получил меня и ребенка на шею.
Обузу.
Ненужный груз.
Лишние рты, которые надо кормить.
Люди, о которых нужно заботиться.
Это совсем не то, на что он рассчитывал!
— Ребенок записан на вас, — продолжила я уже смелее. — Он незаконнорождённый, но отцовство вы признали! А значит, обязаны о нем заботиться!
— Обязан? Да черта с два!
Голос Юджина был пропитан ненавистью.
Мужчина теперь смотрел на меня, словно это я в чем-то была виновата.
— Я признал его из жалости к вам!
— Что?!
— Да я даже не уверен, что это мой ребенок!
— Да как вы смеете! — кричу, а голоса своего не слышу.
Третьего удара в этот день мне просто не перенести.
Чувствую, что сердце просто разрывает мне грудь.
— Вы были моим первым мужчиной…
— Первым, — соглашается этот негодяй. — Но не единственным. Кто знает, кого вы пускали в свою постель, веревочка-то развязана. И уже не один мудрец не сосчитает, сколько счастливчиков отведали сладких плодов в вашем… саду.
Он мерзко, сально ухмыляется, глядя мне в лицо.
Делает непристойные намеки, указывая на окно.
— Как вы смеете говорить обо мне такие вещи! — кричу я. А сама уже задыхаюсь, и перед глазами темно.
— Так что я бы попросил, — тянет Юджин, нахально щуря глаза, — вернуть мне кольцо, которое я подарил вам в знак моей любви и верности. Вы недостойны его носить. Оно принадлежало моей матери, и…
Я его не слушаю.
В ярости сорвала с пальца его кольцо. Красивое, золотое, с крупным камнем. Его бы продать, и было бы на что жить.
Но и этой возможности меня лишают!
— Заберите! И уходите вон!
Я бросила драгоценность ему под ноги, чтоб Юджину пришлось наклониться.
И он с мерзкой улыбкой делает это.
Последний поклон мне в ноги…
— Всего доброго, дорогая!
Его слова грохочут в ушах как барабанная дробь.
Последний взгляд я бросаю на ребенка.
На сына, который плачет во все горло.
Которого мне не дано вырастить.
А дальше лишь пугающая чернота…
Глава 2. Вот это попадание...
— Барышня! Барышня, очнитесь!
Голова трещит, в ушах гул.
И где-то плачет ребенок.
Точнее, два ребенка. Один младенец, просто закатывается, а второй постарше.
Всхлипывает и подвывает.
Что это такое со мной произошло?
С трудом припоминаю, что было до этой пугающей темноты.
— Госпожа Эрика, с вами все в порядке?
Прихожу в себя окончательно.
Открываю глаза.
И все равно темно. Еще и холодно, словно в склепе.
Над головой на сквозняке реет, как знамя, целое полотнище из пыльной паутины. Под головой какой-то мягкий узелок с тряпками.
И гулкая, с эхом, тишина…
Как я тут очутилась?!
— Госпожа Эрика, ваш сын плачет. Его бы покормить…
Сын? У меня есть сын?
Однако, насыщенная у меня была жизнь, пока я была в отключке!
Долго ли я пролежала без сознания? Как сюда попала? И вообще, где я?
Десятки вопросов без ответов разрывают мне голову.
Но я поднимаюсь, сажусь на полу.
Да, меня, как бревно, кинули на холодный пол.
— Госпожа Эрика… малыш…
Старуха подсовывает мне младенца, а я сижу и не понимаю, что с ним делать.
Откуда он? Чей он?
— Вот так, — она ловко устраивает его головку у меня на сгибе руки. — Не плачь, бедняжка. Мама с тобой…
Так, с этим потом разберемся. Надо сообразить, что я тут делаю?
Старуха помогла мне устроить ребенка. И он жадно впился в высвобожденную из одежды грудь.
Его голод, его жадность и то, как он цепляется за свою крохотную жизнь, приводит меня в чувство.
Если даже этот маленький человек борется, то мне и подавно нужно! Только вот… за что бороться?
— Госпожа Эрика… Что дальше?
Дальше?
В памяти мелькали какие-то обрывки прошлого.
Я вспомнила боль, которая навалилась на меня, растеклась по груди. Сердце — к сожалению, обычный диагноз, даже для молодых. И врачей он тоже не щадит.
Я ведь в прошлой своей жизни хирург…
Еще сегодня утром я собиралась на работу уже на взводе.
Снова срочная операция. Снова диагноз неясен. Снова переделывать чью-то работу!
Сосед на лестничной клетке наорал.
Огромный мужик, а в душе мелкое трусливое существо.
Угрожал, я уж не слушала, чем ему не угодила. Мыслями я была там, у стола с пациентом.
Вышла из подъезда и поймала злобный и завистливый взгляд бабки.
— Наглая какая! — рыкнула она, глядя на меня своими опухшими глазами.