Скинув ботинки, Гейбриел растянулся на элегантной кушетке. Длинные ноги покоились на парчовой подушке. Узел галстука был ослаблен, две верхние пуговицы рубашки расстегнуты, под головой лежала еще подушка. Поза его была ленивой и расслабленной, глаза закрыты. Если бы не бокал в руке, содержащий внушительную порцию жидкости янтарного цвета, — скорее всего любимого виски его отца, взятого из расположенного на другом конце комнаты бара, — можно было подумать, что Гейбриел уснул.
Рейчел охватили гнев и негодование, и, забыв на мгновение обо всем, она ворвалась в комнату, громко захлопнув за собой дверь.
— Не стесняйся, чувствуй себя как дома. Может, тебе нужно еще что-нибудь?
Тяжелые веки медленно поднялись, и Рейчел почувствовала, что подвергается неспешному, тщательному осмотру, который отнюдь не улучшил ее настроения.
— Спасибо, мне и так хорошо, — лениво протянул Гейбриел. — Или, по крайней мере, будет хорошо, после того как осушу вот это. — Он поднял изящной формы бокал, как будто провозглашая здравицу в ее честь. — Не желаешь присоединиться?
Присоединиться?! Он ведет себя так, будто находится в собственном доме. Правда, Гейбриел всегда считал, что дом принадлежит ему, и в этом-то была вся проблема.
— В середине дня? Нет, спасибо! у меня нет желания напиваться!
Замечание оказалось весьма некстати: ведь тогда, четыре с половиной год назад, именно опьянев от шампанского, Рейчел совершила самую большую ошибку в своей жизни. Но было уже поздно, потеряв присутствие духа, она потеряла и решимость действовать осторожно и постепенно.
Взгляд темных глаз поверх бокала заставил ее сердце болезненно сжаться.
— Я вижу, что ты не слишком рада видеть меня, — пробормотал он обиженным тоном.
Однако Рейчел понимала, что звучащая в его голосе обида, оскорбленное выражение лица были наигранными. И эта откровенная издевка, всколыхнувшая воспоминания, которые она пыталась спрятать от самой себя, лишила ее последних остатков самообладания.
— Совсем не рада! — бросила Рейчел ему в лицо. — Если хочешь знать правду, то лучше бы ты совсем тут не появлялся. Ты должен знать, что тебя не слишком любят…
— Как-никак, но он был моим отцом, — тихо произнес Гейбриел, прервав ее на середине фразы.
На этот раз боль, прозвучавшая в его голосе, была неподдельной. Это подтверждали и печаль во взгляде, и желваки, заигравшие на резко очерченных скулах. Рейчел мгновенно почувствовала укол совести.
— О, Гейб, извини меня! — Она присела рядом с ним на кушетку и сочувственным жестом положила руку на ладонь Гейбриела. — Представляю, как тебе сейчас тяжело.
Какое-то, показавшееся ей бесконечным, мгновение он молча смотрел на Рейчел темными, непроницаемыми глазами. Потом резким движением стряхнул ее руку, грубо отказываясь от сочувствия.
— Неужели? — спросил он с яростью. — Так, значит, ты можешь понять мои чувства?
— Конечно, могу! — Жестокость, с которой ее оттолкнули, обескуражила Рейчел. — Грег значил для меня не меньше. Он был для меня настоящим отцом!
Но Гейбриел уже вскочил на ноги и одним глотком допил то, что осталось в бокале. Внезапно Рейчел поняла, что если не скажет ему сейчас, то не скажет никогда. Мысль о возможных последствиях того, что он узнает обо всем от кого-либо другого, исключала всяческие недомолвки.
— Гейб, я должна кое-что тебе сказать, — с трудом выдавила Рейчел, обращаясь к его широкой и какой-то недружелюбной спине. Но если он повернется, хватит ли у нее сил высказать все в лицо собеседнику? — Это насчет Грега, твоего отца… и моей матери. Они… в пятницу вечером они поженились.
2
— Они что?! — Выпавший из рук бокал разбился о мраморную каминную доску. — Что они сделали? — И хотя голос Гейбриела не поднялся выше зловещего шепота, слова прозвучали с такой силой, что заставили Рейчел испуганно съежиться на кушетке.
Никогда она еще не видела его таким, даже семь лет назад, во время ужасной ссоры, разразившейся после того, как Грегори Тернан объявил, что Лидия и ее шестнадцатилетняя дочь будут жить в его лондонском доме. Тогда Гейбриел буквально привел ее в ужас, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас.
Правда, были еще два момента, когда при ней с него слетала маска цивилизованного человека, но обе ситуации были совершенно различными. Об одной Рейчел даже не хотела вспоминать, а другая была совершенно отличной от сегодняшней. Тогда он был жесток, безразличен и походил на ледяную статую, а не на живое воплощение неистовой ярости, которое сейчас находилось перед ней.
— Гейб… — начала было Рейчел, но голос отказался повиноваться.
— Ты сказала, что они поженились!
Сильные руки схватили ее за плечи и подняли с кушетки. Рейчел оказалась так близко от Гейбриела, что ощущала идущее от него тепло, видела, как в прерывистом дыхании вздымается его грудь, чувствовала, с каким трудом он сдерживает свои эмоции.
— Поженились? Это правда?
— Да…
Это было все, что она смогла из себя выдавить. Его горящий взор, казалось, прожигал ее насквозь, лишая дара речи. Сильные пальцы до боли впились в тело, но, не будучи уверена в том, что удержится на ногах и не упадет бесформенной массой у его ног, Рейчел молила бога, чтобы Гейбриел не отпускал ее.
— Это действительно правда?!
— Конечно, правда! — Разозленная столь явным недоверием, она нашла в себе силы ответить. — За кого ты меня принимаешь? За лгунью? — У нее даже хватило энергии вывернуться из его рук и отскочить на середину комнаты. — Разве я когда-нибудь лгала тебе? Неужели ты думаешь, что я начала бы со столь серьезного вопроса? По-твоему, все это моя выдумка? Особенно в такой момент!
— Нет. — Гейбриел медленно покачал головой. Теперь он говорил спокойнее, хотя сковывающее его напряжение по-прежнему чувствовалось: — Нет, ты никогда не лгала мне. Так, значит, отец все-таки сделал из нее честную женщину.
Смысл, который был вложен в слова «честная женщина», заставил ее поморщиться. Рейчел слишком хорошо знала отношение Гейбриела к Лидии, женщине, которая вторглась в этот дом, узурпировав место его матери, так что хорошо представляла себе, какие подозрения теснились в возбужденном мозгу молодого человека. И дальнейшее его поведение только подтвердило ее опасения.
— И это все?
— Все? — повторила Рейчел, не совсем понимая, куда он клонит. — А что же тут может быть еще?
Ее ответ, казалось, удовлетворил его. Он мрачно улыбнулся:
— Действительно, что же еще? Лидия, должно быть, без ума от радости. Что это было, предсмертное прозрение?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});