И в этот самый момент громко загудело железо кассы. Чем он бил? Кулаками, локтями, ботинком?
Не говори! Не надо слов пустых,Уже не верю твоему «навеки»…
Удары в бронированную плиту становились все громче.
Пусть на мгновенье из-под ног моихВновь уплывет земля в любовной неге.
Я проглотил слюну и крепко потер глаза. Психодрин еще не действовал, чувствовалась только сухость во рту.
Гул усиливался. Однако я не мог сейчас открыть сейф, потому что сразу же уничтожил бы этим все, чего достиг, проиграл бы свой последний шанс, такой отчаянной и рискованной игры, какая велась в эту минуту, уже никогда нельзя было бы повторить. Отступив, я бы только психически закалил Марчука.
Так и не найдя пепельницы, я бросил окурок в стакан. Сигарета зашипела, коснувшись воды, и этим, как бы перенесла грозу из-за окна в комнату: поблизости почти одновременно раздались три оглушительных раската грома, повторенные эхом.
Марчук колотил в стенку сейфа все сильнее.
На этот раз сержант не стучал, а просто вошел.
— Павел, — начал он, — лучше…
Я не ответил. Подумал, что если поддержу разговор, то какой-нибудь из аргументов Клоса все-таки сможет убедить меня в бессмысленности так называемого «осмотра места происшествия». Нет, отступать мне было нельзя. Потому что тогда победил бы Марчук. Мне приходилось видеть в жизни победы слишком многих подлецов, чтобы я смог согласиться еще и на триумф Марчука.
— Ты плохо выглядишь, — сказал сержант, — Лицо все мокрое и воротник хоть выжимай. Павел, возвращайся в госпиталь, а я здесь все сделаю так, как ты хочешь. Хоть и не верю в то, что ты задумал.
Не говори: любовь тебе нужна,Не говори о будущей надежде.О, пусть очнется сердце ото сна…
— Павел, ты слышишь меня?
Пусть лучше будет все, как прежде.
Сержант вышел, так и не дождавшись ответа. С быстрого крещендо стук Марчука переходил на медленный ритм тамтама.
За окном был настоящий ад. Молнии били одна за другой, небо полыхало, бросая на стены комнаты неверные красные блики.
Еще три слабых удара, затем только два. До сознания Марчука, наконец, дошло, что каждое сильное движение требует и большего количества воздуха, неумолимо приближая конец.
На стеклах снова сверкнул отблеск молнии.
И снова удар в обшивку сейфа, но такой слабый, что в шуме дождя, бьющего в окно, сержант не мог услышать этого звука.
Я подумал о том, что все началось именно с этой комнаты, с этого сейфа и с песни «Не говори мне о любви». Хотя не стоит сейчас говорить о любви, лучше, пожалуй, Рассказать о том, как все это начиналось.
Часть первая
Напрасные поиски
1
Были слышны острое вибрирующее шипение ацетиленовой горелки и доносящиеся из установленного во дворе репродуктора слова песни «Не говори мне о любви». Это был боевик года. Каждый сезон, впрочем, имеет свои, только ему одному присущие мелодии, и, наверное, грустным был бы он без песни, которую все поют до обалдения.
Сварщик завода «Протон» с неторопливостью хорошего специалиста резал ацетиленовым пламенем квадрат в железной двери, ведущей в комнату кассира. Рядом с ним стоял заводской охранник Габриель Броняк. Он находился здесь дольше всех, с восьми утра, или, точнее, с того времени, когда заметил свет в окне этой комнаты, размещенной на втором этаже административного корпуса. Увидев свет, охранник вошел в здание и постучал в дверь кассира. Он стучал все настойчивее, однако кассир не отзывался. Обеспокоенный Броняк поднялся к директору завода Колажу.
— Пан директор, — сказал он, — в комнате пана Эмиля горит свет.
— Ну и что из этого? — спросил Колаж.
— Вот уже несколько часов как на улице светло. Для чего же горит лампочка?
— Броняк, оставьте меня в покое. Такая экономия просто смешна! Пусть себе горит. У вас, кстати, пуговица на воротнике скоро оторвется.
Охранник потрогал пуговицу, она действительно висела на одной нитке.
— Я стучал, но пан Эмиль не отзывается.
— Может Зомбек, — кассира звали Эмиль Зомбек, — забыл вчера выключить свет и пошел домой?
— Пан директор, — сказал охранник, — Зомбек специально пришел вчера во второй половине дня, чтобы приготовить деньги к выдаче. Перед зарплатой он всегда приходит на день раньше.
— Ну вот, пришел, приготовил и вернулся домой. Сколько сейчас времени? Десять минут девятого. Хотя, если бы так, он уже должен…
— Да, пан директор. Зомбек еще никогда не опаздывал на работу. И еще ни разу не забывал выключить свет.
— Хорошо, — кивнул директор Колаж, — Встаньте у двери кассы и понаблюдайте, чтобы там никто не крутился.
С этого все и началось.
Директор позвонил к нам в управление, повторил свой разговор с охранником и добавил, что кассир Эмиль Зомбек до сих пор не выходил с завода, он лично проверил это в проходной. Неизвестно, что случилось в этой комнате, — дверь заперта изнутри на два замка и как будто еще на засов, глубоко уходящий в железобетонную стену. Так что войти туда невозможно.
— И не надо, — ответил майор. — Есть у вас на заводе сварщики? Добро. Пусть один из них подождет там с горелкой и баллоном.
Он отложил трубку и вызвал меня к себе в кабинет. Пересказал свою беседу с директором, разговор директора с охранником и поручил мне заняться этим делом. Честно говоря, я был доволен, потому что весь год меня преследовало исключительное невезение: два следствия, прекращенных за отсутствием улик, одна несчастная любовь и получение нескольких тысяч со сберегательной книжки, на которую чуть позже выпал выигрыш в размере двухсот процентов вклада. И поскольку у меня на счете оставалось всего пять злотых, выплатили мне всего десять. Многовато впечатлений для одного капитана милиции, мечтавшего о майорском кресле после того, как прежнего хозяина переведут на повышение!
— Кассир мог потерять сознание в закупоренной комнате, вот и все.
Из вежливости я согласился с майором, но сказал, что на всякий случай возьму с собой следственную группу — техника и фотографа. А из оперативников хотел бы забрать сержанта Клоса.
— В оперативном есть несколько способных молодых офицеров, — возразил майор.
— Сержант Клос тоже очень способный.
Майор ничего не ответил, и поэтому я добавил:
— Очень заинтересован в сотрудничестве сержанта.
Майор встал, подал мне руку.
— Добро.
Он всегда говорил «добро» вместо «хорошо». Был суровым, требовательным, иногда даже нетерпеливым, но, как это говорится, «ровным».
Я поблагодарил майора, забрал людей и выехал на завод «Протон».
Стоя у железной двери, я заметил, с каким уважением присматривается сержант Клос к работе сварщика. В глубине коридора послышались приглушенные голоса и шарканье ног. Это заинтересованные сотрудницы повылезали из своих комнат, чтобы поглазеть на сварщика, дырявящего дверь.
— Завидую вам, — обратился я к директору, — у вас такой большой штат!
— У нас? — удивился Колаж.
— Да, люди скучают. Наверное, мало работы, — я кивнул в сторону зевак, толкущихся в коридоре.
Колаж прикрикнул на них и прогнал нетерпеливым движением руки. Чувствовалось, что он больше сердит на меня за это замечание, чем на своих любопытных работников.
— Когда вы следили за дверью, кто-нибудь сюда приходил? — спросил я охранника.
— Только бухгалтер, пани Калета. Она сказала, что у директора есть запасные ключи и что нужно туда войти, так как сегодня…
— Сегодня в полдень зарплата, — перебил его директор. — Пани Калета волновалась из-за денег.
Сержант недоверчиво посмотрел на директора — видимо, понял, что тот хочет что-то замять.
— И вы пробовали открывать этими запасными?
— Да, — ответил директор. — Но ничего из этого не вышло, потому что изнутри опущены предохранители обоих замков. И я думаю…
— Об этом вы мне не говорили, — прервал я Колажа на середине фразы. — Это важная подробность. О чем вы еще забыли рассказать?
Директор замолчал и надулся. Я понял, что найти в нем союзника мне не удастся — слишком уж уязвил его мой тон.
Аккуратный прямоугольник, вырезанный в двери, держался еще на нескольких сантиметрах железа. Смоченной в воде губкой сварщик увлажнил разогревшийся металл вдоль всего разреза. Дверь зашипела и выпустила к потолку клубы пара. Еще несколько движений горелкой, и прямоугольник упал внутрь комнаты.
Мы вошли. Достаточно унылая комната, поделенная пополам барьером, за которым находились стол, стул, двухстворчатый шкаф для бумаг и полка, полная скоросшивателей. Над столом зарешеченное окно, на подоконнике электрическая плитка, чайник, пластмассовая коробочка для сахара, банка с остатками чая. Стол прикрыт листами газеты. Перед бартером, возле боковой стены, — большая бронированная касса. В ее замке — связка ключей.
