— Да.
— Нормальная квартира, Наталья. Гостиная, две спальни. Практически центр Москвы.
— У меня больной ребенок, как я буду?!
— Марку требуется лечение?
— Не знаю я! Пока не до этого, — нервно. — Боже… Как мы будем жить?? Он даже не оформил её на меня, чтобы я не продала, понимаешь? Мы просто будем там жить!
— Ну, и живите. Никто же не отберëт.
Смахивая слëзы, отходит к окну. Сзади, в кармане коляски, игрушка. Вытаскиваю, протягиваю Марку. Не смотрит.
— Да, ему всë равно, можешь не стараться! — обиженно.
Всовываю в пальцы резинового зверька. Сжимает, не глядя. Ещё раз, ещё раз, еще раз… Звука не раздается.
— У него пищалка из игрушки выпала, — рассматриваю я игрушку в его руках снизу.
— Это я вытащила. Достало уже… Пищит и пищит. Сил нет слышать!
Мля…
— Держись, брат, — треплю по голове.
Медсестра наконец-то уходит. Я подхожу ближе к отцу.
— Здравствуй, сын. Был уверен, что ты придёшь.
Жесть… Год назад ещё был цветущим мужчиной, теперь иссушенный старик. Как быстро, неожиданно, неумолимо и страшно.
— Как ты?
Болезненно и мутно ухмыляется.
— У меня несколько просьб. Всë по канону.
Киваю.
— «Дети из нашей семьи не должны быть брошены».
— Согласен.
— Проследи. У меня три сына и внук.
— Прослежу.
— Вторая — мать.
— Мог бы не просить. Бабушку я не брошу.
— Нет. Твоя мать. Маргарита Владимировна… В девичестве Ларина. Теперь Майер. Живёт в Дрездене, адрес есть в сейфе. Пароль ты знаешь. Я поступил жестоко. Хреново теперь умирается. Может, поэтому. Найди еë, что ли. Пообщайся. Скажи, что я был неправ.
— Сделаю.
— Третье. Наталья, выйди…
— Да знаю я и так, что ты скажешь! При мне говори! — с досадой и ненавистью.
Пока отец был в силе, она и близко не смела таким тоном с ним разговаривать.
— Выгони еë… - закрывает он глаза.
Выходит сама, раздраженно хлопнув дверью. Марк даже не вздрагивает.
— Ей положено небольшое содержание. На сына. Если она будет плохо обходиться с ним, отними, найди ему хороший интернат и оплачивай из этой суммы ему содержание. Навещай его.
— Она плохо с ним обходится?
— У него хорошая няня. Наталье сейчас не до него. Впрочем, ему всë равно. Он аутист.
— Мне жаль, пап.
Отворачиваюсь к окну. Жесть… Жесть!
— Наш семейный бизнес в руках Родиона и его команды. Он сменил моих людей. Теперь он — генеральный. Но, юридически бизнес принадлежит всë также их со Златой общему ребенку. Помоги ему найти и вернуть жену. Примириться. Он сожалеет, что потерял её. А Злата…Она не позволит ему всë разбазарить. Мой внук должен получить обещанное. Хоть я и нарушил детали нашего договора с Ольховскими, но суть мне хотелось бы соблюсти.
— Здесь — нет. Прости, отец. За эту женщину и твоего внука между нами будет война. И она уже началась. Злата сбежала не без участия Родиона. Он последний, кто говорил с ней.
— Тогда, ты как старший, обязан гарантировать всем, что они выживут в этой войне.
— Буду к этому стремиться.
— И… Да. Хотел всегда сказать: горжусь тобой. Иди…
Отцовское благословение. Не думал, что когда-либо получу.
— Очень ценно… Спасибо. Я тобой тоже.
Смерть за плечом просветляет. Отец все сказал по делу, в духе Черкасовых.
Попрощавшись с братом ухожу.
Глава 3. Идеальная схема
Сосредоточиться сложно, на третий раз перечитываю поправки в контракте. И, мать их, переписать этот договор с закупщиками без участия держателя контрольного пакета я не могу. Потому что вопрос поднят о частичном слиянии организаций в единый концерн. Это выгодно. Очень. Но, необходимо разделить фирму юридически на два разных функционала.
Мне нужна Злата. Еë подпись и присутствие на подписании. Она входит в совет директоров. Если мы это подпишем, мы снова поднимемся на нормальные объемы поставок. Если не подпишем, потеряем этот контракт, а он у нас главный кормилец.
Злата…
Весь спектр моих эмоций по поводу еë побега словами не передать. Я чувствую себя преданым. Это главное. Но это лишь звезда на верхушке огромной новогодней ёлки моих личных пиздецов, связанных с еë побегом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Год поисков в пустоту. Карелия прочесана по сантиметрам. Всех её «крепостных» перетрясли на пять раз. Не было её там.
Границу она не пересекала. Все записи из пунктов пропуска и таможни затерты до дыр. Негласные ориентировки даны по всей ментовской сети — и на неë и на Тихого. Вознаграждение объявлено приличное. Но никаких новостей. Растворилась!
Как это возможно? Сама бы она не справилась — это факт. Волков, значит, да?
— Дэм, ты прочитал?
— Да. Но ты перечитай, — отдаю Регине договор. — Не соображаю ничего. Ваха!
Откатываюсь от стола на кресле в сторону его кабинета.
— Чего?
— Ты договорился о встрече с траблшутером этим?
— Через сорок минут.
— Где?
— В кофейне здесь, недалеко…
Снимаю пиджак и рубашку. Надеваю черную толстовку с капюшоном. Брюки меняю на джинсы. На глаза — хамелеоны.
Если Волков помогал Злате исчезнуть, он обязан был пробить всех, от кого она прячется. И знает меня. А в таком виде я бываю крайне редко.
Смотрю на себя в зеркало. Взъерошиваю шевелюру. Надеваю капюшон.
Да, вообще не бываю я в таком виде. Гопник какой-то… Но удобно, черт возьми!
Мы переходим дорогу. В кофейне тёмно-коричневые витражные окна и ряд столиков с диванами вдоль них, их видно с улицы.
— Говорить что — помнишь?
— Помню.
— Я буду за соседним столом. Разговор запиши. На всякий…
Обходим, припаркованные у кофейни пару тачек. Резко поворачивая в парковочный карман ещё одна тачка практически втыкается в нас. Отшатнувшись, нечаянно цепляюсь за зеркало крайней, припаркованной. Краем глаза замечая необычную обручалку у водителя. Его кисть лежит на руле.
Вахтангу бампером прилетает по ноге. Внутри у меня всё дергается от этого удара. Но он оказывается не слишком сильным и даже не сносит его с ног.
Гневно разворачиваемся с ним на лихача.
Девка… На глазах огромные очки. Губы отекшие и синюшные, все в проколах. Видимо, наводила только что «красоту».
Тачку так и оставляет, наполовину торчащей задом на узкой дороге. Ваха, пиная ей по колесу, бросает что-то агрессивное на грузинском. Иногда он выдает на эмоциях.
— Отвали, чурка, — грубо фыркает она ему в ответ.
— Чурка — это ты, парковаться научись! — ввязывается, он в перепалку.
— Ваха, Ваха… — морщусь я. — Ну, не так.
Достаю телефон, снимаю тачку, владелицу, которая продолжает хамить.
— Телефон убери, э! — возмущается она.
Хлопаю Вахтанга по спине.
— Пойдём. Женщину должен наказывать её мужчина. И отвечать перед тобой за еë косяки тоже должен он. Мужчины не воюют с женщинами.
Скидываю охране запись с номерами.
— Разве это женщина?! Животное! — кипит он.
— У животных тоже есть хозяин. Не перелаивайся с собаками, горячий грузинский парень.
— В Грузии русским обзывают, в России — грузином! — страдальчески закатывает глаза.
У Вахи мать грузинка, отец русский. На грузина он похож не особо, больше на русского. Родился и вырос в России. Менталитет, скорее, наш. Говорит без акцента. Но кровь иногда вскипает у него по восточному.
Заходим в кафе. Вахтанг заказывает кофе. Я — пару стаканов вискаря со льдом.
— Дэм, женись на моей сестре, будем братьями. Она красавица! Хозяйственная, послушная.
— Верю. Но не могу. Я женат.
Да, я довел до конца наше со Златой заявление о браке.
Ты два раза согласилась на этот брак, Золотинка. Отвечай за свои слова! Немного бабок и нас расписали без ее присутствия. Всё! Мы уже год как женаты. Увы, не могу сообщить ей об этом.
— Разведись! Зачем такая жена, которая мужа не ценит?
— Я люблю еë.
Вытаскиваю висящий на шее медальон.
— Это — еë лемби. В Карелии — элемент любовной магии. Если женщина хочет навсегда приворожить и присвоить мужчину, то дарит ему свой лемби. Подарить может только один раз в жизни. Как невинность. Для других мужик после этого потерян.
