— Что дальше, Дэм? Опять — холостой.
— Не факт. Отправлю к нему девочку… — тушу сигарету в пепельнице. — Пусть её «потеряет». А мы проследим за тем, как он это делает в деталях. Может, чего поймëм.
Ухожу в туалет, умыться и привести себя в порядок. Когда возвращаюсь, Ваха за нашим столиком уже с двумя девками. Присаживаюсь к ним. Опустошенно разглядываю лица девиц. Яркие, веселые шлюшки…
Они о чем-то болтают с Вахой, он поит их шампанским, я задумчиво допиваю свой виски.
Не достаточно хорошо защищал? Это вопрос доверия, Золотинка, вопрос доверия… Ты не поверила ни мне, ни в меня. Потому и спугнули тебя за мгновение, пока меня не было рядом. Даже поговорить не соизволила. Словно я пустое место, блять! Сжимаю в кулак пачку сигарет.
— Брат… — толкает плечом в плечо пьяный Ваха. — Ну расслабься, я тебя умоляю. Хоть раз! Нельзя так жить.
Поднимаю глаза на пьяных девиц.
— Резинки есть у тебя?
— Конечно! — распахивает от неожиданности глаза.
— Две надень.
Цокая, закатывает глаза.
Встаю из-за стола. Ухожу. На улице холодно… Накинув на голову капюшон, не торопясь иду вдоль дороги. Выдыхаю вверх дым, вместе с паром. Он закрывает звёздное небо. Здесь оно редко бывает звездным.
Через несколько минут догоняет Ваха. Выдергивает из ушей наушники. Молча идем рядом.
— Слушай, давай я тебе массажистку охрененную закажу, а? А то у меня рядом с тобой у самого глаз уже дергается.
— Езжай домой, Ваха. Я прогуляюсь.
— «Уши» хоть возьми. Без музыки стрёмно гулять.
Всовывает мне в руки свои наушники, с плеером.
— Слушай, тут как раз… Мои пацаны такую няшку отыскали на ночном канале! Голос — бархат с мëдом! Кончить можно, без всяких шлюх.
— Нет, спасибо, — отдаю ему обратно. — Подумать хочу. Езжай… Езжай…
Поднимаю руку, торможу ему тачку. Провожая взглядом такси, застегиваю куртку, поправляя воротник.
Бархат с мëдом… Бархат с мëдом только у моей Карельской ведьмы. Суррогатов не хочу.
Глава 5. Голос
Вадим Павлович заканчивает планерку, я сижу в уголке его кабинета, за звукооператорами. Теперь по субботам я вынуждена выходить на полный день. С утра планерка, потом запись контента на два моих эфира в неделю. А в пятницу и среду, по ночам у меня ещё и онлайн-эфир. Хорошо, что брат учится со второй смены. Иначе, пришлось бы нанимать ещё и няню. Но это все равно хороший график.
— Реклама во время эфира «Алиса в зазеркалье» дала хороший откат, — отчитывается маркетолог.
— Повышай на неё цену в два раза, у нас много желающих. Перенесите время эфира на одиннадцать, чтобы охватить большую аудиторию. И нативную рекламу запишите с Алисой, — добавляет Вадим Павлович, обращаясь к режиссёру.
— Что? — оживаю я.
— Похвалишь в эфире один ресторан — «Балтика». Скажешь, что часто бываешь там. Тебе маркетолог напишет текст. Твоя задача — сказать это словно от себя. Как личную рекомендацию.
— М. Понятно.
— Вот на эти треки повысить ротации, — отдает список звукорежиссёрам.
— Все свободны, Алиса, останься.
В какой-то момент Вадим Павлович перешёл на «ты». Спросил: не против ли я? Я не нашла причины возразить. Наверное, мое восприятие всë ещё не перевело меня за рубеж взрослости. Но теперь я сожалею. Он стал более фамильярным. Мне иногда неловко.
— До скольки у тебя запись?
— Как получится. Обычно, до четырёх.
— В шесть мы едем с тобой в «Балтику».
— Зачем?
— Ты была в «Балтике»? — пытливо.
— Нет. Никогда.
— Ну как же ты «нативно» похвалишь место, в котором никогда не была? — с улыбкой.
— Вадим Павлович, я не могу, — смущенно пожимаю плечами.
— Почему?
— У меня ребенок маленький дома.
— Ты, разве, замужем? — взгляд сползает на мои «голые» пальцы.
— Нет.
— Мм… Сколько ему?
— Года ещё нет.
— А с кем ребенок сейчас?
— Со старшим. Но так надолго я их оставить не могу.
— Двое?! — удивленно.
— Двое От его вопросов хочется защититься. Я рефлекторно складываю на груди руки. Он так спрашивает словно неприлично иметь двоих детей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Алиса, я может не в своë дело лезу, но ты уж извини меня. Хотелось бы знать про своих сотрудников… Где их отец?
— Погиб, — заученно говорю я, отводя взгляд к окну. — Я в шесть должна уже быть дома. Мне нужен примерный текст рекламы, и я постараюсь органично его встроить в эфир.
— Ладно… — хмурится. — Сколько старшему то?
— Двенадцать скоро. Можно, я пойду? У меня время… — смотрю на часы. — В студии ждут.
— Подождут. Присядь.
Этот допрос начинает меня нервировать. Рука дергается, чтобы поправить волосы. Торможу порыв. Укладка у меня теперь такая, что лучше не трогать.
Нужно было купить обручальное колечко и носить. Было бы меньше вопросов и внимания. Но теперь уже поздно.
Сложив руки за спиной, он меняет шагами комнату.
— А завтра? — останавливается неожиданно. — Могу я тебя похитить на пару часов?
— Зачем? Рекламу же пишем сегодня.
— Алиса… — с досадой. — Ну какая к чертям реклама? Я просто хочу тебя куда-нибудь пригласить.
— Оу.
Поднимаю на него растерянный взгляд. Отрицательно качаю головой. Это невежливо — вот так отказывать? Наверное — невежливо. А как тогда отказывать? Придумывать — почему не могу?
Но разве это не с его стороны нетактично делать такое предложение? Во-первых, я сотрудник. Во-вторых, он вдвое меня старше!
А, черт… Мне же двадцать восемь по документам. Ну не в двое, хорошо.
Да не хочу я просто!
Я вообще последний раз на свидании с Демидом была. Он был… резким, расчетливым, холодным, и совершенно неожиданно вспыхивал сомнительными эмоциями — смял в пальцах вилку, выкинул на асфальт цветы…
Едва ли это можно даже с натяжкой назвать идеальными свиданиями. Сомнительная романтика…
Но это то, что наполнило меня. И места на что-то другое внутри нет. Его образ как зыбучий песок. Затягивает, душит, но сыпется… сыпется… Всë рассыпалось окончательно. Демида, которого я придумала себе не существует. Я люблю несуществующего человека. Что может быть печальнее?
Меня снова накрывает волной тоски. Не хочу. Никого не хочу.
И больше я в это — ни ногой!
— Вадим Павлович, Вы, простите меня. У меня нет возможности.
— Просто ужин!
— Спасибо. Нет.
Я похожа сейчас на дикарку. Мне стыдно, что не могу сформулировать тактичнее. Подскакиваю с кресла. Сбегаю в студию.
Выпиваю пару стаканов воды, пытаясь унять мандраж. Меня пугает мужское внимание. Первый мой «ухажер» всадил в меня две пули, второй — хотел отнять ребенка, третий — едва не заразил меня беременную СПИДом. Четвертого мне не надо ни под каким соусом!
— Алиса, готова?
Не реагируя на имя смотрю в окно.
— Алиса! — чуть громче окликает меня Виктор, наш звукач.
Вздрагиваю. Меня никто так не называет, только здесь. Сложно привыкнуть.
— Да! — поспешно отвечаю я.
На записи стараюсь читать чуть ниже, более глубоким тембром, медленее, с эмоциями.
Я читаю разные зарисовки. Иногда из классики, иногда из фантастики, иногда современную прозу. Чаще — что-то эмоциональное, откровенное. Мне нравится, погружаться в чужие эмоции, проживать их. Потом, в эфире, мы запускаем эти отрывки, как стимулы к беседе с радиослушателями.
Увлёкшись, читаю: «Этот мужчина был как бульдозер, как танк, как лавина. Все мои «нет» были беспощадно раздавлены гусеницами его сиюминутных порывов. «Нет» — вообще существует только для тех мужчин, которые спрашивают разрешения. Я не помню, спрашивал ли он… Когда он открывал рот, для меня существовал только его голос. Он проникал внутрь меня, поселяясь где-то внизу живота. Нет, вру. Существовали ещё губы… Его обветренные губы — это портал в безволие. Они не были нежными. И не обещали удовольствий. Но влекли, отключая волю, не меньше голоса. Я ни разу не сказала ему «да». Это ни разу не остановило его. Его останавливало что-то другое. Иногда мне казалось, что он играл со мной, как с красивым насекомым… бабочкой… мотыльком… Он превращался в свет, и я летела, чтобы сгореть. Он хотел посмотреть, как я горю. Он был моим личным демоном..».
