Новые взрывы заливистого хохота. Толстик без конца повторял «черти полосатые, черти полосатые», так что Папе пришлось угомонить его, легонько стукнув газетой по затылку.
– Пап, расскажи еще про змей, – попросил Парнишка. – Ты когда-нибудь видел страшную ядовитую змею?
– Которая укусит, и через пять минут ты почернеешь и умрешь, – добавил Толстик. Это было самое ужасное, что он мог себе вообразить.
Жак Араго. Охота на питона
– Да, видел я разных тварей. Однажды в Судане я задремал, лежа на песке, и когда открыл глаза, увидел что-то ползучее, похожее на огромного слизняка с короткимитолстыми рожками, сантиметров тридцать длиной. И это что-то уползало от меня.
– А что это было, пап? – Шесть любопытных глаз буквально впились в него.
– Это была ящерица-шипохвост Думаю, ты бы и вправду умер через пять минут, Толстик, укуси она тебя.
– Ты убил ее?
– Нет, она исчезла прежде, чем я сумел ее достать.
– Пап, а что страшнее, змея или акула?
– По мне, так обе страшны!
– А ты когда-нибудь видел, как акулы съели человека?
– Нет, малыш. Но однажды акула меня чуть не съела.
– Ух ты! – ахнули все трое.
– Я сглупил и принялся плавать вокруг корабля, а в тех местах везде шныряют акулы. Я уже взобрался на палубу и вытирался, как увидел высокий акулий плавник совсем рядом с бортом. Она, видать, услышала всплески и подплыла, чтобы напасть на меня.
Жорж-Луи де Бюффон. Зебу
– Пап, а ты испугался?
– Да, меня аж озноб пробил. – Папа умолк, вспомнив африканские золотые песчаные пляжи и ревущие волны прибоя с изящными изгибами белоснежной пены на гребнях.
Но дети не любят молчание.
– Папа, а зебы кусаются? – спросил Парнишка.
– Не зебы, а зебу. Ну, они же ведь коровы. Нет, не кусаются.
– Но зебу может боднуть рогами.
– Верно, может.
– А скажи, зебу может победить крокодила?
– Ну, я бы поставил на крокодила.
– А почему?
– А потому, малыш, что у крокодила большие острые зубы, и он просто съест зебу.
– А если зебу незаметно подкрадется и боднет его?
– Ну, тогда одно очко в пользу зебу. Но один тычок рогами не причинит крокодилу вреда.
– Ну, не причинит, и что? Но зебу-то не отступит. Крокодилы ведь живут на песчаных отмелях, так? Зебу обоснуется рядом с отмелью, так чтобы крокодил его не заметил. Вот и будет зебу подкрадываться и бодать его. Тогда-то одолеет он крокодила, а?
– Ну, может, и одолеет.
– А сколько времени надо зебу, чтобы победить крокодила?
– Мм, это зависит от того, как часто его будут бодать.
– Ну, а если каждые три часа, а?
– Ой, надоели мне эти зебу!
– Так скажет крокодил! – крикнул Парнишка, хлопая в ладоши.
– Пожалуй, я соглашусь с крокодилом, – произнес Папа.
– Пожалуй, всем детям пора спать, – вторила ему леди Солнышко, и в полумраке тут же показался белый передник няни.
О крикете
Анри Руссо. Игроки в футбол
На первом этаже ужинали, а все послушные дети давным-давно должны были видеть десятый сон. И все же сверху раздавался странный шум.
– Это что еще такое? – поинтересовался Папа.
– Это Парнишка играет в крикет, – ответила леди Солнышко с проницательностью, свойственной всем матерям. – Он встает и гоняет мячик. Надо бы тебе с ним серьезно поговорить, ведь он же недосыпает.
Папа отправился наверх с твердым намерением быть строгим и непреклонным, и уж верьте слову, он может быть строгим, когда захочет! Поднявшись по лестнице, он услышал, что шум не стих, поэтому он на цыпочках прокрался по коридору и заглянул в приоткрытую дверь.
В комнате было темно, горел лишь маленький ночник. В полумраке Папа разглядел тонкую гибкую фигурку в белой пижаме. Посреди детской она делала маленькие шажки и махала рукой. – Ага-га! – воскликнул Папа. Белая фигурка ринулась к нему.
– Ой, пап, как здорово, что ты пришел!
Папа почувствовал, что быть строгим не так-то легко.
– Значит, так! Быстро в кровать! – произнес он с наибольшей суровостью, какую только смог разыграть.
– Хорошо, пап. Только вот посмотри, а? – Парнишка прыгнул и грациозно взмахнул рукой, описав круг. Папа когда-то был заядлым крикетистом и оценил это с чисто спортивной точки зрения.
– Неплохо, Парнишка. Я сам люблю высокий замах. Почти как у Споффорта.
– Ну, пап, ну, расскажи про крикет!
Папу усадили на край кровати, а белая фигурка нырнула под одеяло.
– Да, да, про крикет! – донеслось из угла, где Толстик уже восседал на своей кроватке.
– Ах ты, шалунишка! Я-то думал, ты спишь. Сейчас нельзя. Спать надо.
– А кто такой Попофф? – жадно спросил Парнишка, хватая Папу за рукав. – Классный подающий, да?
– Споффорт был лучшим подающим из всех выходивших на поле. Он был великим игроком австралийской сборной и очень многому нас научил.
Френсис Коутс. Юный крикетист
– А собаку это он убил? – Это уже Толстик.
– Нет, малыш. Какую собаку?
– А вот Парнишка говорил, что был такой подающий, который бросил мяч так, что тот пробил сетку и убил собаку.
– Ну, это старая байка. Когда я был маленьким, я слышал то же самое об одном подающем. Если не ошибаюсь, о Джексоне.
– А собака была большая?
– Да нет, сынок, не было там никакой собаки.
– Значит, была кошка, – настаивал Толстик.
– Пап, расскажи про Споффорта, – теребил отца Парнишка. Резвое воображение Толстика всегда уводило разговор в сторону, но старший все же вернул его в нужное русло. – Сильно он бросал?
– Да, очень сильно. Я слышал, как игравшие против него крикетисты рассказывали, что у него только замах был почти на полную подачу, а подавал он быстрее всех в Англии. Я сам видел, как он только взмахнул своей длинной рукой, а калитка уже и упала. Бьющий даже не успел битой земли коснуться.
– Ух ты! – донеслось дуэтом с кроваток.
– Споффорт был высоким и худым, за это его прозвали Демоном. Ну, это вроде дьявола.
– А он был дьяволом, да?
– Нет, Толстик, нет. Его прозвали так потому, что он мог с мячом чудеса творить.
– А дьявол может с мячом чудеса творить?
Папа почувствовал, что дело пахнет сатанизмом, и поспешил вернуться к более приземленным вещам.
– Споффорт учил нас подавать, а Блэкхэм показывал, как защищать калитку. Когда я был помоложе, мы всегда ставили дополнительного игрока. Назывался он второй бьющий и стоял позади защитника. Я был полным, плотным мальчиком, поэтому играл вторым бьющим. Мячи отскакивали от меня, будто я им матрас или подушка.
Восторженный смех.
– Когда появился Блэкхэм, защитники поняли, что надо учиться останавливать и отбивать мяч. Вторых бьющих не было уже даже в первой лиге. Скоро нашлись неплохие защитники вроде Альфреда Литтелтона или Макгрегора, но именно Блэкхэм научил нас мастерству. Когда Споффорт с копной рыжих волос подавал с одного края, а Блэкхэм, с развевавшейся над перекладиной черной бородой, на другом краю поля готовился принять мяч – это надо было видеть, доложу я вам.
Молчание. Ребята пытались представить себе это зрелище. Парнишка вдруг испугался, что Папа уйдет, поэтому он быстро задал новый вопрос. Если Папину память постоянно не освежать, неизвестно, сколько еще он с ними пробудет.
– А что, до Споффорта не было классных подающих?
– Да были, мой мальчик, и немало. Но он привнес много нового. Особенно смену темпа, когда по его шагу до последней секунды не ясно, какую он сделает подачу. То ли быструю, как молния, то ли медленную, но с хитрой закруткой мяча. Но с точки зрения владения подачей я считаю, что лучшим подающим был Альфред Шоу из Ноттингема. Говорили, что из трех бросков он два раза умудрялся попадать в полукрону!
– Ух ты! – затем вступает Толстик. – А в чью полукрону?
– Да в чью угодно.
– А полукрону он брал себе?
– Нет, нет, с чего бы это вдруг?
– Потому что он в нее попал.
– Полукрону всегда кладут, чтобы в нее целились, – объясняет Пар-нишка.
– Нет, нет, не было никакой полукроны. Ребята затевают спор на пониженных тонах.
– Я тебе говорю, что он мог попасть в любой предмет размером с полукрону.
– Пап, а пап? – спрашивает один из них, увлеченный новым поворотом темы. – А он мог попасть в мысок бьющему?
– Да, малыш, вполне мог.
– Тогда, наверное, он всегда туда целился! Папа рассмеялся.
– Вот, оказывается, почему старина ВиДжи всегда стоял с задранным вверх носком левой ноги.
– На одной ноге?
Джордж Крукшенг. Танец фей
– Да нет же, Толстик. Пятка на земле, носок кверху.
– Пап, а ты знал ВиДжи?
– О да, я был с ним знаком.
– Он был хороший?
– Это был замечательный человек. Такой, знаешь, большой школьник, прятавшийся за густой черной бородой.