августа
Был прекрасный солнечный день. На небе не было ни единого облачка, а воздух был чист и свеж. Единственным, омрачавшим его, были люди, облаченные в черный цвет.
Все они поочередно подходили к свежевскопанному прямоугольнику земли, на одной стороне которого возвышалось гранитное надгробие, и клали к его подножию красные цветы гвоздики.
Дмитрий стоял ближе всех и не сводил глаз с черно – белой фотографии Елены, высеченной на надгробии. Люди стали медленно расходиться с кладбища. Алексей подошел к племяннику и положил руку ему на плечо.
– Мы собираемся уходить, – сказал он.
– Я, пожалуй, пропущу чай с пироженами, – монотонным голосом отозвался Дмитрий.
– Не вини себя. Ты ничего не смог бы изменить.
– Теперь не могу, а несколько дней назад смог бы.
– Мне очень жаль, – сочувственно произнес Алексей.
Дмитрий выдержал долгую паузу.
– Я любил ее больше всего на свете, а теперь ее нет! – парень поднял на мужчину полные боли глаза. – Последние свои минуты она потратила на то, чтобы доехать до меня. Она хотела, чтобы мы снова стали семьей. И погибла она из – за меня, Леш. Ты понимаешь, на долю секунды ее жизнь оказалась в моих руках, и я сделал неправильный ход. Я замешкался и потерял ее.
Алексей оставил это утверждение племянника без ответа.
– Ты иди, – умоляюще произнес Дмитрий, – а я ещё с ней побуду.
Мужчина похлопал племянника по плечу и, не спеша, пошел к выходу кладбища.
Дмитрий постоял так еще около минуты, а затем подошел и сел рядом с гранитом.
– Вот видишь, сестренка, как получается. – убитым голосом начал Дмитрий, при этом слегка ухмыльнувшись. – Всю жизнь я оберегал тебя и заботился, как мог, а выходит…сам же и погубил.
Парень быстрым движением провел рукой по лицу, стирая слезы.
– Да уж, – продолжал Дмитрий, – за эти четыре года…Каждый раз, собираясь позвонить тебе, я все время откладывал телефон в сторону, считая, что еще успею. Но недавно… я удалил твой номер, а когда понял, что натворил, и попытался восстановить, у меня ничего не вышло. И я решил, что это к лучшему… Какой же я идиот!
Дмитрий сложил руки перед лицом и возвел глаза к небу, словно в безмолвной молитве.
– Но я и подумать не мог, что просить прощения мне придется у какого – то камня! Наверное, я схожу с ума.. Прости меня, сестренка.
Дмитрий закрыл глаза рукой и дал волю слезам.
– Да как же я без тебя? – с этими словами Дмитрий прислонился лбом к холодному граниту и громко выдохнул. – Но я сдержу свое обещание, клянусь…
Вот уже 19 октября
Дмитрий все так же сидит рядом с могилой Елены Смирновы и смотрит в даль пустым грустным взглядом. Он находится здесь в полном одиночестве. Лишь изредка мимо проходит сторож кладбища. Раньше, он поглядывал на молодого человека с подозрением, но, прочитав в глазах Дмитрия нестерпимую боль, причем не понятно – физическую или душевную, стал смотреть на парня с сожалением.
25 февраля
Дмитрий все также сидит на снегу возле гранитного памятника и время от времени открывает глаза, переполненные скорбью, отчаянием и все такой же, нисколько не притупляющейся болью. Каждая его частица, каждая клеточка хочет умереть.
Сергей Иванович, в очередной раз делая обход, уже давным – давно перестал удивляться постоянному присутствию этого странного человека. Сторож пару раз пытался отправить его домой, но парень все равно продолжал возвращаться сюда изо дня в день с раннего утра и до… вернее будет сказать – раннего утра…
Поэтому, Сергей Иванович молча подошел к Дмитрию и накинул на плечи толстый плед. Ведь на нем были лишь черные джинсы, белая футболка и черная кожаная куртка, как и со дня похорон его сестры. Даже тогда он единственный выделялся среди толпы отсутствием смокинга.
Видимо, он давно уже перестал ощущать жару и холод, влагу и сухость, голод и жажду…
Дмитрий, ничего не говоря, кивнул, благодаря доброго Сергея Ивановича за внимание.
Но однажды, молодой человек перестал навещать могилу сестры, и больше Сергей Иванович не видел этого очень грустного человека. А причиной его отсутствия стала мысль, которая внезапно посетила его голову. И теперь Дмитрий точно знал, что должен делать!
***
[ А Дмитрий Смирнов – это я ].
Он несколько раз повернул колесико компьютерной мыши, чтобы последняя фраза оказалась перед глазами, и перечитал страницу.
[ Дождь по – прежнему глухо барабанил по стеклу. Он распахнул настежь балконное окно. Стук капель стал громче и звонче. Мокрый асфальт внизу отражал тусклый свет нескольких фонарей, установленных в ряд. В доме напротив, в одном из окон, горел свет, как всякий вечер с тех пор, как он бросил самый престижный университет страны и вернулся в родной дом. И, как всякий вечер, в одной из комнат этой большой новостройки сидел в круге света от торшера молодой человек лет двадцати семи и читал книгу. Он сидел неподвижно, словно восковая фигура. В остальных окнах в это время было уже темно, кроме одного окна, чуть выше и чуть левее первого.
Раньше он, бывало, спрашивал себя, кто там живёт, но теперь перестал – не все ли равно? Изнутри его пожирала только одна мысль: " Он так и не успел извиниться перед Еленой за те слова, что были сказаны им в порыве гнева. И, если бы он не уехал в ту роковую ночь, его сестра сейчас стояла бы рядом с ним со счастливой улыбкой на лице, и он тонул бы в ее нежных объятиях. А теперь он уже никогда не сможет этого сделать и сказать, как на самом деле он сильно ее любил. " ]
Он взял с письменного стола рамку с фотографией. Он, Елена и Алексей стоят, обнявшись, а на заднем фоне простирается майский Парк Горького.
Другой фотографии Елены у Дмитрия не было.
После ее гибели дядя собрал все, что хоть каплю напоминало ему о племяннице, которая за столько лет, прожитых вместе, стала для него родной дочерью, и сложил в отдельную коробку. Дмитрий много раз старался отыскать ее, но, несмотря на все попытки, его поиски не увенчались успехом. Правда, иногда Алексей достает эту коробку и с нежной улыбкой перебирает вещи Елены и рассматривает фотографии.
[ Он вынул снимок из рамки, сунул во внутренний карман грубой мотоциклетной куртки. Потом выключил свет и вышел из комнаты. Проходя мимо, он взглянул на спящего тревожным сном дядю и вышел из квартиры.
Дождь
