Голос мужчины был таким, каким она его помнила, нарочито лающим, но скрыть акцент было невозможно. Ясно слышались четкие отрывистые согласные.
— О чем? — еле слышно спросила Джесс.
— Не здесь. Где-нибудь... более конфиденциально.
Джесс попятилась, ощутив под коленками край каменной скамьи. Он не сможет загнать ее здесь в угол, мелькнула вдруг у нее безумная мысль, углов полным-полно, только все они очень широкие.
— Оставьте меня в покое, или я позову на помощь. Нам не о чем разговаривать.
— Кольцо. Где оно? Вы привезли его с собой, правда?
— Кольцо... — тупо повторила Джесс.
— Это все, что мне нужно. Если вы просто...
Он все еще шел к ней, расставив руки, словно хозяин, пытающийся поймать разыгравшуюся собачонку. Ей не понравилось, как он двигал руками. И лицо его не понравилось. В сущности, ей все в нем не нравилось.
Высокий зал был пуст и безмолвен. Снаружи из клуатра Джесс слышала щебет птиц и отдаленный гул голосов. Куда делись орды туристов? Один какой-нибудь завалящий туристик — вот все, что ей нужно, одна милая старая леди из Мурхеда, штат Миннесота, один французский студент, один датчанин...
— Если я отдам вам кольцо, вы оставите меня в покое?
— Разумеется. — На этот раз в нетерпении он позабыл изменить голос, приятный баритон прозвучал мягко и чисто. И что-то еще отчетливо послышалось в этом единственном слове. Джесс с определенностью, исключавшей необходимость анализа, поняла, что он врет.
Что будет, если закричать? Услышит ее кто-нибудь? Собор чересчур далеко, он отрезан массивной дверью, но в клуатрах должны быть люди. И все же она медлила, не потому что не осознала опасность, а из идиотских соображений приличия. Хорошо воспитанные юные леди не вопят в церкви.
Она судорожно дрогнула, когда в дверь хлынул мощный поток звуков — высоко подвешенные на башне колокола звучали так, словно были совсем рядом. Колокола Солсберийского собора призывали на службу.
Позже Джесс припомнила, что мужчина тоже вздрогнул от звона, и сообразила, что он нервничал нисколько не меньше ее. Даже если бы она была достаточно спокойна, чтобы заметить это вовремя, она не утешилась бы; согласно крупным авторитетам по убийствам, которых она читала, чем больше преступник нервничает, тем он опаснее.
Только одно удерживало ее от полной паники. Что этот человек может с ней здесь сделать? Оружия у него, кажется, нет, за это время он, безусловно, успел бы вытащить пистолет или нож. Он не рискнет убивать в таком людном месте, куда каждую секунду может кто-то войти. Похитить ее еще труднее, она будет сопротивляться, бороться и...
И что? Ему нужно лишь для начала подобраться поближе, чтобы ударить ее. А потом можно нести свою упавшую в обморок невесту или сестренку через сочувствующую толпу к поджидающей рядом машине.
Он сделал шаг вперед, а Джесс, задохнувшись, шарахнулась назад. Она уже переборола свою щепетильность и приготовилась завизжать, но поздно. Колокола гремели без умолку, приглашая опаздывающих поторопиться.
Он был теперь совсем близко, расставил руки, преградив путь к бегству, потянулся...
И зал мгновенно заполнился людьми — маленькими, длинными, толстыми, худыми, но все они были среднего и старшего возраста, все с неизменной классовой принадлежностью — видеокамерами. Американские туристы, благослови их Господь, как всегда, не в том месте и не в то время; за ними, в отчаянии взмахивая руками, семенил служитель в черной рясе.
— Леди и джентльмены, прошу вас! Начинается служба. Пожалуйста, леди! Кто желает присутствовать на службе...
Дородный джентльмен вытащил изо рта изжеванную, но незажженную сигару, поглядел на ее кончик и обратил взор на гида.
— Сколько идет эта служба?
— Примерно минут сорок пять, сэр. Прошу вас, леди и...
Дородный джентльмен снова сунул сигару в рот.
— Я тебя там найду, Марта, — сказал он. — Давай выходи, мы пока тут посмотрим.
Остальные мужчины в группе одобрительно залопотали. Гид уныло глянул на предводителя бунта, потом посмотрел через плечо в сторону невидимой башни, на которой смолкли колокола.
— Очень хорошо, джентльмены. Если вы... Леди! Прошу вас. Сюда.
Четыре леди вошли. Пять вышли. Джесс держалась как можно ближе к самой крепенькой из них. Служитель шаркал ногами позади нее; выскальзывая в дверь, Джесс увидела, что человек с усами отошел от скамьи и двинулся следом.
Она надеялась сделать рывок к свободе, попав в клуатр, но не очень хорошо знала дорогу, а под удобным прикрытием леди-туристки она была в безопасности. Джесс обычно терпеть не могла «средних туристов» — в эту категорию входили все, кроме нее самой, — но теперь готова была закрыть глаза на их добродушное любопытство и наивную склонность считать любого гражданина Штатов практически членом семьи.
— У вас тур? — приветливо поинтересовалась ее новая приятельница. — Наверняка с ног валитесь. Мы уже едем домой. Гарри говорит, если надо будет осматривать еще одну церковь, он перейдет в магометанство, его напрочь замучили мозоли. Гарри говорит...
Джесс не могла бы сказать ничего, даже если в хотела. Она кивала и улыбалась, а монолог длился до тех пор, пока они не вошли в собор, где на них негодующе шикнул служитель. Он кивнул им на ряд скамей, и Джесс шлепнулась позади соотечественницы.
Музыка уже звучала. У всех этих соборов прекрасные хоровые школы, и пение совершенно не походило на самодеятельные хоры, распевавшие дома в белых методистских церквях. Высокие мальчишеские голоса взмывали и парили над глубокими мужскими тонами, и на мгновение невыразимая красота летящего ввысь песнопения, заполнившего необъятный неф, заставила Джесс позабыть свои страхи. Потом она повернула голову, принимая предложенную служителем маленькую книжечку, и увидела, что человек с усами целенаправленно движется к ней. Лицо сердитое, а правая рука в кармане. Пистолет? Шприц? Нож? Допустим, он встанет с ней рядом, воткнет иглу...
Ее вытаращенные глаза и приоткрытый в испуге рот привлекли внимание служителя, и он оглянулся, чтобы проследить за ее взглядом. Джесс увидела, как его плотно обтянутые черным плечи возмущенно вздернулись. Посетителям не дозволяется расхаживать по собору во время службы, а этот явно преследует благочестивую юную леди, чье выражение лица наглядно свидетельствует о неудовольствии. Служитель послал Джесс скупую одухотворенную улыбку и ринулся в бой.
С облегчением и вдруг проснувшимся интересом Джесс наблюдала, как ее преследователь был перехвачен, скручен и безжалостно брошен на скамью в дальнем ряду. Служитель занял пост в боковом приделе рядом с нарушителем и остановил на нем холодный взгляд. Джесс предчувствовала, что, если он двинется, его сомнет волна разъяренных служителей в черном, а тело тихонечко вынесут. Нарушение тишины здесь — смертный грех.
Впервые она почувствовала себя в безопасности и сделала долгий судорожный вдох. Музыка смолкла, эхо замерло в широких арках, священник в белом подошел к алтарю, преклонил колени под шепот публики, и раздались слова:
— Господь Всемогущий, которому все сердца открыты, все помыслы известны, от которого не укроется ни одна тайна, просвети сердечные помыслы наши, ниспослав на нас Духа Святого...
Джессике очень хотелось, чтобы ее преследователь усвоил эту прекрасную мысль. Она также хотела, чтобы эта конкретная тайна от нее не укрылась. Что нужно этому человеку? Кольцо? Невозможно. Абсурд.
— Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение...
Благоволение? В данный момент Джесс почти не ощущала его. Кольцо, кольцо, кольцо... Это слово вертелось у нее в голове безумным рефреном величественной древней литании, а ритуальные движения священника и служек затмевало встающее перед ее мысленным взором чер... — нет, только не здесь! — проклятое кольцо, спрятанное на дне сумочки.
В письме была просьба его привезти, и она привезла; положила в сумочку, считая, что там оно в большей сохранности, чем в чемодане, ведь старик придавал ему такое значение. Конечно, оно понадобилось ему исключительно из сентиментальных соображений. Мать Джессики как-то отнесла его к ювелиру, который сообщил, что само по себе оно ценности не представляет. Камень — какой-то вид агата, грубо обточенный, оправа золотая, но невысокой пробы. Кольцо, безусловно, не очень красивое. Большое — явно на мужскую руку — и такое тяжелое, что палец сгибается. Старая фамильная безделушка, красть которую, несомненно, не стоит.
— Помолимся за всю церковь Господню в Иисусе Христе и за всех людей по их нуждам...
Джессика очнулась и сообразила, что только одна осталась стоять. Она быстро упала на колени, больно стукнувшись об пол; подушечка для колен исчезла, и в поисках ее она заглянула под скамью. В этот момент священник погрузился в моленье о королеве, королевской фамилии и благополучии католической церкви, что на мгновение поразило Джесс среди ее мрачных мыслей, пока она не припомнила, что именно так именует себя английская церковь[9].
