Лия удобнее устроила спину на полосатых подушках, сложив свои худые загорелые руки на груди. Она посмотрела в сторону, поджав губы, затем снова на камеру своего ноутбука.
— Ну, ты прекрасно знаешь, что произошло потом. И когда Локи забрал меня от Грегора и от прошлой жизни, я совсем об этом забыла. Но флэшка выпала из моей старой дорожной сумки вчера вечером. Я начала прослушивать некоторые файлы. Локи это тоже стало любопытно, поэтому в итоге мы прослушали и просмотрели их все. Большинство из них касалось коррупционных банковских схем, о которых я упоминала. Отмывание денег на многих чрезвычайно нелегальных сделках. Торговля людьми. Наркотики. Оружие. Проституция. Дети. Профессиональные убийства по заказу. Даже вещи, звучащие как терроризм, по большей части в Африке и на Ближнем Востоке. Но ещё я нашла это…
Она потянулась к камере.
Экран стал чёрным и ничего не показывал.
После вспышки начался другой видеоклип, на этот раз более размытый, чем предыдущий, и он был снят под странным углом ниже уровня лица, но направлен вверх.
Объектив был широкоугольным, поэтому охватывал больше пространства.
Тюру пришло на ум, что должно быть, это было снято камерой на чьём-то теле. Учитывая слова Лии, он предположил, что это её портативная видеокамера, видео-жучок, который она прицепила на одежду своей цели, чтобы следить за его разговорами и встречами.
— Это кажется рискованным, — сказал мужчина на мандаринском диалекте. — Вы уверены, что хотите зайти так далеко? Вы можете начать войну. Настоящую.
Тюр наклонился вперёд, его внимание обострилось.
Учитывая то, кем он был, Тюр понимал и говорил на подавляющем большинстве человеческих языков. Он знал их достаточно хорошо, чтобы понимать, что, вероятнее всего, это был родной язык данного человека.
Другой человек на записи ответил на английском языке с американским акцентом.
— По-английски, чёрт возьми! — рявкнул он. — Мы здесь одни. Не заставляй меня переводить каждое твое чёртово слово.
Другой моментально сменил язык.
— Приношу свои извинения, — вежливо сказал он по-английски. — Я спрашиваю, согласны ли вы с рисками, связанными с этим методом. Могут возникнуть широкомасштабные последствия… и даже военный конфликт.
— Военный конфликт? — второй голос прозвучал скептически, и даже с сарказмом. — Ты так думаешь?
Первый голос замешкался.
— Сэр?
— Конечно, это приведет к военному конфликту. Всё спланировано так, чтобы это привело к военному конфликту, — американец фыркнул, и его южный акцент усилился. — Иисус долбанный Христос, Ли Цзе. Я думаю, ты упускаешь всю суть. Война — это не просто побочный продукт всего беспорядка. В этом и есть весь проклятый смысл.
Тюр насторожился, его мысленные уши встали торчком.
— …Этот ублюдок не слушается наших указаний, — пожаловался второй мужчина. — Мы не можем позволить, чтобы он препятствовал каждой чертовой вещи, которую мы пытаемся сделать. Поэтому мы отправим ему сообщение. Либо он избавится от ханжества и научится сотрудничать, либо мы сравняем его администрацию с землёй.
Сделав паузу, американец добавил:
— В любом случае, у нас есть свои причины хотеть этой войны. Война хороша для бизнеса. Хаос на международной арене хорош для бизнеса. Так продаётся оружие, Ли Цзе. Девушки. Наркотики. Даже если не брать во внимание бред с Равенскрофтом, война — весьма приемлемый исход для Синдиката. Для нас это может быть ещё лучше… даже если Равенскрофт будет сотрудничать. Мы забираем девушку, обвиняем китайцев, и он должен объявить войну.
Ракурс камеры сместился.
По тому, как всё сдвинулось, Тюр предположил, что человек с камерой повернулся лицом ко второму говорящему. До Тюра дошло, что человек, который изначально говорил по-китайски, скорее всего, и был человеком с камерой. Ли Цзе также был тем человеком, которого бывший работодатель Лии, «Грегор», хотел прослушивать и контролировать.
Возможно, Ли Цзе тоже не особо желал сотрудничать.
В поле зрения появилось второе лицо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Тюр смотрел на упрямого человека со шрамом, проходящим прямо по одной стороне лица от его лба и до середины щеки. Шрам представлял собой странную отметку, он начинался над глазницей, затем перепрыгивал через неё и продолжался прямо под ней, оставляя след на его щеке, будто он плакал.
У него был один голубой и один карий глаз, а также по-военному коротко подстриженные светлые волосы.
Его голос с сильным акцентом стал твёрдым, как стекло.
— В любом случае, мне и моим боссам до смерти надоело возиться с этим дерьмовым куском бойскаута, — прорычал мужчина. — Дочь — его слабое место. Она уже несколько месяцев тусуется по всей Европе. Мы с легкостью можем забрать её на побережье Амальфи. Или на Ибице, или в куче других дырах курортного типа, где она засвечивает свои сиськи…
— Но, — вмешался Ли Цзе. — Война или нет, мы говорим не о конкурирующем преступнике. Это дочь мирового лидера. У которого за спиной целая страна.
Когда ответом другого стало лишь хмурое молчание, Ли Цзе прокашлялся.
— Вы говорите о похищении дочери главы государства, — повторил он с явной напряжённостью в своём дотошно вежливом голосе. — …Не просто главы какого-то государства, а самой могущественной страны мира. Ядерной державы. Обмануть страну такого размера будет очень сложно. Людей можно было бы обвести вокруг пальца, да… возможно, с помощью согласованных пропагандистских усилий. Но военных? Спецслужбы? Нас назовут террористами. На нас будут охотится все следственные силы Соединённых Штатов и, вероятно, все их союзники…
— Ты полагаешь, что у нас ещё нет людей внутри, — произнес второй мужчина, холодно глядя на него. — Не держи меня за дурака, Ли Цзе.
— Хорошо, — дипломатично уступил Ли Цзе. — Это, безусловно, поможет. Но я считаю безрассудным полагать, что нас не найдут те, кто лоялен администрации и стране в целом. Равенскрофт захочет узнать правду, прежде чем объявлять войну. Он спросит китайцев. Не говоря уже о том, что произойдёт вмешательство местной полиции. Расследование. Это вдобавок к любым военным действиям, которые Равенскрофт посчитает необходимым предпринять…
— Ты действительно думаешь, что он будет сдержанным и рациональным? — человек с шрамом усмехнулся. — Когда на плахе лежит голова его единственной дочери? Ты же знаешь, что он потерял жену и другого ребенка меньше года назад, верно? В автокатастрофе? Говорят, что выжившая дочь не может сделать ничего плохого в его глазах. Он думает, что эта шлюха ходит по воде…
— Возможно, — снова дипломатично сказал Ли Цзе. — Но есть и другие обстоятельства.
Ли Цзе наклонился ближе, и его слова были тихими, но наполненными более тёмным смыслом.
— Лидеры Синдиката вовсе не будут довольны, если мы позволим всему выйти из-под контроля, — тихо сказал Ли Цзе. — Существует реальная опасность подвергнуться риску раскрытия нашей личности внешним миром. Лидеры Синдиката, может, и смогут получить прибыль от войны, но, как и большинство деловых людей, они не любят ситуации, которые не могут контролировать. Когда дело доходит до дестабилизации, они могут быть довольно… консервативными… в своих взглядах.
— Тогда не теряй контроль над ситуацией, — прорычал мужчина со шрамом. — Убедись, что у тебя расставлены все точки над i и палочки над t, братец. Им нужно, чтобы всё было организовано и готово ко времени саммита в Хельсинки. Это время, которое мне дало начальство. Похоже, они думали, что ты справишься с этим, Ли Цзе…
— Я всегда в распоряжении наших лидеров, — поспешно прервал Ли Цзе. — Я просто хочу, чтобы они знали обо всех рисках. Я бы не выполнял свою работу, если бы не говорил все эти вещи. Если это приведёт к ядерной войне, то не принесёт пользы ни для кого из нас…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ну, значит, просто убедись, что до такого не дойдёт, Ли Цзе, — холодно сказал мужчина.
Его разноцветные глаза стали смотреть прямолинейно и пусто.
