Я не считаю себя его лучшим другом. Он на класс моложе меня. Просто в нашем квартале нет больше подростков такого возраста, если не считать одной девушки. Я играю в футбол, а он вообще не любит спорт. Когда я ухожу на игру, он говорит: «Ну, теперь ты станешь настоящим американцем» — или что-то в этом роде. Пусть он ссорится с Уреком, если ему так хочется, но не впутывает меня в это дело. Я так и сказал ему, а он ответил: «Хорошо, только позвони в полицию». Но вы прекрасно знаете, что полиция ничего не может поделать с такими, как Урек. Везде действуют банды, что в школе, что в бизнесе. Об этом можно прочесть в любой газете, не так ли?
* * *
КОММЕНТАРИЙ МИСТЕРА ЧАДВИКА, директора школы:
Да, мне известно, что делается в раздевалке, но я не знаю, как пресечь это безобразие. Если я издам еще один приказ, толку от него будет не больше, чем от первого. То есть никакого. Мы не видим, как они берут деньги у школьников. Никто не поймал их с ножовкой в руках, когда они пилили замки, но все говорят об этом. Я не могу допустить полицию на территорию школы. Да и что они смогут сделать? Они не способны остановить поднимающийся вал преступности. Чуть ли не треть учащихся курит марихуану. Как нам справиться с этим бедствием? Что бы вы сделали на моем месте? Слава Богу, мне осталось два года до пенсии. В этом мое спасение.
* * *
Для второго фокуса Эд Джафет взял веревку длиной чуть больше двух ярдов.
— Как мне разрезать эту веревку, чтобы получить две равные части? — спросил он зрителей.
— Посередине, — послышался голос из задних рядов.
— А как найти середину? — спросил Эд у неизвестного голоса.
— Измерить веревку! — последовал ответ.
— Ну, мне нечем измерять ее длину, и, кроме того, у меня мало времени. А что, если сделать так?
Эд сложил концы веревки, поднял их в одной руке, другой взялся за провисшую середину и отпустил концы. При виде столь очевидного решения зрители одобрительно загудели.
— А теперь я попрошу того учащегося, что отвечал на мои вопросы — надеюсь, это был не преподаватель, — подняться на сцену и этими ножницами разрезать веревку на две равные части.
Эд узнал неуклюжего полного подростка, подходящего к сцене. Они вместе занимались физкультурой, и тот не мог подтянуться больше одного раза. Зато он всегда много говорил.
Подросток взял со стола ножницы и резким движением разрезал веревку посередине.
Когда Эд опустил разрезанные концы, оказалось, что одна часть веревки по меньшей мере на два дюйма короче другой. Зрители смеялись, а толстяк, понурив голову, поплелся к своему месту. Эд связал разрезанные концы в узел, покрутил над ним ножницами и на мгновение застыл. Затем осторожно положил ножницы на стол, взялся за конец веревки и, дождавшись абсолютной тишины, взмахнул рукой. Узел исчез. Под грохот аплодисментов Эд швырнул веревку в зал, чтобы каждый мог убедиться в ее целости.
— Как тебе это удалось, Эд? — крикнул кто-то.
— Нельзя ли так же чинить лопнувшие струны на гитаре? — донеслось из глубины зала.
Эд поднял руки, требуя тишины.
— Друзья, девушки, учителя, — сказал он, глядя на маленькую группку преподавателей. — Мне нужен доброволец, взрослый мужчина.
Взгляд Эда скользил с одного лица на другое. Он понимал, что никто из них не хочет выходить на сцену.
Выдержи паузу, говорил он себе. Она не менее важна, чем сам фокус.
Эд приложил ладонь к глазам, будто для того, чтобы получше рассмотреть лица учителей.
— Есть ли тут взрослые?
Школьники покатывались со смеху.
Никто из учителей не пошевельнулся.
Не спеши, напомнил себе Эд.
В этот момент Джерри Самуэльсон, издатель школьной газеты и, несмотря на юный возраст, внештатный корреспондент «Нью-Йорк таймс», где однажды уже появилась его заметка, достал из кармана блокнот и ручку. Интуиция подсказывала ему, что из событий этого вечера можно сделать отличную статью. В журналистике Джерри ждало блестящее будущее. Еще в школе он понял, что любой человек может написать о сенсации, но большая часть газетных полос отводится под статьи, в которых благодаря мастерству репортера самое заурядное событие становится сенсационным. Самуэльсон написал об исчезнувшем молоке и неразрезаемой веревке и теперь следил за попытками Эда расшевелить учителей.
— Леди и джентльмены, пожалуйста, не затопчите друг друга, торопясь на сцену, — он ожидал встретить сопротивление и теперь даже старался усилить его. Тем более что он уже наметил свою жертву. — Мистер Фредерикс, я так рад, что вы решили вызваться добровольцем.
Лицо мистера Фредерикса побагровело. Эд даже пожалел, что выбрал именно его. Все-таки учитель помог ему расставить столы.
— Пожалуйста, подходите сюда.
Мистер Фредерикс, поощряемый коллегами, облегченно вздохнувшими, что выбор пал не на них, подошел к сцене.
— Позвольте мне помочь вам, — Эд протянул руку.
Под громкий смех мистер Фредерикс поднялся на сцену.
— Могу я попросить вас об одном одолжении? — продолжал Эд. — Расстегните, пожалуйста… пиджак. — Снова смех, и мистер Фредерикс медленно расстегнул четыре пуговицы. — Какой у вас чудесный галстук, — Эд указал на широкий серый галстук мистера Фредерикса.
Наступил самый важный момент. Стоя левым боком к залу, Эд левой рукой взялся за кончик галстука и неуловимым движением правой, в которой были ножницы, укоротил галстук на четыре дюйма.
Аудитория ахнула. Мистеру Фредериксу удалось подавить мгновенную вспышку ярости, и он попытался улыбнуться, давая понять, что ему понравилась эта шутка. Тут Эд отрезал от галстука еще один кусок.
Школьники отбили ладоши, выражая свой восторг. Даже учителя не могли удержаться от смеха.
— Мистер Фредерикс, — прокричал Эд, перекрывая шум зала, — снимите, пожалуйста, галстук.
Тот поднял руки, чтобы развязать узел.
— Разрешите, я помогу вам, — и ножницы рассекли галстук около узла.
Джерри Самуэльсон склонился над блокнотом. В заднем ряду Лайла, как и все остальные, смеялась до слез, наблюдая, как Эд взял со стола бумажный пакет, положил в него обрезки галстука бедного мистера Фредерикса, надул пакет, зажал его левой рукой, поднял над головой и ударил по дну правой. С громким треском пакет лопнул, и из него вылетел целехонький галстук мистера Фредерикса.
Учитель наклонился, поднял галстук с пола, отряхнул от пыли, осмотрел со всех сторон и недоуменно покачал головой. Галстук действительно был цел, и он не мог понять, как Эд это сделал. Как, впрочем, и остальные зрители. Они все еще хлопали, когда мистер Фредерикс, надев галстук и застегнув пиджак, направился к лесенке, ведущей в зал.
— Одну минуту, сэр, — остановил его Эд. — Не могли бы вы помочь мне с заключительным номером нашей программы?
Аудитория одобрительно зашумела. Фредерикс взглянул в темный зал, затем на каменное лицо Эда и тяжело вздохнул. Ему ничего не оставалось, как согласиться. Представление должно продолжаться.
На втором столе, к которому подошел Эд, стояла миниатюрная модель гильотины.
Размеры промежутка между ножом и плитой гильотины не позволяли всунуть туда голову, но большое яблоко разместилось там без всяких хлопот.
Эд не отрывал взгляда от лица мистера Фредерикса, когда нож полетел вниз, разрубив яблоко на две части.
В плите имелась глубокая продольная канавка, в которую Эд положил длинную морковку и тоже разрубил ее пополам.
Тут мистер Фредерикс инстинктивно подался назад, предчувствуя, что последует дальше. Что, если у Джафета дрогнет рука, что, если нож… Нет, он избегал самолетов, садился за руль автомобиля лишь в самом крайнем случае, никогда не ходил по льду, если его не посыпали песком, держался подальше от открытых окон. Так с какой стати ему рисковать…
Эд за руку подвел его к столу и поставил лицом к зрителям. Из кармана он достал чистый носовой платок и обмотал им запястье мистера Фредерикса.
— Чтобы не забрызгать все кровью, — объяснил он аудитории.
— Вы уверены, что знаете, как это делается? — дрогнувшим голосом прошептал мистер Фредерикс.
— В этой жизни ни за что нельзя поручиться на сто процентов, — громко ответил Эд, вызвав всеобщий хохот. — Будьте добры, — продолжал он, обращаясь к мистеру Фредериксу, — пожалуйста, если вас не затруднит, просуньте руку под нож гильотины.
Мистер Фредерикс лихорадочно пытался вспомнить, что же он читал об этом фокусе.
— Пожалуйста, — повторил Эд, дергая его за руку.
Мистер Фредерикс горько сожалел о том, что согласился пойти на этот вечер. Ему не нравилось, что на него смотрит так много смеющихся глаз.
— Прошу вас, — Эд заставил его просунуть руку под нож. — Последнее рукопожатие, — Эд пожал руку мистеру Фредериксу с другой стороны гильотины и поставил на пол корзинку для использованной бумаги. — Для отрубленной руки. — Он подождал, пока стихнет смех, и положил морковку в канавку под рукой учителя. — Сейчас я отпущу нож гильотины, и он пройдет сквозь руку мистера Фредерикса и морковь. Морковь останется целой, а рука мистера Фредерикса… — (Зрители неистовствовали.) — Простите, я ошибся. Целой останется рука.
