нерв в твоей руке и проведу по нему наждачной тканью!
Маленький Турджан, вытянув ноги поперек прохода в коробке, пил воду и молчал.
— Сегодня ночью, — произнес Мазириан нарочито зловещим тоном, — я добавлю еще один угол. Теперь тебе придется бегать по пятиугольнику.
Турджан отвлекся от наперстка с водой и взглянул наверх, на врага, склонившегося над стеклянной крышкой, после чего снова стал прихлебывать воду. В пятиугольном проходе оставалось бы меньше времени на то, чтобы заметить появившееся из-за поворота чудовище и начать от него убегать.
— Завтра, — продолжал Мазириан, — тебе потребуется все твое проворство. — Волшебнику пришла в голову новая мысль: — Но даже от этого испытания я тебя избавлю, если ты поможешь мне решить одну проблему.
— В чем состоит твое затруднение, чокнутый чародей?
— Меня преследует наваждение в образе женщины. Я хотел бы ее поймать! — Одна мысль о такой возможности заставила затуманиться глаза волшебника. — По вечерам она приезжает к ограде моего сада на огромном черном коне — ты ее знаешь, Турджан?
— Нет, понятия не имею. — Турджан продолжал понемногу прихлебывать воду.
Мазириан продолжал:
— Она достаточно владеет магией, чтобы оградить себя от второго гипнотического заклинания Фелойуна. Или, возможно, кто-то снабдил ее охранной руной. Когда я к ней приближаюсь, она скрывается в лесу.
— Так что же? — спросил Турджан, закусывая предоставленным Мазирианом кусочком мяса.
— Кто эта женщина? — настаивал Мазириан, опустив кончик длинного носа над головой миниатюрного пленника.
— Откуда мне знать?
— Я должен ее поймать! — Теперь Мазириан говорил скорее с самим собой, нежели с пленником. — Но какие для этого выбрать заклинания? Какие заклинания?
Турджан смотрел вверх, хотя гигантскую физиономию волшебника трудно было разглядеть — она расплывалась за стеклом:
— Освободи меня, Мазириан, и, даю слово избранного иерарха Марам-Ора, я приведу к тебе эту девушку!
— Как ты это сделаешь? — с подозрением спросил волшебник.
— Надену сапоги-скороходы, вооружусь горстью заклинаний и настигну ее в лесу.
— У тебя это получится не лучше, чем у меня, — возразил Мазириан. — Свободу ты получишь только тогда, когда разъяснишь методы выращивания разумных существ. А за женщиной на черном коне я буду охотиться сам.
Турджан опустил голову, чтобы волшебник не мог прочесть выражение в его глазах. Немного погодя Турджан спросил:
— И что будет со мной, Мазириан?
— Тобой я займусь, когда вернусь.
— Что, если ты не вернешься?
Мазириан погладил подбородок и улыбнулся, обнажив мелкие белоснежные зубы:
— Если бы не твой проклятый секрет, дракон сожрал бы тебя уже сию минуту!
Волшебник поднялся по каменной лестнице. В полночь он все еще сидел в лаборатории, перелистывая страницы томов в кожаных переплетах и листы, беспорядочно вложенные в папки… Когда-то были известны больше тысячи рун, заклинаний, магических формул, проклятий и чар. Просторы Великого Мофолама — Асколаис, Кочикский Айд, Альмерия на юге, степи Рухнувшей Стены на востоке — буквально кишели всевозможными чародеями и кудесниками, самым влиятельным из которых слыл архинекромант Фандаал. Фандаал сам сформулировал сотню заклинаний — хотя ходили слухи, что формулы великого мага ему нашептывали демоны. Понтесилья Благочестивый, правивший в те времена Великим Мофоламом, подверг Фандаала пыткам и наутро после ужасной ночи казнил его, а затем запретил колдовство по всей своей империи. Чародеи Мофолама разбежались по щелям, как тараканы, испуганные внезапно включенным светом; их знания постепенно рассеивались и подвергались забвению — до тех пор, пока Солнце не стало темнеть над одичавшим Асколаисом, пока белокаменный город Кайин не стал превращаться в руины. Ныне оставались известными лишь чуть больше ста заклинаний, причем Мазириану были доступны семьдесят три — мало-помалу, посредством махинаций и переговоров, он приобретал другие.
Мазириан выбрал из книг надлежащие формулы и, приложив немалые усилия, запечатлел в уме пять заклинаний: «Фазовращатель» Фандаала, «Второе гипнотическое заклинание» Фелойуна, «Великолепный призматический спрыск», «Заклятие неистощимой бодрости» и «Вызов непроницаемой сферы». Закончив этот труд, Мазириан выпил вина и улегся на койку.
На следующий день, незадолго перед заходом Солнца, Мазириан отправился на прогулку по саду. Ему не пришлось долго ждать. Пока он разрыхлял почву вокруг корней лунных гераней, топот копыт возвестил о прибытии предмета его вожделений.
Она держалась в седле, гордо выпрямившись, — молодая женщина изысканного телосложения. Медленно наклонившись, чтобы, паче чаяния, не спугнуть красавицу, Мазириан надел сапоги-скороходы и застегнул их над коленями.
Поднявшись во весь рост, он воскликнул:
— Прекрасная незнакомка! Ты снова здесь. Что ты делаешь в моем саду по вечерам? Восхищаешься розами? Их алые лепестки насыщены свежей кровью. Если сегодня ты останешься со мной, я подарю тебе одну из этих роз.
Мазириан сорвал розу с ветки содрогнувшегося куста и начал потихоньку приближаться к наезднице, сопротивляясь настойчивым порывам сапог-скороходов. Он успел сделать только четыре шага, когда женщина ударила коня коленями по ребрам и поскакала прочь, скрываясь между древесными стволами.
Мазириан позволил сапогам сорваться с места и мчаться со всей возможной скоростью. Сапоги совершали, один за другим, частые длинные прыжки — Мазириан пустился в погоню.
Так волшебник оказался в сказочном лесу. Со всех сторон покрытые мхом, вздувшиеся в основаниях стволы извивались к небу, поддерживая высокие кроны. Солнечные лучи то и дело пробивались сквозь листву, разбрасывая карминовые блики по лесной подстилке. В тени покачивались на длинных стеблях бледные цветы и хрупкие нежные грибы; в эти последние годы Земли природа не торопилась и словно отдыхала от потрясений минувшего.
Но Мазириан торопился — сапоги-скороходы несли его гигантскими скачками. Черный конь, однако, постоянно опережал его, не прилагая никаких особенных усилий.
Женщина с черными волосами, развевавшимися подобно вымпелу, проехала уже несколько лиг. Она обернулась, и Мазириан увидел ее лицо — лицо недостижимой мечты. Наездница пригнулась к гриве — черный конь с золотистыми глазами понесся с удвоенной прытью и вскоре скрылся из виду. Теперь, чтобы не сбиться с пути, Мазириану приходилось разыскивать следы копыт.
Сапоги-скороходы начинали терять пружинистую бодрость — они бежали уже давно и быстро. Гигантские прыжки становились короче и тяжелее, но черный конь, судя по следам, тоже устал и бежал уже не галопом, а мелкой рысью. Через некоторое время Мазириан вышел из леса на луг и увидел пасущегося коня, без наездницы. Волшебник тут же остановился. Перед ним было обширное открытое пространство, поросшее нежной травой. Следы вели на луг, но, судя по тем же следам, конь не покидал пастбище. Следовательно, женщина спешилась где-то раньше — и ничто не позволяло Мазириану определить, где именно. Он попробовал приблизиться к коню, но животное отпрянуло и ускакало в лес. Волшебник не пытался догнать его — он обнаружил, что чудесные сапоги обмякли и больше не работали.
Мазириан отшвырнул сапоги,
