– Но я счастлив, что ты решилась открыться мне. Я бы не смог заговорить с тобой первым… Ты слишком молода, слишком красива, чтобы я осмелился…
Я запутался и замолчал, но Вероника, кажется, истолковала паузу в свою пользу. Она растерянно заморгала, а потом вдруг улыбнулась.
– То есть… ты хочешь сказать, что… – начала она.
Но закончить фразу я должен был сам.
– С той самой минуты, что я увидел тебя, я потерял покой, – решительно произнес я. – Я… л-люблю тебя, Вероника.
Видимо, влюбленным свойственно стремление к самообману. Женщина, не испытывающая ко мне никаких чувств, сразу бы заподозрила неладное. Из меня неважный актер, и я не сумел вдохнуть в свои слова пыл истинной любви. Однако Вероника была рада и такому признанию.
– Это чудо! – закричала она от избытка чувств. – А я-то была уверена, что ты слишком холоден, чтобы влюбиться в кого-нибудь на самом деле!
Я поцеловал ее волосы. Милое наивное дитя! Что ты понимаешь в любви…
2
Вероника Маунтрой
Я влюбилась в него с первого взгляда и на всю жизнь. Думаете, такого не бывает? Еще как бывает!
Мне было семнадцать, когда мой кузен Джерри (вообще-то Джеральд Астор, граф Рочестер, но для меня просто Джерри) вздумал жениться на французской танцовщице. Шуму было немало, но двадцатый век – не пятнадцатый, и попробуй запрети кому-нибудь выбрать себе пару по сердцу. Я бы, например, весь город разнесла, если бы папа стал навязывать мне кого-нибудь! Так и Джерри поступил всем вопреки. Молодец. Хоть что-то в жизни сам сделал.
Помолвка была изумительной. Отец Джерри еще богаче моего (хотя кажется, что это вряд ли возможно) и закатил настоящее пиршество.
Невеста, вся усыпанная драгоценными камнями, цепко держала Джерри под руку. Еще бы, такой жених подвернулся! Пусть не красавец, зато богат и из приличной семьи. Девушкам из низов приходится думать о таких пустяках. Истинной любви они не могут себе позволить.
На помолвке я веселилась от души. Тогда все эти светские мероприятия мне еще не надоели. Выглядела я неплохо – в платье лазурно-голубого цвета, который почему-то считают прерогативой блондинок, но который отлично подходит мне, брюнетке. Мимоходом разбила парочку сердец. Какой-то французский промышленник с круглым животом и выпученными глазами таращился на меня весь день, да давний приятель Джерри открыто объявил себя моим поклонником. Многие девицы не сводили с меня ненавидящих глаз, что говорило о том, что все идет, как надо.
И тут появился Он и все испортил. Я не знаю, почему он опоздал, но он пришел, когда кольцо уже красовалось на руке страшно довольной Франсуазы. Под воздействием шампанского Джерри потащил нового гостя знакомиться со всеми, в том числе и со мной.
– Майк Фоссет, мой старый приятель, – хохотнул Джерри, хлопая Майкла по плечу. – А это моя крошечная кузина Ники…
Тот едва заметно поморщился. Манеры моего кузена явно пришлись ему не по вкусу.
– Майкл Реджинальд Фоссет, – сухо представился он и протянул мне руку.
– Вероника Маунтрой, – ответила я, робко пожала его пальцы, заглянула ему в лицо и пропала навеки.
Глаза у него были изумительные. Светло-голубые, ясные, строгие. Как две льдинки. Ресницы пушистые, длинные, совсем как у меня после того, как по ним пройдется щеточка туши. Брови темные, ровные, не толстые и не тонкие, а как раз такие, какие нужно. Нос прямой, с небольшой горбинкой, губы нежно-розовые, а волосы блестящие, каштановые, целиком закрывающие уши. И при всем этом он ничуть не походил на девушку. Сразу было видно, что это мужчина серьезный, сдержанный, знающий, что положено, а что нет. Среди моих знакомых таких не водилось.
Потом я выяснила, что ему тридцать лет, он – сын баронета, изучал в Оксфорде историю Древних веков и никогда не был женат. Последнее, естественно, самое важное.
Правда, Джерри, источник всех основных сведений, сразу предупредил меня:
– Фоссет – человек особенный. Представитель старой аристократии, так сказать. Старомодный и скучный тип, хотя и отличный малый. Надежный и порядочный. Но тебе не по зубам, сестричка.
– Хочешь сказать, я недостаточно для него хороша? – оскорбилась я.
Джерри понял, что дал маху, и принялся извиняться. А из его сбивчивых пояснений мне стало ясно, что он имеет в виду. Майкл Фоссет не такой, как большинство наших знакомых. Он не прожигатель жизни и не светский лев. Член нескольких исторических обществ, печатает статьи в серьезных научных журналах и мечтает об участии в археологической экспедиции. С женщинами ведет себя безупречно и ни разу(!) не давал повода для сплетен. Несколько признанных красавиц напрасно пробовали на нем свои чары. Покорить Фоссета ни одной не было по силам.
– Так что, малышка, найди себе другой объект для охоты, – подытожил Джерри. – Не трать на Фоссета время.
Думаете, меня это остановило? Ни за что! Только подстегнуло мой интерес.
Второй раз я увидела Майкла в парижской Гранд-опера. Если честно, терпеть не могу оперу, но есть места, где девушка из общества обязана бывать. Насколько я знаю, раньше в театры приходили не столько спектакли смотреть, сколько себя показывать. Такой подход нравится мне намного больше. Никакого лицемерия на тему «увлечения искусством».
С помолвки прошло уже три дня, но лицо Майкла по-прежнему стояло у меня перед глазами. Поэтому, когда я разглядела его в ложе напротив, я ни капли не удивилась. Судьба была просто обязана свести нас второй раз. На помолвке я слишком растерялась и не смогла ничего предпринять. Зато сейчас я была предупреждена и вооружена и собиралась укрепить наше парижское знакомство так, чтобы продолжить его в Лондоне. Майкл Фоссет мне не по зубам? Еще посмотрим, Джерри!
Театр был битком набит от партера до галерки. Давали «Тоску» с какой-то прославленной парижской певицей в главной роли. Сельма… или Селина… вечно эти французские имена вылетают у меня из головы. Видимо, она действительно хорошо поет, раз посмотреть на нее пришло столько людей!
Сидеть в ложе было удобно и приятно. Можно было спрятаться в глубине и потягивать прохладительные напитки, разглядывая зрителей и убранство зала. Но прятаться мне было не с руки. Мне нужно было, чтобы меня заметили. Я села вперед, облокотилась о край ложи и принялась рассматривать в бинокль зрительный зал. Я знаю, это невежливо, но когда тебе семнадцать и ты наполовину американка, люди считают, что это все объясняет и извиняет.
Бинокль был хороший, и я во всех подробностях изучила лицо Майкла. Он был все так же красив и невозмутим. Даже мое пристальное разглядывание (а я уверена, он его заметил!) его не смутило. В ложе Майкла сидели еще двое. Совершенно не заслуживающие внимания типы. Один – владелец медных рудников в Мексике, второй – немецкий граф, изучающий в Париже живопись. Я познакомилась с обоими в прошлом году и даже была два дня влюблена в художника. Но разве его можно сравнивать с Майклом!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
