навыки я впервые использовал на практике летом 1953 года, привезя здорово пьяного мужа маминой подруги из осетинского села к нему домой на собственном автомобиле марки «Москвич-401».
Не обходили вниманием котельный (с пригодными для катания угольными и шлаковыми вагонетками) и дизельный цеха. Между дизельным цехом и северной частью заводского забора заманчиво смотрелась градирня: два сообщающихся бетонированных бассейна, заполненных охлаждающейся оборотной водой из дизелей. Временами использовали эти сооружения для купания. В первом из них вода была горячей, во втором – слегка теплой. Зимой эти емкости возникали в воображении при решении набивших оскомину арифметических задач о наполняющихся и пустеющих резервуарах.
У южных ворот к наружной части забора примыкало одноэтажное здание, в котором размещались заводская столовая с буфетом и библиотека. В дни праздников, выступлений заводских и станичных участников самодеятельности или приезда кинопередвижки обеденный зал трансформировался в зрительный. В торце помещения возвышалась сцена с поднимающимся экраном. Станицу на концертах представляли в пожилые казаки в затянутых наборными учкурами (узкими кожаными поясками) черкесках с газырями и со старинными кинжалами. Некоторые невоспитанные заводчане называли «учкурами» самих казаков. Те в ответ именовали заводских «жидами». Однако на самом деле розни между заводчанами и станичниками не было.
Метрах в тридцати от столовой в сторону станицы выступал внушительных размеров бурт ледника с трехслойной теплоизоляцией из опилок, соломы и земли. Лед для столовой и буфета заготавливался на реке Ассе в конце зимы. Его хватало на летний сезон. Зимой 1951 или 1952 года ледяной покров перед мостом взрывали приезжие военные. Мы бегали смотреть на работу саперов после уроков.
В раскаленные летние дни конца 40-х – начала 50-х заводской буфет предлагал посетителям привезенную из-под Гудермеса и охлажденную льдом из Ассы минеральную воду «Дарбанхи» в бутылках. Рядом, под стеклом прилавка, в россыпях колотого льда лежали внушительные кубы красной икры и сливочного масла. По окончании рабочего дня, особенно в дни аванса и получки, сюда заходили желающие опрокинуть стопарик. Буфетчица черпала водку из деревянного бочонка алюминиевыми мерками по 100 или 150 граммов. На закуску шли бутерброды с икрой.
Однажды по предложению мамы я тоже попробовал этот деликатес, но съесть бутерброд не смог, так как икра оказалась слишком соленой.
Несколько далее ледника вытянулась свиноферма заводского подсобного хозяйства. Свиней кормили отходами консервного производства. Мясо поставлялось в заводскую столовую. Из рассказов старших знаю о неприятном последствии скармливания свиньям то ли бракованных, то ли неликвидных консервов «Соя в томате». Этот вид продукции, даже при условии полного соответствия требованиям ГОСТа, был мало востребован из-за специфического соевого вкуса. Пробную партию консервированной сои непродолжительное время изготавливали из-за отсутствия другого сырья.
После использования сои на корм свиньям, мясо и сало хрюшек приобрели ярко желтый цвет (наверное, от томатов) и настолько неприятный соевый привкус, что реализовать этот, пригодный (по санитарным нормам) для употребления продукт, стоило больших усилий.
В оправдание случая с соей надо сказать, что эксперименты с заменой недостающего традиционного сырья иногда были весьма удачными. В одну из зим завод выпускал джем из моркови. Этот удивительный продукт отличался необыкновенным вкусовым букетом, оттенки которого помнятся по сей день. В зрелые годы мои ностальгические попытки изготовить что-то подобное в домашних условиях оказались провальными. Причина неудачи, по предположениям мамы, объяснялась забытыми тонкостями технологии прошлых лет, помноженными на особенный сорт и высокое качество той памятной моркови.
Вдоль юго-восточной части заводской территории, в нескольких метрах от наружной стороны ограждавшего ее кирпичного забора, проходил полноводный отводной канал от Ассы, снабжавший предприятие проточной водой из ледников Церсаломского горного хребта. Обогнув завод, быстрый поток разветвлялся на три рукава и уходил через систему шлюзов (по – станичному «скрынь») на поля и в сады совхоза. Эти протоки также были любимыми, хотя и несколько опасными, местами наших купаний в школьные годы. В шлюзе напротив южных ворот летом 1951 года утонул, прижатый потоком воды, мой одноклассник. Мать погибшего-рабочая завода, прибежала к «скрыне», когда заводские охранники уже достали его из щели приоткрытой задвижки. Отца у одноклассника не было. Он погиб на фронте.
Жилой фонд завода составляли два дома и общежитие казарменного типа. Один дом был трехэтажным 3-х подъездным квартирного типа из красного, не оштукатуренного кирпича (в просторечии – красный дом). Другой – двухэтажным, одноподъездным, с оштукатуренными стенами и с комнатами, расположенными по обеим сторонам сквозных коридоров (в противовес красному – белый дом). Часть работников, из местных казаков и приезжих, жила в станице. Их дети тоже ходили в наш детсад. Завод располагался в километре от западной окраины Ассиновской. Семьи некоторых детсадовцев какое-то время жили в землянках, наскоро выкопанных между станицей и заводскими жилдомами. Откуда они приехали, сказать не могу. Вскоре эти люди нашли какое-то другое жилье и землянки исчезли. Мы с мамой занимали комнату в коммуналке на 3-м этаже «красного» дома. В других комнатах жили соседи семьями по 3–7 человек.
Окна нашей комнаты выходили в сторону Ассы. Несмотря на то, что от реки нас отделяло около 2-х километров, ее шелестящий шум, когда не работали заводские дизеля, явственно слышался в комнате. Далее, за Ассой, горизонт украшали заснеженные горные вершины во главе с Казбеком. В ясную погоду из нашего окна отчетливо просматривалась не только сама гора, но и одно из ее ущелий, напоминавшее формой цифру «2». По этой причине в детсадовском варианте название узнаваемой на папиросных пачках горы звучало как «Казбек – гора – номер – два». Для жителей станицы и заводчан «картинка» ущелья служила надежным инструментом предсказания погоды. Каждый знал, вслед за исчезновением «двойки» с панорамы Казбека на станицу накатятся заряды снега или дождя.
Дом, в котором мы жили, заселялся до подключения предусмотренных проектом водопровода и канализации. Воду брали в колонке метров за 25–30 от подъезда. Труба с вентилем стояла на бетонном возвышении, окруженном земляными склонами. Зимой от разлитой воды это возвышение на радость малышне превращалось в ледяную горку. Жильцы дома, не разделявшие нашего желания съехать по склону, на чем придется, периодически посыпали его печной золой.
Коллективный умывальник (рукомойник) «соскового типа», закрепленный на вертикальной доске, прибитой к табуретке, таз и ведра для использованной воды, у каждой семьи свое, стояли в специальной нише. По первоначальному замыслу там планировалась кладовка. Ключи от комнат отсутствующих хозяев, висели на гвоздиках в нише умывальника. Наружная дверь коммуналки днем не запиралась. На ночь в ручку двери изнутри вставлялся увесистый лом.
Дощатый туалет с прорубленными в полу, не разгороженными между собой отверстиями на 4 «посадочных места» в каждом из отделений «М» и
