Хаммонд был потрясен. Небытие почему-то не оказалось полным. Его мозг продолжал работать, а легкие расширялись и сжимались, вдыхая и выдыхая воздух, которого не могло быть.
Он попробовал пойти дальше и открыть глаза, но не сумел. Он не мог даже пошевелиться, хотя чувствовать все же мог. Легкие сотрясались от конвульсий, но, кажется, начинали работать. А что же остальное тело?.. И вскоре он почувствовал, что пальцы его рук сжимают какие-то раскаленные прутья. Нет, не прутья, а подлокотники кресла. Но почему они раскалены, когда им надлежит быть холодными, как космическая пустота?
Затем послышался тонкий, свистящий шум, монотонный, угрожающий. Боль нарастала, и наконец, не выдержав мучительной пытки, Хаммонд сумел оторвать опаленные огнем руки от раскаленных подлокотников.
И тогда он впервые открыл глаза и сквозь красный туман сумел разглядеть окружающее. Оказалось, что он по-прежнему находится в кабине своего корабля. Люк был слегка приоткрыт, и свистящий шум доносился со стороны щели. Но воздух больше не выходил из кабины — наоборот, он почему-то врывался внутрь! Разреженный, ледяной, донельзя насыщенный озоном — но воздух! Стенки же корабля, напротив, были раскалены.
Что происходит? Хаммонд пришел в себя едва ли не на треть, но осознавал, что этого просто не может быть. Он должен был умереть от отсутствия кислорода. И все же оставался жив. Почему?
Память неожиданно сработала, подсказав странный термин, о котором он узнал на одном из занятий во время подготовки к полету. Время Полезного Сознания, то есть время, в течение которого человек мог спасти самого себя при резкой утечке кислорода. Даже в пяти милях над поверхностью Земли оно составляло менее двух минут; еще дальше, в космосе, оно составляло считаные секунды. Эти секунды давно истекли.
Кислород? Хаммонд вдруг вспомнил о баллонах с кислородом, находившихся рядом с катапультным устройством, и инстинктивно протянул к ним руку. Его сознание вновь помутилось от этих усилий, так что ему пришлось открывать кран почти вслепую.
Пальцы почти не работали, и все же после нескольких неудачных попыток цель была достигнута.
Поток оживляющего кислорода проник в жаждущие легкие. Тело забилось в конвульсиях, и постепенно Хаммонд пришел в себя.
Отдышавшись, он тупо посмотрел в сторону иллюминатора. На черном полотне космоса медленно плыли звездные поля. Да корабль просто вращается вокруг своей оси! Вскоре из-за экрана стал вспухать огромный серо-зеленый шар. Что-то он напоминает...
Не сразу, но Хаммонд понял, что увидел, и не мог сдержать крик изумления. Гигантский шар, задернутый пеленой серых облаков, был не чем иным, как Землей!
Планета вскоре исчезла с экрана, вновь появились звезды — и еще что-то. Оказалось, что стекло экрана начало плавиться и покрываться множеством мелких пузырьков. Корабль продолжал нагреваться, воздух стал раскаленным, но Хаммонд терпеливо ждал, пока серо-зеленый шар вновь не появился в его поле зрения.
Да, сомнений не было, это Земля. Земля!!
На этот раз он сумел более тщательно разглядеть смутные очертания материков. «Искатель» находился милях в сорока над поверхностью и двигался вниз по касательной траектории со скоростью не меньше двадцати тысяч миль в час. Но... но это было невозможно! Когда он открыл люк, пытаясь покончить счеты с жизнью, корабль двигался в сторону, противоположную Солнцу. Вернуться назад он мог только спустя сотни лет — и все же перед ним Земля.
Неужели Виллинг был прав: какие-то гравитационные поля изменили траекторию полета «Искателя»? Невероятно. Еще более невероятным казался факт, что он каким-то чудом выжил. Ожил, умерев от удушья и абсолютного холода!
Каждые несколько минут Земля появлялась на экране, и Хаммонд как завороженный впивался в нее глазами. Его тело ныло, словно одна большая рана. Справа его омывал поток холодного воздуха, втекавший через щель в приоткрытом люке, а с других сторон на него обрушивался жар раскаленного корпуса корабля. Но больше всего мучила мысль — каким же образом он остался жив?
Быть может, он не умер, а просто впал в состояние анабиоза под действием космического холода? Хаммонд знал об успешных опытах на животных, которые медики начали проводить еще в пятидесятых годах. Оказалось, если замораживание происходит стремительно, а размораживание — очень медленно, то образовывающиеся в живых клетках ледяные кристаллы не повреждают ткани и животные не гибнут.
Когда он, Хаммонд, открыл люк, то его тело замерзло так быстро, что в тканях тела не успели произойти необратимые изменения. Неизвестно, сколько времени он пребывал в этом состоянии естественного анабиоза, но после возвращения «Искателя» к Земле воздух верхних слоев атмосферы, поступавший через щель в люке, а также тепловое излучение от раскаленных стенок кабины постепенно разогрели его тело. Он ожил, и в этом не было никакого чуда, а просто редчайшее совпадение обстоятельств.
Ожил? Но ведь он может в любую секунду вновь умереть! Хаммонд вздрогнул от этой мысли, словно от удара тока. Пока он сидел в оцепенении, пытаясь разобраться в случившемся, корабль разогрелся еще сильнее. С каждым оборотом вокруг Земли космолет спускался во все более плотные слои атмосферы и в любой момент мог сгореть, подобно метеориту.
Надо найти какой-то выход из критического положения, и немедленно. Но какой?
Мозг Хаммонда еще плохо соображал, но он все-таки сумел понять, что теперь все зависит от него самого.
Взглянув на экран, он стал внимательно изучать панораму земной поверхности. Внизу медленно проплывал океан, закрытый пеленой облаков. Вскоре далеко впереди показалась смутно знакомая береговая линия. Похоже, сейчас он пролетал над Атлантическим океаном и приближался к побережью Северной Америки. У него был еще шанс катапультироваться. Только сработает ли механизм выброса кабины?
Пальцы быстро забегали по дышащей жаром панели, включая агрегаты катапультного устройства. Судя по показаниям контрольных приборов, они, к счастью, еще функционировали.
Кресло пилота, в котором сидел Хаммонд, было размещено под белой полушаровой оболочкой из термостойкого пластика. Теперь, когда агрегаты катапульты были включены, остальные пластиковые сегменты выдвинулись из боковых «пакетов» и замкнули кресло в герметическую сферу.
Держа мундштук кислородного баллона во рту, Хаммонд смотрел сквозь прозрачное окошко на стремительно приближающуюся к «Искателю» Землю. «Черт бы побрал эти облака, — раздраженно подумал он. — Этак я не сумею разглядеть ни одного города».
Корабль летел над ночной стороной планеты. Облака полностью затянули небо внизу, и Хаммонд не был даже толком уверен, над сушей или над океаном он сейчас пролетает. Между тем температура внутри сферы стремительно росла. С тревогой Хаммонд заметил, как рамы иллюминаторов стали мягко светиться в темноте. Каждая минута промедления могла стоить ему жизни.
