И в это самое мгновение я вижу, как от забора отделяется несколько теней. Я и двинуться не успеваю, как на меня молниеносно набрасываются двое бугаев. Валят на землю, я даже пикнуть не успеваю. Мне на голову надевают черный мешок, меня вяжут, скручивают, и поднимают как мешок с картошкой.
— Попалась, богатенькая сучка! — рычит мужской неприятный бас.
— Сейчас будешь сосать Давиду! И нам всем! — под оглушительный громоподобный мужской хохот меня тащат куда-то связанную и спеленутую мешком. — Ох мы тебя выдерем! По кругу пустим!
Глава 5
Таисия
Свет. Тусклый, электрический. Все помещение накурено. Натужно кашляю, а откашлявшись поднимаю голову. Только что меня выволокли из мешка, в котором везли куда-то минут двадцать.
Мои руки завязаны за спиной грубой веревкой. Колени разбиты и подкашиваются. Я не могу пошевелиться, не могу встать — ибо без рук сделать это невозможно. Мне холодно и страшно. Так страшно, что зуб на зуб не попадает.
Но мне не только не помогают встать, а грубо пихают под колени, чтобы переместить поближе к кожаному креслу.
— М-м-м… — скулю я, когда меня подпихивают к дорогим мужским ботинкам. Далее следуют длинные ноги в джинсах. Широко расставленные ноги уверенного в себе мужчины.
— Вставай, сучка, на колени, быстро! — рычит кто-то позади меня, вновь пихая ногами.
— Я… я не могу! — задыхаюсь я.
Тогда кто-то подхватывает меня под мышками и дергает вверх, устанавливая на разбитых коленях. Упираюсь ими в холодный паркет, чувствуя, на нежный шелк платья быстро намокает в крови.
— Кто вы… — еле произношу я.
— Я — твой главный кошмар, Ванесса! — произносит тот, к кому в ноги кинули меня.
Мужчина. Огромный. Накаченный. В футболке. Все руки в татухах. Бицепсы, трицепсы перевитые венами. Настоящий бугай. Настоящий бандит. Рожа у него такая, что сейчас задушит меня. А меня ли? Почему они называют меня не своим именем?!
— Я… я не Ванесса! — выкрикиваю я, отчаянно силясь рассмотреть лицо бандита, сквозь сизый накуренный дым и тусклое освещение.
Мужчина прищуривается, смотрит мне прямо в глаза. Глубоко затягивается сигаретой. Он смотрит на меня так, будто прикидывает, какой кусок лучше из меня вырезать первым. О, господи… надеюсь я не к каннибалам попала…
— Не ломай комедию, Ванесса. — произносит он низким густым баритоном от которого у меня мурашки по спине бегут. — Ты прекрасно знаешь, кто я. И, кто был моим братом!
— Нет! Нет же! — выступают у меня слезы. — ш-ш-ш… — шиплю я от боли, ибо дернулась, а тонкие запястья вновь обожгло и изранило грубой веревкой.
— Что ты ее слушаешь, Дава, давай, выдери ее первым и дай нам уже, а то яйца у всех переполнены — спецом не трахались несколько дней, чтобы девку Бондаря натянуть хорошенько!
— Заткнись! — твердо затыкает он тираду своего подельника. — Пока не насыщусь ей, вам не отдам!
Хряк вздрагивает, тупит взор, делается меньше ростом. Дава — явно тут лидер, и такие страшные бугаи как Хряк боятся его как хлюпики.
Лениво переведя взгляд на меня, Дава меняет позу. Невольно скашиваю взгляд на его бедра. Мощные. И ширинка встопорщена, будто бандит возбужден моим появлением. О нет, только не это…
***
Таисия
— Понимаешь, зачем ты здесь? — снова лениво разглядывает меня главарь, выпуская дым от сигарет сквозь чувственные губы.
— Нет… нет, это — ошибка.
Дава лишь приподнимает густую бровь. Под бровью у него шрам. Но шрамы ведь украшают мужчин. И на этот его едва-заметный жест, кто-то подскакивает ко мне и бьет по лицу наотмашь.
— Ох… — вытекает струйка крови из разбитого уголка губ.
— Не валяй дурака, Ванесса! — начинает грозно. — Иначе тебя разукрасят так, что родной папочка не узнает!
— Но я… не Ванесса! Не Ванесса я… — всхлипываю отчаянно. — Неужели вы не видите, что перед вами совершенно другой человек?!
— Ох и брехливая пизда! — ухмыляется Дава, поглаживая бороду, но глаза у него все те же! Глаза отчаянного убийцы, головореза, что зарежет меня и глазом не моргнет. — А кто ты тогда?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я — Таисия, — плачу я, и солеными слезами обжигаю разбитые губы. — Я подруга Ванессы, приехала из Севера… Меня Никита забрал с вокзала…
Дава решительно поднимается с кресла. Огромный, двухметровый мощный мужик! Ему бы на ринге выступать в боях без правил, настолько он мощный и накаченный. От движения воздуха слышу запах его парфюма — очень мужской, мужественный запах. От Никиты пахло… смазливо! От Давы же пахнет настоящим мужиком. Елки, дерево, соль, и морской ветер. Запах силы. Запах свободы. Но не для меня. Увы.
— Девочка с Севера? — ухмыляется бандит, хватая меня пятерней за волосы.
— Больно… — искры летят из моих глаз.
— Демиду тоже было больно. — тихо приговаривает он, швыряя меня на кресло, в котором сидел до этого. — Демида изрешетили. Выпустили в него целую обойму. Он был жив минут пять. Целых пять минут из него рекой текла кровь, а он жил. Триста секунд адской боли и мучений. А потом смерть. И ты заплатишь за каждое мгновение его страданий! Кровью своей заплатишь! Девственной!
— Ай! — взвизгиваю я, когда на мне бесцеремонно рвут платье, и два огрубевших мужских пальца подбираются прямо к трусикам.
— Я… я правда не Ванесса! И мне очень жаль Демида… но какое отношение я имею к его смерти?! Ах! — меня снова грубо бьют по лицу.
— Твой папочка убил его, сучка! А теперь я заберу самое дорогое, что у него осталось — тебя!
Грубые шершавые пальцы меж тем отодвигают трусики и неожиданно ласково поглаживают лепестки.
— Голые! — рычит Дава, — Ни единого волоска! Пацаны, кто любит голые киски?
— Все! — дружно хохочут люди Давы, внимательно наблюдая как их главарь унижает и втаптывает меня в грязь.
— Девочка с Севера. — хмыкает бандит. — С гладкой киской. С километровыми ногтями! С прической за хрен знает сколько хуилионов! — рявкает он, не прекращая движение пальцев к самому сокровенному. — Может, хватит пиздеть? Признай уже, расслабься и получи удовольствие. — натягивает волосы сильнее, будто оторвать хочет. — Только удовольствие тебе точно не светит! Я порву тебя! На британский флаг! А мои люди с удовольствием добьют, чтобы к твоему папочке и брату вернулся кусок разорванного мяса вместо тебя!
Мне страшно… Очень страшно. Я должна ненавидеть все то, что сейчас со мной происходит, но я ощущаю странный непонятный жар и томление, что зарождаются меж моих ножек от нежного движения его пальцев. Они реально нежные, и идут вразрез с его страшными словами. И это очень странно…
— Ты за все заплатишь, девочка! — рычит, вновь наматывая волосы на кулак, и дергая на себя.
Его пальцы достигают лепестков. Бесцеремонно открывают бутон. Меня никто раньше не касался. Я даже не целовалась ни с кем. А тут грубые мужские пальцы оскверняют мое девственное тело. У меня там все сухо от страха. Палец неприятно пытается раздвинуть складочки, от чего они сжимаются в нервах еще сильнее. Даве удается просунуть один лишь палец, и то не глубоко. Я болезненно сжимаюсь на нем, обхватывая его своими мышцами, пытаюсь вытолкать из своего тела.
— Целка! — нехотя вынимает из меня палец, и тут же пихает мне его в рот, заставляя облизать собственный вкус.
Кривлюсь, давлюсь. Но это с непривычки. Мне бы и в голову не пришло проверять себя таким образом. Но пальцы Давида пряные, остро, возбуждающе пахнущие.
— Классно сосёшь мои пальцы! — холодно отмечает Давид. — Заменим их на нечто большее?
Глава 6
— Нет, нет… — мотаю я головой.
— Что, никогда в рот не брала? — сталкивает меня с кресла на пол.
Опускается сам в расслабленной позе, широко расставив ноги.
— Займись моим членом! — рычит в нетерпении.
— Я… никогда… я не могу…
Снова кто-то из людей Давы подлетает ко мне и бьет наотмашь. Пошатываюсь. Вторая струйка крови весело прочерчивает алую дорожку до платья.