— Здесь не курят, — сухо произнесла женщина.
Фенрир продемонстрировал ей сигарету:
— Как видите, курят. Не обращайте внимания на эти глупые таблички, душечка.
Ее глаза хищно блеснули. Понятно, подумал Фенрир, жрет эмоции, падла. Пара скандалов — и весь день сыта. То ли альпа не признала в нем эйги, то ли его голос звучал слишком мягко и доверительно, но нежить придвинулась ближе.
— У меня астма, — сказала она. — Когда вы заболеете, вы поймете, как трудно переносить табачный дым.
Пожелала ему болезни? Ну не сука, а?
— Астма? — Все тот же бархатный голос. — Я знаю одно верное средство.
Альпа улыбнулась. Кажется, он на нее запал. Так даже лучше, сытнее. Она чуть наклонилась, демонстрируя глубокое декольте и золотое сердечко на цепочке, застрявшее в щели между туго стиснутыми тесным лифчиком грудями.
— И какое же?
— Глубокий минет, дорогуша. Могу помочь.
Улыбка медленно сползла с облепленных алой помадой губ.
— Скотина!
Подхватив куртку и сумочку, она пулей вылетела из кафе. Фенрир потянулся к ее чашке, сделал глоток и поморщилcя:
— Многовато сахара, лапочка.
ГЛАВА 2
Οрвар, конечно, переоделся после игры и на жертвоприношение явился уже нарядным и элегантным — в смокинге из тонкой шерсти и белоснежной сорочке. Причесаться, правда, забыл, поэтому Фрейя, улучив минутку, оттащила брата в стороны и пальцами уложила его взъерошенные волосы:
— Вот так будет лучше, — и, чуть отступив, полюбовалась парнем.
Какой он, все-таки красивый. Он будет самым красивым и самым молодым хевдингом Свеаланда. А, может быть, и всего Великого Свитьода.
Орвар поймал ее руку и поцеловал кончики пальцев.
— Не оглядывайся, — тихо предупредил он. — К нам идет твой Анунд, — и ухмыльнулся, когда ее перекосило от слова «твой». — Α все остальные мужчины вокруг нам с ним завидуют.
Спасибо, что предупредил. Когда локтя Фрейи коснулась холодная рука, она без труда смогла изобразить вежливую улыбку.
— Добрый день, Анунд.
Теперь он склонился, чтобы поцеловать ее руку, и девушка невольно подумала, а сердце у него такое же холодное, как руки и глаза? Ей самой жених напоминал лягушку в анабиозе, которая оживляется только при упоминании финансовых и налоговых схем. Тем лучше, значит, он половину вечера проведет за разговорами с отцом и не будет ей слишком досаждать.
— Орвар, позволишь похитить твою даму? — Не дожидаясь ответа, Анунд положил руку Фрейи на свой локоть. — Бьярн уже приехал, скоро начнется.
И действительно, через толпу, расступающуюся перед ним, как море перед Моисеем, шагал крупный краснолицый мужчина. Больше похож на винника, чем на эйги, с неприязнью подумала Фрейя. За ним быстро семенила на высоких каблуках мoлодая женщина, почти ровесница Фрейи.
— Я ее знаю, — шепнула девушка своему спутнику. — Это Далла Фридриксен. Она закончила школу на год раньше меня.
— Теперь она Далла Лунд. — Пояснил Анунд. — Бьярн женился три месяца назад.
— Она же ему в дочери годится, — девушка невольно передернула плечами.
Наверное, ей не стоило так обижаться на родителей из-за выбора жениха. Браки среди эйги были преимущественно шагом политическим, а ее положению в стае соответствовали всего несколько самцов. Молодым из них был лишь Анунд. Кроме того, он был достаточно хорош собой. И, опять же по слухам, не был жесток.
— Что поделаешь, стареющих мужчин обычно тянет к юным телам со слабым умишком. — Пробормотал Анунд.
Что ж, остроумным ее жених тоже был. А вот добрым — нет.
— А это кто? — При виде мужчины, прикрывающего Бьярна со спины, Фрейя невольно понизила голос ещё больше. — Это он, тот самый Фенрир?
— Уже наслышана о нем? Да, тот самый.
Если перед Бьярном просто отступали в сторону, то перед Фенриром опускали глаза и мужчины и женщины, даже из других Стай. И трудно сказать, что не позволяло им встретить взгляд этого страшного оборотня — то ли каменно-тяжелый взгляд холодных глаз, то ли страшные шрамы, изуродовавшие половину его лица.
— Он действительно берсерк?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Впрочем, Фрейя могла бы и не задавать такого вопроса. Возможно, на первый взгляд этот эйги был не самым огромным и мощным — в Стаях у айсландцев и норейгов она заметила настоящих богатырей — но исходящая от него сила буквально заставляла пригибаться к земле. И источником этой силы была постоянно тлеющая под тонкой корочкой показного спокойствия огненная ярость.
Да, Фенрир был настоящим и подлинным берсерком, не нуждающемся в стимуляции мускарином[6] или какой иной дурью, которую воины принимали перед сражением. Не удивительно, что Бьярн с таким cпокойствием принимал любой вызов на поединок, ведь Фенрир выходил в огороженный рубеж[7] вместо него.
Внезапно берсерк чуть повернул голову, и Фрейя похолодела от внезапно нахлынувшего чувства беспомощности и беззащитности. Впервые за этот день она запоздало порадовалась, что стоит рядом с женихом.
Вслед за Бьерном в процессию встали мать с отцом. За ними пришла очередь идти Фрейе и Ануңду. Теперь она стояла слишком близко к ярлу и уже не рисковала подавать голос. Зато свободные парни, стоявшие дальше всех, могли себе позволить шепотки и даже тихий смех, пока к алтарному камню не подвели первую жертву — белого, как снег, жеребца.
— Дар богам от нашей Стаи, — шепнул девушке на ухо Анунд.
Интересно, с чего вдруг такая щедрость, невольно подумала Фрейя. Обычно богам приносили козу или овцу. Кровь из разбитых носов и губ, пролитая игроками в кнаррлейк на ледяном поле, тоже считалась жертвой. А ещё девушка заметила, как напряглась спина отца. Что же собирался просить у богов Бьярн?
Толпа вокруг храмовoго холма снова расступилась, на этот раз пропуская Верховного годи[8] с наполненной кровью чашей. Она займет почетное место за пиршественным столом, и все желающие попросить богов о милости, смогут сцедить туда и несколько капель собственной крови. Если бы Фрейя осмелилась подойти к чаше в присутствии всей Стаи, она нашла бы о чем попросить.
Туши жертвенных животных развесили на деревьях, и теперь все так же чинно двинулись к пиршественным столам.
— Как ты себя чувствуешь? — Мама приобняла Фрейю за плечи. — Не тошнит? Меня ужасно мутило, когда я увидела это в первый раз.
— Нет, мам. Все в порядке.
И все же девушка старалась не смотреть на мертвых животных. Завтра, когда эйги уйдут, туши снимут с веток и вывезут. Времена, когда язычники Великого Свитьода приносили здесь жертвы открыто, прошли давным-давно, больше тысячи лет назад. Тогда на холме стоял высокий храм, под крышей которого сидели и стояли вырезанные из дерева истинные боги — Один, Тор, Фрейр, Бальдур и многие другие. Тогда жертвы висели на деревьях, пока не отгниет веревка, и среди тел овец, коров и лошадей нередко можно было увидеть и человека. Тогда общие столы ставили в широких палатах, а не на вытоптанной площадке между кострами. Тогда люди и эйги жили вместе, не таясь друг от друга.
Христианская религия разделила их раз и навсегда. Теперь оборотни жили словно в собственном государстве — со своим королем, законами и армией, которая сейчас отгораживала своими спинами священную рощу от всего остального мира.
Впрочем, холодно никому не было. Пиво и мед подносили, по старому обычаю, горячими, жареное мясо дымилось на тарелках, а когда дело дошло до танцев, мужчины скинули куртки и даже пиджаки. И сразу стало видно, что все они пришли с холодным оружием.
Это не удивило Фрейю. После кровавой бойни на тинге в Данмарке двадцать лет назад, постоянное ношение оружия вошло в обычай. Убийство и даже оскорбление в местах общего собрания по-прежнему являлось тягчайшим преступлением, но на действие одного лишь закона меняющие шкуру полагаться перестали. Они предпочитали подкреплять его силой.
