- Правительственные машины! - с тревогой сказал солдат, проворно втянул крылья в бока стреломобиля и снова сменил высотную окраску на защитную рыжую, для бреющего полета: теперь машина мчалась над холмиками и впадинами, держа дистанцию метров двадцать от грунта. Личная боевая машина командира правительственных войск была отменного качества, но Конрад, схватившись за поручни, предпочел бы пассажирский аппарат попроще: те неспособны так точно держать высоту, зато их не швыряет и не качает столь жестоко над неровностями почвы. У Конрада кружилась голова, его тошнило.
- Пронесло! - бодро сказал солдат и стал сбрасывать скорость: показались первые городские здания.
Машина по-прежнему летела стрелой, не выпуская крыльев, но больше не трясло. Испугавшие солдата правительственные машины - три маленьких, почти неразличимых пятнышка в сумрачном полудневном небе - исчезли в стороне. Они, по-видимому, патрулировали над городом, пресекая попытки мятежников завоевать господство в воздухе. Благодаря умелому маневру Микаэла Убуби с уборкой крыльев, переменой окраски и быстрым снижением, патрульные стреломобили не обнаружили их машины. Теперь опасностей надо было ждать не с воздуха, а с земли, ибо на улицах шло сражение: там бежали люди, слышались хлопки гранат, зудящее пенье больших орудийных импульсаторов. Конрад хотел было приказать своему спутнику не ввязываться с бухты-барахты в уличный бой, но солдат и сам разобрался в обстановке. Он привалил стреломобиль к стене продовольственного склада и ловко набрал на клавиатуре окраску машины под кирпич, и скоро уже в двадцати шагах нельзя было различить, где стена, а где летательный аппарат.
- Быстрей наружу, господин мятежник! - крикнул солдат и помог Конраду выбраться на улицу, ибо, оставаясь в машине, они демаскировали ее цветом своей одежды.
- Пойдемте искать штаб боевых дружин, - сказал Конрад и двинулся в глубь города. Солдат Микаэл Убуби шел следом, страхуя своего нового начальника от нападения сзади.
Они прошли всего несколько шагов, как из-за угла вывернулась орава вооруженных, разномастных, дико орущих людей. Последний, наставив импульсатор на Конрада, яростно закричал:
- Стой, кто идет? Почему в армейской форме? Солдаты правительства у нас в тылу! К стенке шпионов!
У Конрада от страха перехватило горло. Внутренний Голос не подал голоса - видимо, тоже растерялся. Но солдат Микаэл Убуби смело шагнул вперед и молодцевато отрапортовал:
- Я больше не солдат правительства, я личный охранник господина Конрада Подольски. Мой славный командир стоит перед вами, господин предводитель, и ждет знаков почтения, ибо он собственной своей геройской рукой...
- С ума слезть, какое вранье! Еще ни один шпион не уходил живым из могучих рук Франциска Охлопяна! К стенке, говорю вам!
К предводителю подошел высокий, страшно худой человек в одежде летающего монаха и положил руку на его плечо.
- Умерься, Франциск! Надо допросить этих молодцов. Если они из правительственных войск, то они смогут рассказать, по какой дороге нам безопаснее скрыться.
К ярости в голосе Франциска Охлопяна стало примешиваться отчаяние. Он все так же неистово орал, но в его выкриках слышался уже не только гнев, но и слезы.
- О чем допрашивать? Для чего? Мы окружены! С минуты на минуту прибудет их страшный дракон Фердинанд Шурудан и заглотает нас всех. Солдаты ждут только его прилета, чтобы двинуться в последнее наступление. А Фигероя нет и нет! Пропал наш великий Марк Фигерой! Сгинул, провалился в преисподнюю! Бежим, Антон Пустероде, бежим, пока живы. Вот-вот в небе промчится стреломобиль дракона! Расправимся с этими правительственными ублюдками - и деру!
- Можете не опасаться прилета господина майора Шурудана! - промолвил солдат Микаэл Убуби. - Майор импульсирован, а его стреломобиль стоит вон у той стенки, мы на нем прилетели. Я был личным охранником майора Шурудана, а теперь я - верный охранник господина Конрада Подольски, который на моих глазах своей бестрепетной рукой предал майора заслуженной казни.
Франциск Охлопян впился ошалелыми глазами в Конрада, еще не проронившего ни звука.
Летающий монах довольно проворно подбежал к стреломобилю и радостно крикнул:
- Машина майора, я ее узнаю! Я сам благословлял ее за неделю до мятежа. При благословении я поцарапал дверную ручку, мне так за нее досталось от майора! Не сомневаюсь, что дракон, живой, не дал бы похитить свой личный стреломобиль! Ура, нет дракона! Слава нашему другу Конраду Подольски!
Все это летающий монах говорил и выкрикивал уже возвращаясь обратно. В толпе мятежников гремело "ура!" в честь гибели майора Шурудана и "слава!" в честь нового отважного друга. Предводитель отряда мятежников сменил яростный тон на радостный и бешенство - на почтительность.
- Дорогой друг, почему вы молчите? Так важно, так нужно, так великолепно знать, что проклятого Шурудана больше нет! Ах, почему задерживается наш великий Фигерой? Он бы вас прижал к своей груди!
Конрад молчал, потому что Внутренний Голос во время перепалки твердил ему подождать с объяснением, пусть раньше обо всем растолкует солдат. Но теперь Внутренний Голос, окрепнув звуком, грохотнул: "Твоя взяла, бей, старина, с размаху!" И Конрад сказал с холодной надменностью:
- Я молчал, ибо меня поразила ваша недисциплинированность, Франциск Охлопян! Вы слишком распускаете нервы! Не ждите Марка Фигероя, он не придет. Великий противник правительства был уже ранен, когда появился майор Шурудан. Я не сумел спасти Фигероя, но отомстил за него. А перед смертью Фигерой поручил мне потребовать, чтобы вы...
Из-за угла показалась кучка мятежников. Они кричали, что солдаты теснят их из квартала в квартал, надо поскорее бежать.
- Приказывайте! - сказал Франциск Конраду. - Теперь вы командир.
Конрад поманил к себе летающего монаха, тот угодливо подбежал. Конрад много слышал об этом удивительном человеке. Антон Пустероде первым облачился в форму, которая его прославила и породила многочисленные подражания: гибкий панцирь с фонариками на плечах, заменившими доисторические военные погоны, и круглыми пластмассовыми крылышками на спине. Фонарики яркого света не давали, а крылышки в далекий полет не уносили, но мистический эффект обеспечивали. Когда летающий монах возносился над головами прихожан и прохожих, а в сумраке проникновенно сияли его фонарики, высвечивая худое фанатичное лицо, людьми овладевал экстаз: кто только тихо плакал, кто надрывался в истошном вопле. Антон к тому же умел проповедовать и голосом был одарен мощным - утробно гремящим, зловеще проникновенным.
Конрад приказал летающему монаху:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
