Основная проблема состояла в том, что твари, принесенные из космоса рухнувшим в океан огромным астероидом, очень быстро мутировали, приспосабливаясь к широкому спектру стремительно меняющихся условий. Генетический код был у них предельно гибким. На серьезную коррекцию тела у пришельцев уходили не годы, даже не месяцы, – даже не недели! – а считанные сутки.
Дело усугублялось наличием у инопланетных тварей мощной телепатической коммуникации, объединявшей их мозги в единую, дистанционно связанную нейронную сеть. Стоило одному из них вляпаться в неприятную ситуацию, как другим тут же становилось об этом известно, и они быстренько начинали видоизменяться, перестраивая свои организмы ради новых защитных или атакующих функций. За счет чего и каким образом происходят столь ураганные управляемые метаморфозы, ученые пока ответить не могли.
Говорили, что у тварей есть Старшие, некие высшие особи, мудрые огромные мозги с плавниками, которые руководят ордами менее интеллектуальных тварей и искусственно выращенным биологическим оружием, по сравнению с хозяевами совсем тупым и созданным на месте из подручного материала – вроде сухопутных каракатиц, каменных крабов, плезиозавров или панцирных рыб плакодерм. Старших также называли атлантами. И хотя Уэйн за четыре года жизни на побережье ни с кем разумнее двуногих двоякодышащих саламандр не встречался, поверить в наличие высшего разума в среде пришельцев ему было несложно. Хотя бы потому, что они ведь долбанные пришельцы из космоса, как в комиксах или в «Сумеречной зоне», черт бы их всех подрал.
В самом факте их прибытия на Землю индеец отчетливо видел новую черную несправедливость и очередную грязную шутку янки. Сначала пришельцы из Европы, теперь пришельцы из космоса, мало чем уступающие европейским колонистам в свирепости, коварстве, алчности и кровожадности. Что первые, что вторые действовали примерно одинаково: варварски уничтожали местное население и целенаправленно сгоняли его с родной земли. Чем семинолы так чудовищно провинились перед духами предков, чтобы те послали коренному народу Америки повторные нестерпимые испытания?!
Радовало лишь, что судьба вынудила наконец и бледнолицых червей ощутить на себе все прелести конкисты – с той стороны, с какой они не привыкли о ней думать. Вот если бы, к примеру, китайцы незадолго до отплытия Колумба высадились на побережье Португалии, а?! И принялись насаждать свои порядки огнем, мечом и оспенными одеялами?.. А ведь имели такую возможность…
Наличие в нынешней плачевной ситуации на американской земле китайцев и русских было отдельной моральной пыткой для цивилизованного белого американца, еще помнящего лучшие времена.
Меньше ста лет назад распространенными образами западной мультипликации были карикатурно толстые или, напротив, невообразимо худые индейцы, идиотски прыгающие на одной ножке вокруг костра, тупые негры с вывороченными губами и клиньями арбуза в руках, перманентно пьяные мексиканцы с худыми шейками и в бескрайних сомбреро, вопящие тонкими голосишками «Эй, гринго!», мелко кланяющиеся китайцы с неизменными двумя огромными передними зубами, по-кроличьи торчащими изо рта, а еще – до глаз заросшие свирепой черной бородой русские, которые носят мохнатые кавказские папахи и пляшут исключительно вприсядку, сложив руки на груди, выкидывая вперед ноги и периодически яростно вскрикивая «хэй!».
И зовут всех русских непременно Айвен Террибл. В крайнем случае Айгор, но все равно непременно Террибл.
И какое же невероятное унижение должны были испытать белые янки, когда после грандиозного катаклизма, практически уничтожившего величайшую страну мира, китайцы и русские, вот эти самые мультяшные потешные кролики и угрюмые бородачи, направили в Америку для борьбы с атлантами и местными мародерами свои армейские экспедиционные корпуса, тут же с горькой иронией прозванные местными жителями, воспитанными на фильмах вроде «Красный рассвет» и «Неуловимые», – оккупационными!..
Вадим, кстати, утверждал, что мохнатых русских, которые пляшут вприсядку, сложив руки на груди, видал исключительно в американских фильмах и больше нигде. «Ро-Ро-Роспути́н, рашен крези секс мещин», – как он любил выражаться, когда сталкивался с какой-нибудь вопиющей, на его взгляд, несообразностью в американском быту.
Уэйн достал из рюкзака мощный цифровой бинокль, откинул с лица москитную сетку и внимательно осмотрел окрестности. Оптика была отменной, да еще и водонепроницаемой, созданной на высокотехнологичных производственных мощностях Китая, а не на американских заводах руками белых бездельников. В нее было видно столбы вдоль шоссе, которые покосились от удара Большой волны, поднятой в Атлантике падением астероида, развалины придорожного супермаркета, торчащие, словно гнилые зубы, и еще дальше – сбившиеся в кучу самолеты на площадке небольшого аэродрома.
Все это Уэйн видел уже много раз. Разглядеть он хотел другое.
Он искал дичь.
Найти ее с ходу было невозможно, так как инопланетные каракатицы умели менять цвет тела, полностью сливаясь с местностью. Бывали случаи, когда охотник влетал прямо в гостеприимно распахнутые щупальца коварной твари, не сумев разглядеть ее в двух шагах от себя.
Впрочем, подобную оплошность мог допустить разве что бледнолицый ублюдок, никак не индеец, потому что коренные американцы не руководствуются одним лишь зрением, как это привыкли делать отдалившиеся от природы жители больших городов.
Опустив бинокль, Уэйн привычным движением закинул за плечо черные волосы, собранные в тугую косу, и принюхался. Даже при свежем ветре, сносившим любые запахи в сторону океана, он был уверен, что на приличной дистанции учует характерный запах морской рыбы, исходящий от каракатицы.
Пока запаха не было. Пришлось снова воспользоваться биноклем.
Уэйн не пытался, подобно желторотому новичку, разглядеть в привычном пейзаже какие-то признаки постороннего объекта. Он знал, что даже самый острый взгляд, оснащенный первоклассной оптикой, не способен различить гигантскую каракатицу среди болотного тростника.
Напрягать следовало не зрение, а память. От охотника требовалось запомнить окружающее, сделать нечто вроде мысленного снимка местности, а потом, через минуту, сравнить образ из памяти с увиденным во время следующего осмотра. Если каракатица движется, очертания кочек неизбежно изменятся, и будет ясно, в каком примерно направлении находится цель.
Но это требовало времени. Двух наблюдений с разницей в минуту маловато, нужно хотя бы три-пять, чтобы удостовериться в правильности выводов. И все эти пять минут нужно чутко принюхиваться и прислушиваться, чтобы из охотника не превратиться в жертву, пропустив приближение, если не самой каракатицы, то какого-нибудь мутанта помельче из обитателей болота. Как уже было сказано, две добычи для одной охоты – слишком много. Активно изменяясь сами, инопланетяне не менее активно меняли и местную фауну, превращая в своих боевых монстров привычных земных животных.
Во время третьего осмотра Уэйн встрепенулся, заподозрив, что наконец обнаружил каракатицу. Проверил через минуту – и укрепился в своих подозрениях.
Тварь паслась выше по ветру, постепенно продвигаясь в сторону океана. Это было удачей. Во-первых, при таком направлении ветра каракатица не могла учуять подкрадывающегося человека, а во-вторых, можно было устроить засаду прямо у нее на пути, чтобы цель приближалась, а не удалялась и не смещалась в сторону. Для этого придется попотеть, так как необходимо не просто подкрасться к цели, а обойти ее с подветренной стороны, сделав приличный крюк по пояс в воде и с тяжелой пушкой на плече.
Уэйн задумался. Закладывать крюк по болоту не хотелось, тут все следовало хорошенько взвесить. Ни один матерый охотник не станет что-то делать, если с тем же успехом можно не делать. С другой стороны, если двинуться к цели напрямик, усилий и времени уйдет меньше, но стрелять будет категорически неудобно, гарпун пойдет поперек вектора движения добычи, и придется корректировать положение орудия или рассчитывать приличное упреждение, выходящее за внешнее кольцо прицела. К тому же ветер будет дуть сбоку, отклоняя летящий гарпун к востоку, а насколько сильно, зависит от силы ветра и расстояния. Такой расчет был уже сродни снайперскому, а баллистических таблиц у Уэйна не то чтобы не было – он вообще не представлял, что такие существуют.
На глазок прицелиться тяжелым гарпуном, летящим на дозвуковой скорости, будет проблематично – не то расстояние. Сокращать дистанцию до монстра, когда этого можно избежать, тоже не хочется. Если занять правильную позицию, можно уверенно попасть в каракатицу с расстояния в полмили и сразу поразить нервный центр, не рискуя быть задетым бьющимся в агонии гигантом. Если же бить в бок, придется подбираться ярдов на триста, а это уже чревато всякими неожиданными последствиями, вредными для здоровья и долголетия. Не дай бог, не попадешь с первого раза – пойдет совсем другая охота, в которой уже только слепой случай будет определять, кому достанется роль охотника, а кому жертвы.
