лишь на несколько минут, при входе султана, чтоб показать присутствующим особу турецкого повелителя, а повелителю поклонение его подданных. Затем начинается бейрамное молитвословие.
Бейрамное моление, состоящее из намаза двух рака́тов, отличается тем, что для него не требуется «эзана» (призыва) с минаретов, и что «хутбэ» читается после моления, тогда как в обыкновенное время ее произносят до молитвы. Такт, как ислам все почерпает из арабского воззрения на мир, то и самое время для бейрамной молитвы определено по-арабски, а именно от момента, когда солнце поднимается над горизонтом на одно копье, до момента полуденного.
Молитвословие в Ахмедовой мечети, где присутствует султан, совершается дворцовым первым имамом; кроме того дворцовые муэдзины заблаговременно являются в мечеть для участия в пении. «Хутбэ», в которой поминается имя мусульманского владыки, что со времен Селима I присвоено османской династии, заключается следующим воззванием:
«О Господи! укрепи, одержи и защити раба твоего, величайшего из султанов, знаменитейшего из хаканов, повелителя арабов и не-арабов, служителя двух священных городов, султана, сына султана, внука султана, султана Абдуль-Меджида, которого Вышний Господь да увековечит халифствование и да продлит навсегда царствование и могущество. Аминь.
„О Господи! возвысь возвышающих религию и низложи унижающих религию (ислам)! Даруй покров свой мусульманским воинам, правоверному воинству; даждь здравие, спокойствие и благоденствие нам, паломникам, воинам, живущим на месте и путешествующими на море и земле, и всему народу Мухаммедову“.
По окончании молитвы султан тем же порядком возвращается в старый дворец, куда между тем уже прибыли в карете шейх-уль ислам (глава духовенства), кази-аскеры (верховные духовные судьи) и улемы. Тогда-то начинается парадное „Мю́аиедэ“ (поздравление) с праздником, и лобызание султанской одежды, особенная церемония придворного устава. Повелитель Оттоманской империи восседает на троне перед дверями счастья (баб-и-сэ́адет), на третьем дворе. Все сановники, в том числе и духовенство, занимают соответственные места и поочередно подходят к султану на целование ноги или платья: турецкий этикет чрезвычайно прихотлив на эту церемонию. Великий везир, по двукратном поклонении, допускается к лобызанию ноги падишаха; духовенство избавлено от поклонений, они лобызают или одежду султана на груди – это положено самому высшему духовенству, муфти и главе эмиров, – или нижний край одежды – это назначено улемам. Государственные чины совершают поклонение только по одному разу и лобызают или низ одежды падишаха – это предписано высшим сановникам, – или край султанского рукава – этим ограничиваются меньшие чины. Каждый знает свое дело исправно, и турецкая табель о рангах, под которую подведено и духовенство, соблюдается здесь чрезвычайно строго обер-церемониймейстером, „капуджилер-кетхудаси“, но бывали исторические нарушения этикета, сопровождавшиеся несчастьем. Так с 1743 года, на целование султанской одежды в бейрам, по ошибке обер-церемониймейстера Акиф-Мухаммед-бея, генералы и офицеры джебеджиев выступили ранее янычарских генералов и офицеров. Испуганный султан Махмуд приказал, по окончании церемониала, отрубить голову обер-церемониймейстеру и бросить ее у дворцовых ворот, чтоб янычарские начальники проехали по ней, в удовлетворение за нанесенное им оскорбление, но великий везир успел утишить гнев султана и янычар, и злополучный обер-церемониймейстер отделался лишь вечной ссылкой на остров Тенедос.
При начале и конце церемонии присутствующие произносят „алкиш“, многолетие султану, в следующих выражениях: „Аллах юмюрлер вирэ падишах-эфендимизэ“ (Господь да дарует многая лета господину нашему императору)!
В отдалении смотрят из карет на эту церемонию султанши и харемный штат.
По окончаний этого церемониала, великий везир едет в Порту, где принимает поздравления всех чинов империи, которые потом отправляются к шейх-уль-исламу и наконец к сераскеру. Великий везир едет с поздравлением к муфти на другой день бейрама, и муфти обязан тотчас же отплатить визит садр-а́зему. Несмотря на то, что в последнее время состоялось предписание, освобождающее от официальных визитов с поздравлениями, турецкие сановники и чиновники так привыкли к церемониям, что не оставляют своих путешествий по передним.
По случаю праздника раздаются из султанской казны народу деньги. – В хареме султанском веселятся, как умеют.
Как же проводит праздник разговенья народ?
По религиозному уставу каждый правоверный омывается, очищается, умащает себя благовониями, надевает новое платье и разговляется перед бейрамным молением, следуя примеру самого Мухаммеда, который съедал от трех до семи зрелых фиников. Потом с многочисленными „Аллаху-Экбер“, Бог велик, произносимыми тихим голосом, правоверный отправляется в мечеть на бейрамное моление; по выходе из мечети, правоверный должен раздавать милостыню, получившую от самого праздника название „фитрет“, и приветствовать с праздником других мусульман, обнимаясь и касаясь друг у друга рук, причем произносится приветствие: „нечэ сенелерэ“, на несколько лет! Дети и юноши целуют у старших руки; подчиненные лобызают край одежды у начальствующих. В Индии, где также господствует обычай бахшишей, младший не смеет явиться к старшему с бейрамным поздравлением без какого-нибудь приношения: старший отдаривает почетным платьем или чем другим. Собственно ид-ульфитр должен праздноваться один день, но в Стамбуле и в других местах, по позднейшему нововведению, бейрам торжествуется в течение трех дней. Кроме бесконечных визитов и поздравлений, празднество состоит в следующем, не очень-то хитром увеселении.
Корабли убраны во весь бейрам сигнальными флагами и через каждые три-четыре часа утешают публику пушечными выстрелами, равно как и казармы; правоверные чувствуют себя отменно сильными и могущественными от такой траты пороху. На площадях воздвигнуты круглые, горизонтальные и вертикальные качели, похожие на наши, и сверх того качели первобытного устройства: длинная палка, вертящаяся на шпиле, на которую качающиеся садятся без церемоний верхом. Везде устроены лавки для продажи кушаний, шербетов и фруктов, но все другие лавки и базары закрыты; кофейни убраны и набиты народом по-праздничному. – Где-нибудь на площади или у мечети промышленник показывает турецкий раек самых лубочных картинок, при виде которых любознательные мальчишки с восторгом кричать: „хеписи мевджуд-дур“ (все как наяву); в другом месте изобретательный райя показывает за пять пар (денежек) птицу бабу, и т. п. Никаких более интересных зрелищ не дается. Участие во всем этом „джунбуше“ и „калабалыке“, суматохе, принимают преимущественно низшие классы, райя и женщины с детьми: женщины под покрывалами сидят в арбах или на земле и любуются на общее движение. Есть ли у них какие-нибудь потаенные мысли, подавленные желания в это время общего веселья, я не знаю; они, как и публика вообще, ограничиваются лишь курением кальянов, истреблением разных сластей, и вот вам все увеселения бейрама, далеко уступающего в этом рамазану. Достопочтенные правоверные не принимают участия в этой толкотне, и ведут себя с всегдашним глубокомыслием и важностью. В. предупреждение скандалов полиция присматривает за воспрещением продажи вина, однако некоторые правоверные находят средство где-нибудь напиться, к великому соблазну фанатиков.
Не то было встарь и не так веселился Стамбул, если не в бейрам, то в другие празднества. Теперь этого уже нет, и самые иллюминации
