Валландер часто упрекал Мартинссона в том, что тот не умеет ничего объяснить просто и ясно.
— Давай сначала, — сказал он. — Роберт Хаверберг слышал шум двигателя?
— Да.
— Когда это было?
— Он едва проснулся. Где-то около пяти.
Валландер нахмурился:
— Но самолет ведь разбился на полчаса позже?
— Вот и я так сказал. Но он твердо стоял на своем. Сначала он услышал шум пролетающего на низкой высоте самолета. Потом все стихло. Он сварил себе кофе. А потом опять шум, а потом взрыв.
Валландер подумал.
— И сколько минут прошло между моментом, когда он услышал этот шум в первый раз, и взрывом?
— Мы подсчитали, что на это ушло минут двадцать.
Валландер посмотрел на Мартинссона:
— И как ты это можешь объяснить?
— Ну, я не знаю.
— Старик в здравом уме?
— Да. И слух у него хороший.
— У тебя есть карта в машине? — спросил Валландер.
Мартинссон кивнул. Они подошли к машине. Ханссон все еще давал интервью журналистам.
Сев в машину Мартинссона, они развернули карту, и Валландер стал молча изучать ее. Он думал о том, что сказал Рюдберг, — о самолетах, выполняющих нелегальные полеты.
— Можно предположить следующее, — сказал Валландер. — Самолет, летя на низкой высоте, подлетел к берегу, пролетел над фермой и ушел из зоны слышимости. Но вскоре вернулся. И разбился.
— Ты хочешь сказать, что он где-то что-то сбросил? И после этого вернулся? — уточнил Мартинссон.
— Примерно так. — Валландер сложил карту. — Мы слишком мало знаем. Рюдберг поехал в Стуруп. А мы попытаемся идентифицировать трупы, равно как и сам самолет. Больше мы пока ничего не можем сделать.
— В самолете я всегда нервничаю, — сказал Мартинссон. — Как посмотришь на что-нибудь этакое, станешь нервным. Но хуже всего то, что Тереза хочет стать пилотом.
Терезой звали дочь Мартинссона. Еще у него был сын. Мартинссон был настоящий отец семейства. Он постоянно волновался, не случилось ли чего, и звонил домой по нескольку раз в день. А иногда и обедать уходил домой. Валландер порой завидовал беспроблемной семейной жизни коллеги.
— Скажи Нюбергу, что мы уезжаем, — попросил он Мартинссона, а сам остался в машине.
Окружающий пейзаж был сер и безлюден. Он встряхнулся. «Жизнь продолжается, — подумал он. — Мне всего только сорок два. Неужели я стану, как Рюдберг, одиноким стариком с ревматизмом?»
Валландер отогнал от себя эти мысли.
Вернулся Мартинссон, и они поехали в Истад.
В одиннадцать Валландер встал со стула, собираясь идти в комнату для допросов, где его ждал предполагаемый наркодилер Ингве Леонард Хольм. Тут вошел Рюдберг — как всегда, без стука. Сев на стул для посетителей, он перешел прямо к делу:
— Я разговаривал с авиадиспетчером по фамилии Лицке. Он сказал, что знает тебя.
— Я когда-то с ним общался. Не помню уже сейчас, по какому поводу.
— Так или иначе, он высказался совершенно определенно, — продолжал Рюдберг. — Ни один одномоторный самолет не должен был пролетать над Моссбю сегодня в пять утра. И они не получали никаких тревожных радиосигналов. Если верить Лицке, разбившегося самолета просто не существует.
— Так что ты был прав, — сказал Валландер. — Это было нелегальное задание.
— Мы этого не знаем, — возразил Рюдберг. — Летели нелегально. Но было ли при этом какое-нибудь задание, мы не знаем.
— Кто же будет здесь летать в темноте без веской причины?
— На свете столько идиотов, — сказал Рюдберг. — Тебе ли не знать.
Валландер взглянул ему в лицо:
— Ты ведь сам этому не веришь, правда?
— Конечно, — согласился Рюдберг. — Но пока мы не узнаем, кто это был, или не опознаем самолет, мы ничего не можем поделать. Это дело должно отойти Интерполу. Бьюсь об заклад, что самолет прилетел из-за границы.
Валландер подумал над этими его словами. Потом поднялся, собрал бумаги и пошел в комнату для допросов, где его дожидался Ингве Леонард Хольм со своим адвокатом. Допрос он начал ровно в четверть двенадцатого.
Глава 2
Через час десять Валландер выключил магнитофон. Хватит с него Ингве Леонарда Хольма. И потому что этот человек ему не нравится, и потому что на сей раз придется его отпустить. Валландер не сомневался, что человек по другую сторону стола был виновен в неоднократных и серьезных правонарушениях, связанных с наркотиками. Но ни один прокурор в мире не сочтет имеющиеся доказательства достаточными для того, чтобы передать дело в суд. И уж во всяком случае, не Пер Окесон, которому Валландер должен представить рапорт.
Ингве Леонарду Хольму было тридцать семь лет. Он родился в Ронебю, но с середины 1980-х жил в Истаде. Свою профессию он обозначил как продавец дешевых книг в мягких обложках на летних открытых рынках. В последние несколько лет он декларировал очень незначительный доход, но в то же время построил на участке неподалеку от полицейского управления большую виллу. Этот дом оценивался в несколько миллионов крон. Хольм уверял, что строительство финансировалось из его крупных выигрышей на скачках. Как и следовало ожидать, никаких квитанций на эти выигрыши у него не было. Они исчезли, когда сгорел фургон, в котором он хранил свою финансовую отчетность. Единственное, что он смог предъявить, — это двухнедельной давности квитанцию на четыре тысячи девятьсот девяносто девять крон.
Все это не изменило убеждения Валландера в том, что Хольм — последнее звено преступной цепи, которая занимается ввозом и распространением на юге Швеции внушительных количеств наркотиков. Косвенных доказательств более чем достаточно. Но арест Хольма был плохо организован. Следовало по меньшей мере синхронизировать два проведенных обыска: один — в доме Хольма, другой на складе в промышленном районе Мальмё, где он снимал помещение для хранения книг. Это была совместная операция полиции Истада и полиции Мальмё.
С самого начала все пошло вкривь и вкось. Помещение на складе оказалось пустым, если не считать одной-единственной коробки со старыми, изрядно потрепанными книжками. Хольм же, когда в дверь к нему позвонила полиция, смотрел телевизор, а у его ног сидела молодая женщина и массировала ему ступни. При обыске не нашли ничего. Одна из служебных собак, натасканных на наркотики, очень долго нюхала носовой платок, обнаруженный среди мусора. Химический анализ установил лишь то, что ткань соприкасалась с наркотиком. Выходит, каким-то образом Хольм был предупрежден об обыске.
Валландер не сомневался, что этот человек умен и умеет заметать следы.
— Мы должны отпустить вас, — сказал он, — но наши подозрения остаются в силе. Точнее говоря, я убежден, что вы активно занимаетесь перевозкой наркотиков в Сконе. Рано или поздно мы вас возьмем.
Адвокат, который представлял интересы Хольма, выпрямился.
— Мой клиент этого так не оставит. Такая бездоказательная клевета недопустима с точки зрения закона.
— Конечно, недопустима, — ответил Валландер. — Попробуйте арестуйте меня.
Хольм, небритый и очень страдающий от всей этой ситуации, остановил своего адвоката.
— Я же понимаю: полицейские просто делают свою работу, — сказал он. — К сожалению, вы ошибочно направили свои подозрения на меня. Я обыкновенный гражданин, который хорошо разбирается в лошадях и торговле книгами. И больше ничего. Более того, я регулярно жертвую деньги на благотворительность.
Валландер вышел из комнаты. Хольм пойдет домой, и там ему сделают массаж ног. Наркотики будут потоком идти в Сконе, как и прежде. Нам никогда не выиграть этой битвы, мрачно думал Валландер, идя по коридору. Одна надежда — что будущие поколения совершенно откажутся от наркотиков.
Была уже половина первого. Валландер проголодался. За окном начался дождь со снегом. Он выдвинул ящик стола и нашел меню пиццерии с доставкой. Пробежал глазами меню, не в силах принять решение, и в конце концов, закрыв глаза, ткнул пальцем наугад, а потом по телефону заказал пиццу, которую выбрала для него судьба. Положив трубку, подошел к окну и стал смотреть на водонапорную башню на другой стороне дороги.
Зазвонил телефон. Он сел за стол и поднял трубку. Это звонил из Лёдерупа его отец.
— Мне казалось, мы договаривались, что ты приедешь вчера вечером, — сказал отец.
— Мы ни о чем не договаривались, — спокойно ответил Валландер.
— Договаривались, я прекрасно это помню, — сказал отец. — Это ты становишься забывчивым! Я думал, у полицейских есть блокноты. Не мог, что ли, написать, что должен арестовать меня? Тогда бы, может, не забыл.
У Валландера уже не было сил сердиться.
— Сегодня вечером приеду, — сказал он. — Но на вчерашний вечер мы не договаривались.
— Ну, возможно, я и ошибся, — с неожиданной кротостью ответил отец.