Глория собиралась сегодня заночевать в доме первый раз, и Лаврову было это известно. Он нарочно пугал ее. Вдруг попросит остаться?
Она не попросила.
На ужин великан запек гуся с яблоками и подал красное вино из запасов Агафона. Молчаливый и насупленный, он с проворством вышколенного официанта накрыл на стол.
– Ты сносно готовишь… – похвалил его стряпню Лавров.
Слуга не удостоил гостя даже взглядом. Он старался угодить хозяйке, а на Лаврова ему было наплевать.
– Я не считаю Санту надежным охранником, – заявил Лавров, когда тот удалился. – И вообще, зря ты отказалась от камер наружного наблюдения.
– Мне не нужны камеры. Агафон как-то обходился без них! И я обойдусь.
– Ну-ну…
Лаврова все раздражало. Вкусный ужин, отменное вино, отсутствие страха в глазах Глории и, главное, то, что она не просила его провести с ней первую ночь под крышей мрачноватого дома.
– Ей-богу, здесь свили себе гнездо призраки, – сказал он, поеживаясь. – Именно в таких жилищах они и селятся.
Глория пожала плечами.
– Решила похоронить себя в этом медвежьем углу?
– Наоборот, начинаю новую жизнь, – возразила она.
– Неуютно мне тут, – признался Лавров. – Поеду, пожалуй… Спасибо за угощение.
Хозяйка не стала его задерживать…
Глава 2
Москва.
Господин Зубов, глава инвестиционной компании «Крез», изучал рейтинги ценных бумаг. В его кабинете на седьмом этаже офисной высотки все напоминало контору старого английского банка, – чопорность и умеренный комфорт. Строгая мебель, минимум технических средств, темные кожаные диваны, мягкие шторы вместо новомодных жалюзи. Из окна открывался живописный вид на Замоскворечье.
Зубов устало потер переносицу и откинулся на спинку кресла. Он прикинул, сколько денег нужно изъять из оборота, чтобы достроить наконец свое загородное поместье, и ужаснулся. Сумма вышла приличная. Наверное, он слишком размахнулся. Надо бы пересмотреть смету, ужаться. А не хочется! Приятно чувствовать себя барином… покровительствовать искусству, жертвовать на благотворительность, пополнять коллекцию живописи…
– Ох-хо-хо… удовольствия нынче недешевы… особенно интеллектуальные, – пробормотал он и погрузился в размышления.
Было слышно, как тикают подаренные на юбилей часы с алмазной россыпью вокруг циферблата. Эти часы, сделанные на заказ, преподнесли ему сотрудники компании вскладчину. Неужели ему стукнуло сорок пять? Уже сорок пять! Время неумолимо…
Кажется, только вчера он окончил университет, работал инженером на подмосковном заводе… попал под сокращение, махнул в столицу, увлекся биржевой игрой. Ему везло. Первые деньги прокутил, – снял деревянный дом в деревне и неделю пьянствовал с друзьями. Дом был просторный, из крепких бревен, с настоящей русской печью. Стол ломился от деликатесов. Французский коньяк закусывали черной икрой, шампанское плескали в парной бане на каменку вместо травяного отвара, потом выскакивали голые на мороз, катались в снегу… Привезенные из города «девочки по вызову» развлекали хмельную компанию стриптизом и интимными услугами за счет Зубова, пока тот не остался без копейки. Было не жаль бездарно потраченных баксов. Легко пришли, легко ушли…
Именно с той ошалелой попойки и началась его коллекция. Хозяин, у которого Зубов снимал дом, предложил купить у него картину. Старинное полотно, работу крепостного художника…
«Мы из потомственных купцов будем, – хвалился старик. – После войны от всего нажитого добра осталась только эта картина. Чудом уцелела. Восемнадцатый век! Истинно говорю! Гляди, какие трещинки по краске пошли… За нее знаешь, какие деньжищи в антикварном магазине отвалят?»
«Так и неси ее в антикварный магазин… – едва ворочая языком, отвечал Зубов. – У меня, папаша, карманы пустые! Раньше надо было предлагать…»
«Не… – упрямо качал головой тот. – В магазин не понесу. Тебе хочу продать! Приглянулся ты мне…»
«Тогда даром давай картину, старик…»
«Даром не получишь, – рассердился хозяин. – Ишь, губу раскатал! Даром ему подавай…»
«Ну, нет так нет…»
Зубов во хмелю даже не разглядел толком полотно и почти сразу забыл о нем. Однако хозяин на прощанье напомнил ему о своем предложении.
«Когда опять разбогатеешь, сынок, приезжай, – со слезами в голосе вымолвил он. – Картина тебя ждать будет. Не собирайся долго. Боюсь, помру… и не увидимся боле. А картину кто-нибудь чужой к рукам приберет. Не простая она… не тут ее место…»
После того кутежа Зубова от спиртного отвернуло. Перебрал сильно, месяц даже запаха алкоголя не переносил. Потом попустило.
Мысли о «картине крепостного художника» крепко засели у него в голове. Вдруг и правда антикварное полотно? Находят же картины баснословной стоимости на чердаках и в кладовках, среди никчемной рухляди? А он свое счастье сдуру проворонил!..
Очередная успешная биржевая операция принесла Зубову немалую прибыль, и первое, что он сделал, – отправился в ту самую деревню. Страшился, опоздает, не застанет старика в живых. Но тот сидел во дворе, словно поджидая дорогого гостя… Кинулся навстречу, лобызаться. Прослезился от радости.
«Это ты, сынок! Я знал, что приедешь…»
«Давай картину, папаша. Не передумал еще продавать? Я деньги привез».
«Деньги… хорошо… – кивал седой головой хозяин. – На похороны мне хватит?»
«Хватит и еще останется. Я нынче щедрый!»
Старик метнулся в дом и вынес замотанное в чистую холстину полотно.
«Бери, сынок… Увидишь, она тебе службу сослужит! Береги ее… никому не показывай…»
«Это почему?»
«Сам поймешь…»
«Хитришь, папаша? Зря! Я к тебе со всей душой…»
Дед спрятал деньги в карман широких штанов и сразу потерял к гостю интерес. Заскучал, пригорюнился.
Зубов стоял посреди двора, переминаясь с ноги на ногу. Ждал, что старик его в дом пригласит, медом угостит, чаем из родниковой воды. Но тот сел на скамейку и застыл, словно истукан. Иди, мол, мил человек, откуда пришел.
Зубов вздохнул, взял картину под мышку и зашагал к своей подержанной иномарке. В ту пору он только такую машину мог приобрести. И на нее все косились с завистью…
Теперь-то он на роскошном внедорожнике разъезжает, – серебристом «лексусе». А былого счастья уже не испытывает. Годы, возраст… привычный достаток. Ничем его не удивишь, ничто ему не в диковинку.
Зубов встал из-за стола и подошел к окну, залюбовался белыми крышами домов, церковными маковками, облитыми закатным солнцем.
А ведь та картина всю его жизнь перевернула, исковеркала. Или, наоборот, одарила невероятно…
Зубов вспомнил, как дома развернул полотно, водрузил на письменный стол и долго смотрел на него в недоумении. Портрет и портрет… видно, что давний, – верхний слой краски потрескался от ненадлежащего хранения или просто от времени. На обратной стороне холста, – подпись автора, неразборчивая, размашистая. Не прочитаешь.
«Надул меня старый хрыч, – беззлобно подумал Зубов. – Всучил задорого обычную мазню. Не всякая живопись ценится, пусть даже и восемнадцатого века».
Поскольку тогда еще он был полным профаном в искусстве, то решил обратиться к музейному реставратору. Из любопытства. Благо, тот проживал по соседству и нередко перехватывал у Зубова деньжат до зарплаты. Семья у реставратора – семеро по лавкам, а государственное жалованье мизерное.
«Хоть плачь! – жаловался он Зубову. – Я бы кооперативную палатку открыл, да капитала нету. Вот, вынужден перебиваться… детишкам на молочишко. Стыдно просить, а что делать?»
«Ты бы, Аполлинарий Акимыч, с частными коллекционерами пообщался. Руки у тебя золотые, опыт накоплен, – спрос на твой труд непременно появится».
«Нет во мне коммерческой жилки, – сокрушался реставратор. – Не умею я себя рекламировать… А без этого нынче беда!»
«Как же ты собрался палатку открывать? Прогоришь ведь…»
«Прогорю, – понуро кивал незадачливый отец семейства. – Видно, судьба моя такая: влачить дни свои в нужде и бедности. Детишек только жалко…»
«Зачем же ты наплодил их, Акимыч?»
«На то не моя воля, – Божья! Сколько Бог дал нам с женой приплоду, столько мы и растим. Супруга моя – верующая, на грех не способная. И я с ней в том солидарен. Дети – наш крест. Господь терпел и нам велел…»
Такие весомые аргументы ставили Зубова в тупик. Он терялся и смущенно отводил глаза.
«Хочешь, я тебе работенку подкину?» – однажды предложил он реставратору.
«Какую? – нахмурился тот. – Грузчиком, ящики таскать? Не пойду. Мне руки беречь надо».
«Помилуй, брат, зачем же сразу грузчиком? У меня магазинов нет, и палаток я не держу. Мне тут картину подкинули старинную… в порядок ее привести требуется. Сможешь?»
«Попробую…»
«Ну так зайди ко мне в свободное время. Поглядишь, консультацию дашь… не обманул ли продавец. Правда ли, что полотно художник восемнадцатого века написал?»
